Белые горы (Триподы - 1)

Разумно. Я был уверен, что так и есть... Теперь при каждом движении я ощущал под рукой эту пуговицу. Было не больно, просто я знал, что она там. Почему я не чувствовал ее раньше? Та же мысль пришла в голову и Генри.

- Но он должен был знать о ней. Почувствовать.

- А может, и нет. В вашей стране бывают люди... которые развлекают - с животными, прыгают в воздухе, силачи и все такое прочее?

- Цирк, - ответил Генри. - Я однажды видел.

- К нам в город приезжал цирк, и там человек делал странные вещи. Он приказывал спать, и люди подчинялись его приказам. Они совершали даже такие поступки, из-за которых казались глупыми. Иногда приказ действовал спустя какое-то время. Моряк со сломанным бедром целую неделю ходил без костыля, после чего боль и хромота вернулись.

- Сейчас я чувствую ее, - сказал я.

- Мы тебе ее показали, - ответил Бинпол.

- Наверно, это и уничтожило приказ, Генри сказал нетерпеливо:

- Это не меняет фактов. Треножник из-за этой штуки может следовать за нами и поймать, когда ему вздумается.

Я видел, что он прав, и сказал:

- Остается только одно.

- Что?

- Если мы разделимся, и я пойду другим путем, вы будете в безопасности.

- Другим путем к Белым горам? Но ты все же приведешь его туда. Вероятно, это ему и нужно. Я покачал головой.

- Я туда не пойду. Вернусь назад.

- И будешь пойман. И на тебя наденут... наденут шапку? Я вспомнил, как меня сорвали со спины Аристида, как отделялась земля внизу. Надеюсь, я не побледнел от страха, который испытал.

- Сначала нужно меня поймать.

- Поймает, - сказал Бинпол. - У тебя никаких шансов уйти.

- Я могу по крайней мере увести его в сторону. Наступило молчание. Как я сказал, это единственный выход, и они должны будут согласиться. И говорить им ничего не нужно. Я встал и отвернулся.

- Уилл, - сказал Бинпол.

- Что тебе?

- Я сказал, что мы должны подумать. Я думал. Эта штука у тебя под мышкой, она маленькая, и хотя посажена прочно, не думаю, что она уходит глубоко.

Он помолчал. Генри спросил:

- Ну и что?

Бинпол посмотрел на него, потом на меня.

- Поблизости нет крупных сосудов. Но будет больно, если мы вырежем.

Сначала я не понял, к чему он ведет, а когда понял, от радости у меня закружилась голова.

- Ты думаешь, мы сможем?

- Попробуем.

Я начал стаскивать рубашку.

- Не будем тратить времени.

Бинпол не торопился. Он заставил меня лечь, подняв руки, и ощупал пальцами пуговицу и кожу вокруг нее. Я хотел, чтобы все поскорее кончилось, но был в его руках и понимал, что не должен проявлять нетерпения.

Наконец он сказал:

- Да, будет больно. Я постараюсь сделать это побыстрее, но тебе нужно что-нибудь закусить. А ты, Генри, держи его руки, чтобы он не мог вырваться.

Он дал мне кожаную лямку от своего мешка, чтобы я зажал ее в зубах; я ощутил на языке кислый резкий вкус. Нож был тот самый, что мы подобрали в большом городе. Его лезвие было покрыто чем-то вроде жира, и Бинпол немало времени провел, затачивая его. Но все же оно было, по-моему, недостаточно острое. По знаку Бинпола Генри зажал мне руки. Я лежал на левом боку лицом к земле. Прополз муравей и исчез в гуще стебельков травы. Потом Бинпол навалился на меня всем весом своего тела, левой рукой он еще раз ощупал пуговицу у меня под мышкой. Я как раз закусил ремень, когда он сделал первый надрез. Тело мое дернулось, я чуть не вырвал у Генри свои руки. Боль была мучительной.

Последовал еще один удар боли, и еще. Я старался крепче сжимать кожу, мне показалось, что я прокусил ее. Капли пота выступили у меня на лице; я видел, как они падали в пыль. Я хотел крикнуть ему, чтобы он прекратил, чтобы кончилась боль, и уже выпустил кожу, чтобы сказать об этом, как новый удар боли заставил снова прикусить ее вместе с языком. Горячий соленый вкус крови во рту и слезы на глазах. С огромного расстояния я услышал слова Бинпола:

- Отпусти его.

Руки мои были свободны. Боль была по-прежнему сильна, но все же легче, чем только что. Бинпол встал, и я начал подниматься вслед за ним на ноги.

- Как я и думал, - сказал Бинпол, - оно только на поверхности. Смотри.

Я выплюнул ремень и посмотрел то, что он держал в руке. Пуговица была серебряно-серая, примерно полдюйма в диаметре, толще в центре и заострялась к краям. Она была цельной, но производила впечатление, будто внутри ее имеются сотни крошечных деталей. К ней были прикреплены окровавленные клочки моего тела, вырезанные Бинполом.

Бинпол потрогал пуговицу пальцем.

- Любопытно, - сказал он. - Я хотел бы изучить ее. Жаль, что мы должны ее оставить.

Во взгляде его отражался неподдельный интерес. У Генри, который тоже смотрел на пуговицу, позеленело лицо. И во мне, при виде клочков мяса, поднялась тошнота. Я отвернулся. Когда я пришел в себя, Бинпол все еще разглядывал пуговицу.

Тяжело дыша, я сказал:

- Выбрось ее. И нам лучше идти. Чем дальше мы отсюда уйдем, тем лучше.

Он неохотно кивнул и бросил ее на траву.

- Как твоя рука? Сильно болит?

- Не помешает идти час-другой.

- Тут есть трава, которая залечивает раны. Я поищу ее по пути.

У меня уже вытекло немало крови, и она продолжала течь. Я вытирал рубашкой, а потом скатал ее в сверток и сунул под мышку. Так я и шел. Мое предположение, что ходьба отвлечет меня от боли, оказалось неверным. Болело даже сильнее, чем раньше. Но я избавился от пуговицы треножника, и каждый шаг уводил меня все дальше.

Мы продолжали подъем по неровной, большей частью открытой местности. Солнце садилось справа от нас: по другую сторону длинные тени почти поравнялись с нами. Мы молчали. Я сжимал зубы от боли. Если бы мы были в состоянии оценить, вечер стоял прекрасный и мирный. Тихо и спокойно. Ни звука, кроме...

Мы остановились и прислушались. Сердце у меня сжалось, боль на мгновение отступила, сменившись страхом. Звук, слабый, но постепенно усиливавшийся, доносился сзади - отвратительное улюлюканье, которое мы слышали в каюте "Ориона", - охотничий крик треножника.

Секунду спустя он вышел из-за холма, несомненно, направляясь к нам. Он был на расстоянии нескольких миль, но приближался быстро, гораздо быстрее обычной своей походки.

- Кусты... - сказал Генри.