Авадон (СИ)

6

Стены, обитые войлочными матами; лампочка в зарешеченном колпаке на витом проводе; тонкий полосатый матрас в рыжих пятнах; узенькое окошко под самым потолком, прорубленное в толще стены; параша в углу; перевернутая латунная миска валяется на полу; куча лохмотьев...

Где-то так Лимек себе все и представлял. Меерс щелкнул выключателем, и вместе с тусклой лампочкой сработала противно-гундосая сирена. Куча лохмотьев встрепенулась, на миг явив лысую шишковатую голову, которая тут же втянулась обратно, а потом попыталась поплотнее вжаться в стену.

- Подъем! - скорее взвизгнул, чем крикнул Меерс. - Быссстро!

Лохмотья пришли в движение, начав сложную многоступенчатую процедуру вставания. Ветхое одеяло сползло на пол. Под ним прятался очень худой и нескладный человек, одетый в широкие и короткие штаны и драный свитер. Придерживаясь рукой за стенку, человек сперва встал на колени, потом странно изогнул спину, оттолкнулся второй рукой и рывком поднялся, с трудом удерживая равновесие.

- Господин Лимек, разрешите представить вам инженера Персиваля Петерсена, - произнес доктор брезгливо.

У Петерсена (Лимеку вдруг дошло, что он ни разу не видел его - ни в досье, ни в доме инженера не нашлось ни одной фотографии) была большая, обритая наголо голова неправильной формы и узкое, почти треугольное лицо с острым подбородком. Лицо и голову сейчас покрывала густая поросль щетины с пятнами седины. Глаза - огромные, темные, глубоко запавшие, были похожи на два нефтяных пятна, подернутых мутной пленкой. На висках виднелись свежие ожоги от электродов.

- Таким его нашли три дня назад, сразу после Шторма, - сообщил Меерс. - В Левиафании, на детской площадке. В яме глубиной около метра. Судя по грязи под ногтями, он сам вырыл себе могилу...

- Что с ним?

Меерс пожал плечами.

- Кто знает?.. Он был абсолютно невменяем, не обращал внимания на окружающий мир, периодически плакал, иногда смеялся. По настоянию полковника Шварца к пациенту применили электрошоковую терапию, но, как видите, безрезультатно. Последние два дня мы держим его на медикаментах - у пациента абстинентный синдром вследствие давней опиумной зависимости... Вообще, симптомы напоминают тяжелую форму аутизма. Реагирует только на резкие команды и болевые импульсы.

- Это из-за Шторма?

- Может быть. А может быть, и нет. Он ведь исчез до того... Если хотите знать мое мнение, то я предполагаю, что инженер испытал на себе свой аппарат.

- Каков принцип действия аппарата?

- Я же говорил - не имею даже малейшего представления. У Петерсена был лаборант, то ли Завадски, то ли Залимски... можете попытаться спросить у него.

- Он ничего не знает, - покачал головой Лимек.

- Это он вам сказал? - хитро усмехнулся Меерс. - Ну-ну... Этот паренек был правой рукой Петерсена.

Сучонок, подумал Лимек. Провел меня, как мальчишку.

- Мне только известно, - продолжил Меерс, - что аппарат Петерсена - в конечном варианте - давал оператору полную власть над эмоциями подопытного, как в биохимическом, так и в нейронном аспекте. Аппарат позволял контролировать страхи, радости, надежды в общем-то неограниченного числа людей, лишь бы хватило электроэнергии и мощности излучателя. Собственно, за этим он, очевидно, и понадобился Ксавье и Валлендорфу. Правда, у Персиваля возникли определенные сложности в эксплуатации аппарата...

- Кто такой Абель? - напрямик спросил Лимек.

При звуке этого имени Петерсен резко вскинул голову, но тут же, впрочем, уронил ее обратно. В широком вороте свитера, над выпирающей ключицей, запульсировала синяя жилка.

- Вы и про него знаете? - удивился доктор Меерс. - Боюсь, на этот вопрос вам сможет ответить только сам Персиваль. Он очень ревностно хранил инкогнито своего... как же он его называл... ах да, резонатора. Мы с Фостом по очереди забирали мальчонку из приюта, передавали его Петерсену, а вечером возвращали обратно. Что он с ним делал, как он вообще его нашел - понятия не имею. Знаю только то, что без этого Абеля аппарат Петерсена не работал. И, по всей видимости, работать больше не будет никогда...

В комнате - маленькой, душной, пропитанной вонью параши, за велеречивыми разглагольствованиями Меерса Лимек неожиданно уловил странный тихий гул, похожий на гудение трансформатора. Вслушиваясь, сыщик обвел взглядом помещение в поисках источника звука... и остановился на инженере. Последние пару минут Петерсен очень тихо и монотонно то ли выл, то ли стонал; по подбородку его сбегала струйка слюны.

- Я забираю его, - сказал Лимек. - По поручению фельд-полковника Шварца. На следственный эксперимент.

7

Всю дорогу до Левиафании Петерсен на заднем сиденье "Шкоды" издавал звуки: шумно дышал заложенным носом, сопел, ворочался, кашлял, зевал, покряхтывал, отсмаркивался в рукав, снова ворочался, шурша одеждой... Меерс, по настоянию Лимека проводивший их до парковки (бледный, как смерть, Залески послушно пил кофе за мокрой витриной кафе), выделил инженеру болоньевый плащ на пару размеров больше, чем нужно, и вязаную шапочку, чтобы прикрыть обожженные виски.

Стояла середина дня, и спальный район Левиафания будто вымер. Лимек гнал "Шкоду" по пустым мокрым улицам, и серые панельные многоэтажки таращились на него пчелиным сотами темных окон. Петерсена нашли на самой окраине Левиафании - огромном пустыре, раскинувшемся на обочине Фабричного проспекта. Пустырь, поросший колючкой и бурьяном, разметили на ровные квадраты под новостройки, и посреди этих квадратов уже разбили детскую площадку с пустой песочницей, горкой из черного сырого дерева и ржавыми качелями. На горизонте виднелось летное поле дирижаблей, а чуть левее горели огни боен и оранжерей Продкомбината...

Дождик разошелся не на шутку, размыв глинистую почву пустыря в полужидкую грязь, и Лимек из опасения завязнуть остановил "Шкоду" на обочине проспекта. Сыщик выключил двигатель, и Петерсен сразу притих, вжавшись в сиденье. Слышно было только, как дворники елозят по стеклу.

Найди ребенка, сказала Камилла. Это очень важно.

- Пошли, - Лимек обернулся к Петерсену. Тот никак не отреагировал, и тогда сыщик выбрался из машины первым. Ссутулив плечи и подняв воротник тужурки, чтобы спастись от холодных капель дождя, Лимек обогнул "Шкоду" сзади, открыл дверцу и за шиворот выволок Петерсена наружу.

- Пошли! - рявкнул сыщик, сопроводив команду пинком. Петерсен слепо, как зомби, побрел вперед; Лимек, сунув руки в карманы, двинулся следом.

Вблизи детская площадка производила еще более убогое впечатление, чем издалека. Качели проржавели насквозь и покосились; у горки были сломаны ступеньки. В песочнице валялся полусгнивший труп крысы. А между горкой и песочницей была вырыта яма неправильной формы, окруженная навалами жирной глины. Дно ямы скрывала бурая жижа.

- Значит, так, - сказал Лимек, машинально вытаскивая сигарету. Он размял ее в пальцах (сигарета тут же намокла), скомкал в кулаке и бросил в яму. - Сейчас я буду спрашивать, а ты будешь отвечать. Если соврешь мне, или будешь изображать идиота, останешься в этой яме навсегда. Понятно?

Петерсен, нелепый в светлом плаще и черной шапочке, стоял, чуть сгорбившись, и смотрел прямо перед собой. Лимек попытался поймать его взгляд.

- Мне надоело, что меня все держат за болвана, - прошипел сыщик. - Ксавье, Залески, Шварц, Меерс... Теперь еще и ты!.. - Лимек выдержал паузу и продолжил вкрадчиво. - Тебе я мог бы поверить. Если бы не одно "но". Там, в психушке, ты отреагировал на имя Абель. Помнишь?

В ответ Петерсен закрыл глаза. Сыщик схватил его за лацканы и встряхнул так, что голова инженера мотнулась на тонкой шее.

- Кто такой Абель?! - рявкнул Лимек. - Отвечай, быстро! Ну?!!

Петерсен отвернулся, и тогда Лимек ударил его открытой ладонью, наотмашь, со всей злостью и страхом, накопившимися за последнюю неделю. Брызнула кровь из разбитых губ, ноги инженера подкосились, и он начал съезжать вниз, в яму, в грязь. Лимек попытался его выдернуть, но размокшая земля под ногами отвалилась целым пластом, и оба рухнули в бурую жижу.