Млечный Путь №1 (1) 2012

Как-то вдруг вываливаюсь на полянку и вижу разом все: мотоцикл, ждущий в сторонке, а прямо перед собой – Аню, соседскую дочку. Аня полностью раздета, по груди течет кровь. Сразу вспоминаются рассказы, что уже год ходят по окрестным деревням, что маньяк, прежде чем изнасиловать украденную девчонку, делает ей надрезы на груди и насилует истекающую кровью. Сам насильник с ножом в руке стоит напротив Ани и свободной рукой стаскивает джинсы.

– Что ты делаешь, гад!

Палкой со всего маху вдоль хребта. Рубец, небось, и за месяц не сойдет.

Парень круто оборачивается. В глазах ни тени испуга. Кривая усмешка оскалом растягивает рот. Полусогнутая рука направляет нож в мою сторону. Во всей повадке чувствуется профессионал, перед которым я, что цыпленок перед мясником.

Удивительно, как много успеваешь заметить и понять за эту секунду.

Палка у меня снова на замахе, и я бью, стараясь попасть по руке с ножом. Мимо! Парень ускользает от удара и, словно слившись со своим кинжалом, прыгает на меня.

Сгубили его штаны, джинсы, спущенные, но не сброшенные окончательно. Убийца запутался в собственных штанах и не прыгнул, а упал. Инстинктивно я выбросил вперед левую руку… оттолкнуть?.. поддержать?.. Про нож, зажатый в кулаке, я попросту забыл. Лезвие легко вошло в мускулистый живот на все свои тринадцать сантиметров. Это мне потом сказали про тринадцать сантиметров, а прежде мне в голову не приходило измерять длину ножа.

Парень согнулся и, всхлюпнув, повалился на бок в сосновые иголки.

Я перевел удивленный взгляд на нож, по-прежнему зажатый в кулаке. Лезвие было чистым. И все же мой противник лежал на земле и беспомощно сучил ногами, словно еще собирался прыгать.

Спрятал нож, повернулся к Ане.

– Что с тобой? – Как будто сам не вижу и не понимаю ничего.

– Деда Сема…

– Сейчас я тебя перевяжу, и пойдем отсюда.

– Деда Сема, там…

Резко оборачиваюсь. Маньяк уже не скребет ногами, он ползет, стараясь дотянуться до оброненного ножа. Носком резинового сапога откидываю нож в кусты… хочешь, ползи за ним туда.

Чем же перевязать девочку?.. и во что одеть? Сарафан и трусики распороты ножом, убийца экономил время и не затруднялся в выборе средств. Обрывки сарафана сложил вчетверо, закрыл кровоточащие разрезы на груди. Какая же сволочь этот тип, на что позарился! Это же ребенок, грудка только-только начала набухать.

Поднял рубаху, скинутую мерзавцем, встряхнул… Надо же, чистая.

– Надевай.

– Нет! – отшатнулась испуганно, словно это не рубаха, а ее хозяин собственной персоной.

– Ну, что ты?..

– Это его.

– И что с того? Он твой сарафанчик разрезал, а мы его рубаху заберем.

Еле заставил одеться. Голышом ей не так страшно, как в его рубахе.

Этот за спиной хрипит и булькает. Может быть, хочет что-то сказать. Плевать на него. Сейчас главное Аня. Одна капля девочкиной крови важнее его поганой жизни.

Аня идти не может. Нервы, потеря крови, все разом. Беру девочку на руки, несу. Через полсотни шагов руки наливаются свинцом. Вроде бы весу в пигалице всего ничего, а вот, поди ж ты…

Тропка выводит на дорогу. Тут можно передохнуть. В любом случае, я больше не могу. Руки отваливаются.

Из-за поворота вылетает мотоцикл с коляской, на землю ссыпаются две фигуры с автоматами.

– Вот он! Стоять! Отпусти ребенка!

– Деда Сема!

– Тише вы! Девочка ранена. А тот, которого вы ищете, он в лесу. Я его, кажется, зарезал…

* * *

– В результате стычки между Самуэлем Леженом и Алексом Петришевым последний получил удар ножом в живот, от которого и скончался час спустя. Самуэль Лежен вынес раненого ребенка из леса, где был встречен людьми шерифа.

– Наконец хоть один мужчина в этой истории… – проворчал Марк Брайен.

– Я одного не понимаю, – встрял простоватый Бобби Сторм, – если убийцу зарезали, кого мы будем судить?

– Итак, материалы дела вам предоставлены, – произнес кургузый помощник судьи, – и теперь вам предстоит ответить на следующие вопросы… – голос его зазвенел и принял вид торжественности: – Народ против Самуэля Лежена, эсквайра! Виновен ли упомянутый Лежен в том, что имел и носил при себе нож неуставной длины – тринадцать сантиметров против дозволенных двенадцати, – изготовленный из инструментальной стали высокой твердости, что также является нарушением. Самуэль Лежен обвиняется также в том, что первым напал на Алекса Петришева, оскорбив его и ударив палкой вместо того, чтобы обратиться к нему со словами увещевания. Таким образом, неправильные действия Лежена вынудили пострадавшего принять адекватные меры самообороны и взяться за нож. Самуэль Лежен обвиняется в нанесении Алексу Петришеву тяжких телесных повреждений, повлекших смерть пострадавшего. Вам предстоит ответить на вопрос, виновен ли Самуэль Лежен в неоказании помощи раненому Алексу Петришеву, и были ли в его действиях отягчающие моменты, поскольку сам Лежен объявил, что не собирался помогать умирающему. Самуэль Лежен обвиняется также в сексуальных домогательствах по отношению к несовершеннолетней Анне N. Не будучи ни ее родителем, ни опекуном, ни медиком, имеющим соответствующий диплом, он касался обнаженного тела девочки и нес ее на руках, что, несомненно, можно расценивать, как действия сексуального характера…

Там было еще много пунктов обвинения, так что под конец ум у меня начал заходить за разум. Перед нами лежали два ножа, причем тот из них, что принадлежал маньяку, был, по крайней мере, на дюйм длиннее, а нам говорили что-то о правах убийцы и называли его пострадавшим. Более того, спаситель девочки непостижимым образом превращался в насильника. Люди за столом трясли головами, как бы стараясь прочистить уши и убедиться, что они не ослышались. Один крючкотвор Бичер впитывал юридические извращения кургузого всеми порами высохшей души. Но даже он, как оказывается, готовил речь в защиту обвиняемого. Меня же интересовало одно: сколько лет каторжных работ готовит отставному учителю государство, столь гуманное, что даже детоубийцу и насильника оно не смеет покарать, как то полагается у нормальных людей.

– По-моему, он издевается над нами, – прогудел Марк Брайен, когда обвинительное заключение было прочитано. – Предлагаю гнать его взашей.

– Нет, – возразил я. – Сначала мы должны вынести вердикт. Иначе, господин помощник федерального судьи вылезет из своего вихря в такой стране или таком времени, где его выслушают с сочувствием и признают честного человека убийцей.

И мы вынесли вердикт.

Нас было двенадцать очень разных джентльменов и, честно говоря, не все были в достаточной степени уважаемы, чтобы избираться присяжными. Среди нас был Перси Бичер, который в угоду юридическим хитросплетениям мог проголосовать за любой приговор. Среди присяжных был полковник Престон, полагавший, что штафирка всегда неправ и заслуживает наказания. Среди нас, в конце концов, был Робин Тоб, которого хлебом не корми, но дай засудить невинного. Но сегодня все двенадцать присяжных по всем пунктам обвинения признали Самуэля Лежена невиновным. Мы скрепили вердикт своими подписями и проводили мистера Эйваноу до вихря, ожидавшего его у коновязи.

Мы все сделали по совести, но не ради уважения к законам, которые уважения не заслуживают, а, как сказал Марк Брайен, ради единственного мужчины в этой неприглядной истории. Пока в той стране, откуда прибыл мистер Эйваноу, есть такие нарушителя закона, для нее не все потеряно.

Наталья Сорокоумова Теория воспитания

…Помнится, мы сидели с Ним в каком-то грязном ресторанчике, полном шума, сигаретного дыма и скверной еды. Он сидел напротив, подперев кулаком щеку и, казалось, смотрел мимо меня. Непонятно было – слушает или нет. Я говорил Ему что-то про теории воспитания, вспоминал, по-моему, даже Макаренко, на что Он только чуть приподнял тонкую бровь, не ответив. Точно помню только одно из последних своих предложений: