Земное счастье

Картинка появилась как раз в тот день, когда Маран собрал их на совещание. Он считал, что группа к высадке готова. Язык, легенда, экипировка. Он спросил, нет ли возражений, и назначил день. А потом добавил ту фразу, насчет языка, И теперь оставалось всего трое неполных суток, а учить еще… Дан вздохнул и снова включил осточертевший гипнопед.

Когда Дан проснулся, Марана в комнате уже не было. В окно падал прямой солнечный свет, и Дан с удовольствием огляделся, обозревая повеселевшее от желтых, как земные, лучей помещение. Ему нравились эта комната, потолок, покрытый полосами белоснежной штукатурки, перемежавшейся балками матового темного дерева, стены, где побелка приятно контрастировала с деревянными же панелями, которыми были обшиты прилегавшие к кроватям участки, отполированный до блеска дощатый пол и, особенно, кровати, широкие, удобные, не слишком мягкие, но и ничем не напоминавшие койки Палевой. Нравились постоялый двор или гостиница, как хотите, толстый, немного флегматичный, но приветливый хозяин и худая, живая, постоянно носившаяся взад-вперед с подносами и кувшинами хозяйка, нравилось, как тут готовили и сервировали, нравилось даже кокетство хозяйской дочери, пышки с кудряшками, которая подавая на стол суп, зазывно на него поглядывала. Ему вообще нравилось тут, в Осте, столице королевства Стану, где правил многомудрый король Горт. Осте был, по земным меркам, небольшим городком, выстроенным, по преимуществу, из дерева. Королевство, да и весь континент были больше, чем наполовину, покрыты лесом, и древесина заменяла тут все прочие стройматериалы, из камня возводили разве что дворцы, и то не всегда. Невысокие, двух-трехэтажные дома городка островерхими крышами напоминали готические. Построены они были без особых выкрутасов, но добротно и умело. Здесь знали толк во всем, что касалось обработки дерева и добивались удивительных эффектов, сочетая разные породы. Снаружи дома покрывались особым лаком, не дававшим дереву мокнуть и гнить, внутри его, в основном, полировали, не уродуя красками естественнную фактуру и рисунок, сочетая оштукатуренные поверхности с обнаженными деревянными покрытиями. Особенно Дана восхитила присущая местным жителям опрятность. В гостинице специальный слуга целыми днями драил полы и лестницы, постельное белье было свежайшее, посуда безукоризненно чистая, да и весь город выглядел всегда только что подметенным и политым, на улицах никаких следов мусора, даже верховые животные — а ездили тут большей частью верхом, на низких, с удлиненными телами, мордами отдаленно напоминавших оленей, во всяком случае, оснащенных небольшими рогами, так называемых сниттах — даже снитты словно стеснялись ронять навоз на вылизанные до блеска мостовые. К тому же народ тут жил нешумный, люди сами были тихие, да еще и никаких стереовизоров, плейеров, динамиков и прочего орущего барахла. Сущий рай.

В городе они находились третий день, приехали, как и положено путешественникам, на сниттах, купленных в не слишком отдаленном порту, где они якобы сошли с корабля, доставившего с дальних островов экзотические товары типа пряностей и кораллов и почти сразу продолжившего путь вдоль берега к соседнему государству. Дан снова подивился про себя предусмотрительности Марана, настоявшего еще на Земле на уроках верховой езды. Правда, им троим — самому Марану, Дану и Патрику, уже доводилось ездить верхом на Перицене, в конце концов, лошади или изабры, разница невелика, главное, освоить дело в принципе, однако Маран ходил в манеж и сам, да и от Патрика с Даном требовал того же. По чести говоря, Дан подозревал, что Марану просто нравится ездить верхом, особенно на лошадях, которые явно были ему больше по вкусу, чем изабры, порой тот затрачивал на тренировки непропорционально много времени, но на Эдуре и даже уже на орбите над Эдурой Дан понял, насколько правильно Маран выстроил подготовительный период, стараясь учесть все возможности. Хороши бы они были тут, не умея ездить верхом и пытаясь изобразить дворян. Впрочем, здесь искусством верховой езды владели все, крестьяне или фермеры не меньше и не хуже, чем аристократы.

Дан помылся под лишенным рассекателя душем или, вернее, изогнутой полукругом трубой, водопровод тут, в отличие от Палевой, был, но без горячей воды, чтобы ее согреть, требовалось затопить дровами какое-то малопонятное устройство и подождать не меньше получаса, так что он предпочел помыться холодной, что в нынешнюю теплую летнюю погоду наказанием вовсе не казалось, помылся и оделся. Нравилась ему и здешняя одежда. Узкие, тесно прилегавшие в бедрах брюки, высокие сапоги — без шпор, тут ничего похожего не водилось, чувствительные снитты реагировали на движения всадника, чуть надавив коленом, можно было заставить или, вернее, надоумить животное повернуть. А когда верховой езды не предвиделось, сапоги меняли на мягкие мокасины. К штанам полагались короткая куртка из той же ткани и рубашка, в будни попроще, в выходные и по праздникам из сплошных кружев. Дан надел попроще, потом нацепил толстую серебряную цепь с круглой бляхой, тут такие были в моде, что позволяло носить с собой необходимую технику, и полюбовался собой в зеркале, резная рама которого на Земле стоила бы целое состояние. Как герой костюмного фильма, подумал он с добродушной иронией, не хватает только придворной дамы в необъятном платье из золотой парчи, к нежной ручке которой можно бы приложиться. Впрочем, дам тут было сколько угодно. Но при дворе. А добраться до двора оказалось непросто. Вообще завязать знакомство с аристократами, выйти на более образованный слой… поскольку ни университетов, ни хотя бы монастырей не обнаруживалось, предполагалось, что этим слоем должно быть местное дворянство… Увы. Несмотря на отсутствие чего-либо, похожего на средневековое угнетение, несмотря на вполне добродушное отношение дворян к простонародью, они были весьма сдержаны в своих контактах, и не только и даже не столько с простонародьем, сколько с неизвестными им людьми. Проблема из проблем. Маран не первый день ломал над этим голову — что он ее ломал, Дану было известно, так как он предложил поломать и остальным. Но пока идей не было. Даже если тут, как в земных романах, были в ходу рекомендательные письма, чтобы их заиметь, следовало обзавестись хотя бы одним знакомым графом или вилном, как их здесь называли, а чтобы с таким познакомиться… Ну понятно… Дан прикрыл за собой дверь и спустился по узкой, но приятно пологой лестнице вниз, на первый этаж, в небольшой зал, где стояли крепкие, похожие на дубовые, столы и стулья, и где он увидел Марана, сидевшего в одиночестве за столом, придвинутым к самому окну, и потягивавшего из низкой широкой кружки «йогурт» — местный молочнокислый напиток.

— Ты завтракал? — спросил Дан, усаживаясь после обмена приветствиями напротив.

— Ты же знаешь, я не люблю есть один, — сказал Маран, подзывая знаком хозяйку.

— Ты вообще не любишь есть, — усмехнулся Дан. — Впрочем, теперь до меня стало доходить. Экономная энергетика.

— Уже почувствовал? — спросил Маран.

— Ага. — Прозанимавшись месяц, Дан обнаружил, что мышцу можно упражнять буквально часами, нисколько не уставая. — В этом отношении кевзэ немного напоминает йогу, — сказал он. — Разве нет? Ты же пробовал.

— Напоминает, — согласился Маран. — Но давай все же позавтракаем.

На завтрак здесь полагалась каша, похожая на овсяную, нечто вроде джема, только соленое, «йогурт» и фрукты — круглые желтые плоды с толстой кожурой и кремообразной мякотью.

— А где остальные? — спросил Дан, вонзая ложку в густую, почти твердую кашу.

— Мит в городе. Я дал ему поручение. А Патрик с Артуром, надо полагать, спят. И не оба в собственных постелях.

— Да? — удивился Дан. — Уже успели?

— Успел. Патрик. Артур, я думаю, не отважится на такие подвиги, пока не получит от меня официального разрешения.

— И ты его дашь? — спросил Дан лукаво.

— А почему нет? При здешних-то нравах! Пусть гуляют. Лишь бы работе не мешало.

— Да? Ну ты либерал!