Победитель (Лунная трилогия - 2)

- Ты думаешь, что Ерет?..

- Да, Ваше Высочество. Сегодня он еще беззаветно предан Победителю, но в нем усиливается обида из-за этой девушки и, может быть, когда-нибудь, со временем...

Элем не торопился с ответом. Он что-то долго обдумывал, глядя в окно, как под действием пуль разрушается толстая стена, служащая солдатам мишенью, но в конце концов медленно сказал:

- Ты ошибаешься, Севин. Ерет всей душой предан благословенному Победителю так же, как и мне, первосвященнику, следовательно, можно смело требовать от воинов, чтобы они прежде всего слепо подчинились ему. Им это будет понятно, ведь Ерета сам Победитель назначил их вождем.

Теперь первосвященник отошел от окна, он несколько раз прошелся медленным шагом по огромному залу, потом снова сел у мраморного стола и погрузился в чтение.

Севин не уходил. Элем, заметив его выжидательную позу, поднял на него вопрошающие глаза.

- Тебе что-то нужно? - спросил он.

- Я хотел спросить, не прикажет ли Ваше Величество заключить в тюрьму бывшего брата нашего, Хому?

Элем быстро пошевелился.

- Ах так! Хома... Что с ним?

- Мы давно знали, что он выжил из ума, хотя всегда было достаточно людей, веривших его словам... Но теперь, боюсь, что его безумие переходит всякие границы...

- А слушают его? - прямо спросил Элем, нетерпеливо отбрасывая всякие недомолвки, какими обычно пользовался даже в разговоре со своим доверенным лицом.

- Пока не очень, но в один прекрасный день это может случиться...

Элем задумался.

- Нескоро наступит это время! - сказал он как бы про себя.

- Не знаю. Мне донесли, что Хома появился среди рыбаков в окрестностях Перешейка - там люди темные, дикие и необразованные...

- Многие из этих рыбаков вступили в войско Ерета,- заметил первосвященник.

- Да, но не все. Те, которые остались дома, слушают теперь безумные речи впавшего в детство старика. Ваше Высочество, что он болтает...

Элем молча наклонил голову.

- Говорит,- продолжал Севин,- что Победитель не является Победителем, потому что мертвые не встали при его появлении, как было обещано в Писании, поэтому все Братья Ожидающие, ушедшие из Полярной Страны,- отступники, он даже осмеливается, Ваше Высочество...

- Ладно,- прервал Элем,- достаточно. Это не имеет значения. Оставьте Хому на свободе. Он совсем выжил из ума, и ни один разумный человек не обратит на него внимания. Только следите, чтобы он находился среди рыбаков. Никуда в другое место его не пускайте.

- Как Ваше Высочество...

- Это напомнило мне о здешнем мудреце, Роде. Что с ним? Севин пренебрежительно махнул рукой.

- Он не опасен! Слишком много командует, всех хочет учить. Над ним постоянно смеются еще со времени Малахуды...

- Неужели у него нет сторонников?

- Горстка, о которой и вспоминать не стоит! И если Ваше Высочество захочет принять мой совет...

- Говори!

- Лучше оставить его в покое. Пока его не преследуют, поверить ему могут только люди ученые и просвещенные... А ими смело можно пренебречь. А народ...^Народ жаждет заполучить те страны за морем, где живут шерны, и не верит, что на Великой Пустыне можно найти что-либо пригодное для проживания. Только если Ваше Высочество запретит Роде высказываться или, что еще хуже, осудит его на смерть, толпа начнет задумываться и предполагать, что в его словах должна была содержаться какая-то правда... Другое дело Хома. Он, как член ордена, подчиняется нам... и это никого бы не удивило...

Первосвященник махнул рукой в знак того, чтобы он замолчал.

- Да, да. Хорошо. Я подумаю, что можно сделать...

Севин поклонился и, видя, что Элем углубился в разложенные перед ним бумаги и ни о чем больше его не спрашивает, тихо удалился из комнаты. Однако едва двери за ним закрылись, бывший глава Братьев Ожидающих сорвался с места и начал быстрыми шагами ходить по комнате. На некогда бритой голове у него отросли густые волосы, длинная и черная борода резко выделялась на фоне сверкающей желтой одежды. Губы были крепко сжаты, глаза под нахмуренными бровями беспокойно бегали, все время обращаясь к окну, выходящему на площадь, где Победитель тренировал своих воинов.

Элем остановился и посмотрел туда. Он внимательно следил за каждым движением воинов, замечал быстрые движения рук, поднимающих к лицу оружие, и после каждой вспышки выстрела переводил взгляд на рассыпающуюся под градом пуль стену.

- Уже сегодня вечером,- шепнул он себе.

Он посмотрел на солнце - оно стояло еще высоко, очень высоко - и первосвященника охватило неожиданное нетерпение. Он, живший в Полярной Стране, не знающий времени, дней, восходов или заходов, теперь дрожал при мысли о том, что конец дня еще далек, что не скоро еще замерзнет вода в вечернем холоде, построив Победителю мост для крылатых саней, которые увезут его в таинственную страну шернов. Элему хотелось, чтобы тот скорее выступил в этот поход. Вслух он говорил себе, что ждет как можно более быстрого разгрома шернов, вечных врагов людей, но в глубине души чувствовал, что будет рад, когда Победитель уйдет сражаться, оставив ему, первосвященнику, безраздельную и безграничную власть над страной и людьми.

А когда Победитель вернется...

Он не думал, не хотел думать ничего плохого. Он нерушимо верил, что тот, который прибыл, согласно священным книгам и предсказаниям пророков, является Победителем, сотни лет ожидаемым Братьями, верил, что с ним пришел новый порядок жизни на Луне, но невольно воображал себе этот новый порядок, как период своей власти...

А когда Победитель вернется из-за Великого Моря...

Он еще не думал ни о чем плохом. Однако перед его глазами вставала чудесная, сверкающая машина Победителя, которая стоит готовая к возвращению на Землю,- и отлет которой он, первосвященник, будет благословлять и оплакивать, воздавая должное улетающему на ней победоносному пришельцу, который покорил шернов и уничтожил их поселение на Луне, чтобы народ мог жить безбедно под управлением Элема, первого из нового рода первосвященников...

А если... Если бы?..

Он не хотел допускать даже мысли о том, что Победитель захочет остаться на Луне и править сам, оставив ему, Элему, лишь тень его власти... Ни один пророк никогда не обещал, что Победитель останется на Луне и это не было догматом.