Звездный двойник

— Да, да, ваш второй эшелон… мм… А вот этот… Браун?

Я был неприятно удивлён. Ведь говорили, Виллем должен одобрить список без нареканий! Я-то боялся, в основном, отвлечённого трёпа, и то не очень — хорошим собеседником легко прослыть, всего лишь не перебивая.

А Лотар Браун… Известный тип — «перспективный молодой человек». Я знал его по ферли-храну, да со слов Билла и Роджа. Он появился на горизонте уже после отставки Бонфорта и не занимал раньше руководящих постов. В партийной же верхушке Браун являл собой нечто непонятное: уже не солдат, ещё не сержант. Если верить Биллу, Бонфорт рекомендовал для начала дать ему шанс проявить себя во временном правительстве и прочил Брауна в министры внеземных путей сообщения.

Родж Клифтон его, похоже, не одобрял; он поначалу вписал на это место Анхель Джезуса де ла Торре-и-Переса, заместителя бывшего министра. Однако Билл подчеркнул, что раз с Брауном не всё ясно, настал подходящий момент его проверить: правительство временное, натворить дел он, если что, не успеет. И Клифтон сдался.

— Браун… — промямлил я, — н-ну что ж, перспективный юноша… Талантлив…

Виллем промолчал и вновь опустил глаза. Я лихорадочно вспоминал, что там у Бонфорта было о Брауне. Талантлив… прилежен… аналитический склад… Было ли там что-нибудь «против»? Да нет, разве что «маска внешней любезности»… Так это не смертельно. С другой стороны, и «за» доводов немного, а о «верности», скажем, или «честности» Бонфорт вообще не упомянул… Сомневаюсь, что это настолько важно: ферли-хран — собрание сведений, а не описание характера…

Император отложил список.

— Как, Джозеф — сразу хочешь присоединить Гнезда Марса к Империи?

— Да, сразу после избрания, сэр.

— Кончай, ведь прекрасно знаешь, до избрания я от тебя этого не потребую. Кстати, ты разве разучился выговаривать «Виллем»? «Сэр, сэр…» Извини, но слышать такое от человека, который старше тебя на шесть лет… Мы же не на дворцовом приёме.

— Хорошо, Виллем.

— Так вот. Оба мы знаем, что я не имею права вмешиваться в политику. Знаем мы и то, что правило это — лишь фикция, показуха для дураков. Джозеф, ты истратил многие годы, чтобы создать условия, при которых Гнёзда согласятся полностью войти в состав Империи. — Он указал на мой Жезл. — Уверен, ты уже своего добился. И если ты победишь на выборах, то постараешься уломать ВА уполномочить меня провозгласить присоединение. Так?

Поразмыслив, я протянул:

— Виллем, ты… вы… вы же прекрасно знаете о наших планах. Должно быть, появились причины вновь поднимать эту тему?

Он поболтал соломинкой в своём бокале и уставился на меня, в точности изобразив бакалейщика из Новой Англии, собравшегося как следует обругать прицепившегося к нему бродягу:

— Ты, может, совета моего спрашиваешь?! Конституция всё это описывает как раз наоборот — я с тобой должен советоваться…

— Да я рад буду вашему совету, Виллем! Хотя не обещаю обязательно ему следовать.

Он рассмеялся:

— Да, Джозеф, чертовски туг ты на обещания. Хорошо. Допустим, ты выиграл выборы и вернулся в свой кабинет, но присоединения Гнёзд удаётся добиться лишь самым мизерным большинством. Если так, я не советовал бы тебе вылезать с вотумом доверия. А если с Марсом вовсе не выгорит, лучше прими спокойно взбучку, но останься на своём посту. Ничего, терпенье и труд всё перетрут!

— Но почему же, Виллем?

— Потому, что оба мы — люди терпеливые. Видишь, — он указал на родовой герб, — Я поддержу! Это не ради пустого звона сказано, да и не дело королю бросать слова на ветер. Дело короля — защищать, не отступая, и отводить удары. В Конституции написано: не моё собачье дело, будешь ты премьером, или нет. Однако реальное единство Империи — моё дело! Думаю, если с марсианским вопросом сразу не выгорит, после выборов вам следует выждать: во многих других отношениях политика ваша встретит понимание. А когда сможете собрать подавляющее большинство, придёшь и скажешь: «Виллем, ты теперь вдобавок — император Марса». Так что — не суетись попусту.

— Всё это следует обдумать, — осторожно заметил я.

— Вот и обдумай. А с каторгой — что?

— Каторгу мы сразу после выборов упраздним, не откладывая в долгий ящик!

Отвечая так, я не рисковал: Бонфорт всей душой ненавидел нынешнюю пенитенциарную систему.

— Ох, поклюют тебя за это!

— Могут. Ну и пусть их — большинство мы наберём!

— Рад, что ты не меняешь убеждений, Джозеф. Мне тоже неприятно видеть стяг Оранских на каторжных транспортах. Ну, а свобода торговли?

— После выборов — да.

— А казну за счёт чего собираешься пополнять?

— По нашим прикидкам, после освобождения торговли произойдёт подъём производительности, и доходы будут существенно выше, чем таможенные пошлины.

— А если не произойдёт подъёма?

Что делать в этом случае, я не знал — экономика для меня слишком загадочна и непостижима, есть в ней, на мой взгляд, что-то мистическое. Заранее же вопрос предусмотрен не был. Я усмехнулся:

— Виллем, этот вопрос я тщательно и всесторонне проработаю. Однако вся программа Партии Экспансионистов основана на том, что свобода торговли, свобода перемещений, всеобщее равенство, всеобщее право гражданства и минимум имперских ограничений — благо не только для подданных Империи, но — для самой Империи! Понадобятся деньги — найдём! Но не путём дробления Империи на округа!

Всё это, кроме первой фразы, принадлежало Бонфорту, я лишь постольку-поскольку примеривался к обстановке.

— Ладно, ладно, это ты избирателям рассказывай, — буркнул Виллем. — Я только спросил.

Он снова взял со стола список:

— Так ты уверен, что здесь все на своих местах?

Я потянулся за листом, он передал список мне. Чёрт его знает, это же ясный намёк на непригодность, по его мнению, Брауна! И Конституция не нарушена… Однако, клянусь всем запасом угля в пекле, не мне же менять что-либо в списке, составленном Роджем и Биллом!

С другой стороны, не Бонфорт же его составил! Они считали, что Бонфорт составил бы его так, будучи in compos mentis [31]…

Мне ужасно захотелось сбегать и спросить у Пенни, что она думает об этом Брауне.

Я взял со стола Виллема ручку, вычеркнул из списка Брауна и печатными буквами — имитировать почерк Бонфорта я всё ещё не рисковал — вписал: «де ла Торре». Император сказал просто:

— Вот теперь ты, сдаётся мне, собрал крепкую команду. Удачи, Джозеф. Она тебе здорово пригодится.

На этом аудиенция завершилась, но повернуться и уйти я не смел. Нельзя же так вот покидать короля; эту прерогативу они за собой сохранили. Виллем захотел показать мне свою мастерскую и новые модели поездов. Похоже, он сделал для возрождения этого старинного хобби больше, чем кто бы то ни было, но всё же, на мой взгляд, игрушки — не для взрослого человека. Однако его последнее произведение — игрушечный локомотив для экспресса «Королевский Шотландец» — я вежливо расхваливал до небес.

— Сложись всё по-другому, — император преклонил колени и запустил обе руки в двигатель игрушки, — я стал бы неплохим управляющим магазина игрушек, или старшим машинистом. Но… Обстоятельства рождения сильнее нас.

— И вы, Виллем, серьёзно предпочли бы такую работу нынешней?

— Не знаю. Здесь тоже не плохо: времени занимает мало и платят сносно, да и социальное страхование — по первому классу. Возможные революции я в расчёт не беру — в смысле них нашему семейству всегда везло. Правда, скучна работёнка, по большей части. Любой заштатный актёр справился бы.

Он окинул меня быстрым взглядом:

— Тебя-то я избавлю от всяких там закладок первого камня или приёма парадов, сам понимаешь.

— Понимаю и ценю.

— Первый раз за долгие годы у меня есть шанс подтолкнуть всё на верный путь — то есть, на тот, который я считаю верным… Царствовать — вообще очень странное занятие, Джозеф. Предложат — не соглашайся!

— Боюсь, поздновато мне, даже если б и захотел.