Звёздный егерь

— Ты прав, Боб, — сказал Игорь. — Сюда нужно полновесную научную экспедицию, целевую, специализированную, чтобы всё досконально выяснить и проверить. И ты прав, что нам пора трогаться — необходимо, не теряя времени, доставить домой информацию. Может быть, даже не залетая на Кайонегро. Но.

— Что «но»? Что ты всё недоговариваешь? «Может быть.», «вдруг.», «но.». Выкладывай, о чём думаешь.

— Скажи мне ещё раз, Боб: мы в состоянии подняться, хотя бы до поверхности, на вертолётной тяге?

— Ты же знаешь, что пропеллеры искорёжены и их не исправить. А запасные в прицепе. Стартовать надо только на ионной тяге.

— А-а-ах! — даже не вскрикнула, выдохнула сдавленно Надя и зажала рот ладонями. Потом отняла руки от лица и прошептала: — А кораллы! Как же кораллы! Мы же… их… УБЬЁМ!!!

На пороге появился хозяин дома, главный эколог планеты, руководящий научным штатом из пяти человек. Эколога отличали вызывающая молодость, красная клетчатая ковбойка и весёлые задиристые серые глаза. Таким, по крайней мере, Игорь был в первый день их знакомства на Анторге, таким знала Надя своего начальника и друга. Но разве только экология объединяет их с Игорем? Нет! Их связывает — причём всё крепче — что-то ещё, и что «что-то» уже начало проявляться в этой экспедиции.

«Что же с нами будет?» — подумала Надя и растёрла по щекам слезы. Что теперь будет, когда они сами поставили себя перед жуткой проблемой «мы или они»? Не взлетать? Запаса автономии хватит на несколько месяцев. Пусть даже полгода. А потом что? Всё тот же выбор: остаться под водой навсегда, похоронить себя заживо — или взлететь и в пламени реактивных дюз спалить колонию кораллов. А может, не кораллов? Неужели Игорь прав, они столкнулись с коллективным интеллектом? Впрочем, почему бы нет, руководствуются же коллективным инстинктом пчелы в ульях. А муравьи! Не один исследователь восхищался организацией муравейника, поразительно сложной для насекомых. Кого только нет в хитроумных галереях, залах, подземельях муравьиного дворца-государства — от царицы, главы рода и гаранта его продолжения, до трудолюбивейших строителей и преданных солдат. Причём каждый муравей ставит интересы муравейника выше собственной жизни.

Все самозабвенно заняты своим делом на своём месте. Чем не разделение труда, к которому человечество пришло лишь после тысяч лет существования первобытными общинами. С той, правда, решающей разницей, что работа муравьёв, такая целенаправленная и рациональная, всё же неосмысленна в отличие от зачастую малоразумного, но всё же осознанного труда человека. И, тем не менее, некоторые учёные считают, что, не будь на Земле человека, следующими претендентами на корону интеллекта стали бы именно муравьи. А фантасты! Те прямо создавали на страницах своих произведений десятки муравьиных цивилизаций, порой мирно соседствующих с человеком, порой вступающих с ним в смертельную борьбу. Ну, хорошо. Муравьи, пчёлы, термиты могли бы при определённых обстоятельствах развить коллективный инстинкт в коллективный интеллект, это мы допускаем. Так почему бы не допустить то же самое в отношении кораллов?

Надя подошла к столу, взяла в руки тяжёлую каменную ветвь, преподнесённую Игорем, — из-за неё, возможно, они впервые узнали о существовании силового поля.

Ветвь на первый взгляд ничем не отличалась от «оленьих рогов» из земных тропических морей: тот же углекислый кальций, в результате цепи превращений ставший шершавым, покрытым кружевной резьбой деревцем с хрупкими побегами, сверкающими стерильной белоснежностью — после автоклава и химобработки на них не осталось ни единой органической клеточки.

Наде вспомнилось, как очищали кораллы горластые, черноглазые мальчишки-мексиканцы: свежеотломленный коралл клали в таз с водой и выставляли на солнце. Вода буквально за день зацветала, коралл из оранжевого превращался в буро-зелёный, а через пару суток, когда все полипы в коралле успевали погибнуть и разложиться, его извлекали и промывали под напором воды из шланга. На глазах осклизлая зловонная ветка обращалась в восхитительный бело-розовый цветок.

По старой сибонейской сказке, кораллы и есть подводные цветы, заколдованные старой морской ведьмой. Чтобы скрыть от людей их красоту и многие волшебные свойства, она превратила цветы в камни и спрятала их на дне. Но от людей трудно что-либо утаить. Не повезло и морской ведьме — не уберегла она свои сокровища.

Разглядев красоту подводных садов, стали люди делать из кораллов украшения, и слава о них пошла по всему миру. Даже там, где о тёплых морях знали лишь по рассказам велеречивых купцов, за кораллы платили чистым золотом. Индейцы обеих Америк делали из кораллов бусы. Галльские воины украшали кораллами шлемы и рукояти коротких мечей. Римляне одевали на шеи своим детям коралловые амулеты, оберегающие от бед и опасностей. Престарелые японские князья пили зелье из толчёных кораллов, чтобы вернуть себе молодость и здоровье. А редкий чёрный коралл из Индийского океана назывался «королевским», поскольку владыки и повелители Индии, обладающие несметными богатствами, считали себя бедняками, пока у них не было скипетра из чёрного коралла.

Потом настали и быстро, к счастью, прошли бурные прагматические времена, когда ярлык с ценой вешался на всё, что угодно, в том числе на кораллы: кто-то подсчитал, что из кораллов выйдет отличный и дешёвый материал для строительства дорог. И закрутились в тропиках, перемалывая подводные цветы в тонны извести, кораллодробилки. Вот когда, должно быть, потирала довольно руки старая морская ведьма!

Надя поднесла коралл к глазам, вглядываясь в пустые ажурные домики. Кого выварила, вытравила она из этих крошечных келий-ячеек? Обыкновенных, лишённых практически какой-либо нервной организации коралловых полипов, таких же примитивных, как их аналоги в земных морях? Или.

Или убиты ганглии чужого, непонятного мозга — частица непостижимо сложного инопланетного разума, который и сейчас, пульсируя от непроходящей боли, неслышно взывает о пощаде?

— О господи, так можно с ума сойти, — вслух произнесла Надя. В конце концов, что такое одна ветка? Не может высокоорганизованное живое существо, тем более коллективное, слишком зависеть от малой своей части. Муравейник, даже если его на две трети разрушить, всё равно восстанавливается.

А тут всего одна ветка.

Наде стало страшно — за чужой, может быть, всё-таки существующий на Кайобланко коралловый разум. «Нет, не может быть, чтобы мы его убили, — думала Надя о кораллах. — Он здесь, наверное, уже тысячи лет, или даже десятки тысяч, у него должен быть иммунитет к некрупным повреждениям. Он должен уметь защищаться. Он и умеет — у него есть поле, он им мог нас блокировать. Или даже уничтожить. А раз он этого не сделал — значит, он не видит для себя никакой опасности, не боится потерять десяток-другой ветвей. Или он просто цивилизованнее нас и не ставит свою жизнь выше жизни других разумных существ?» Надя попыталась представить, как будет проходить их старт. Они усядутся в мягкие, удобные кресла. «Готовы?» — спросит Роберт. «Готовы!» — ответит она. Игорь молча кивнёт.

И Роберт нажмёт кнопку пуска. Из реактивных сопел ударят оранжевые струи. Дисколёт приподнимется, подожмёт плоскостопые лапы и гигантским жуком рванётся вверх, сквозь воду, сквозь безоблачное кайобланковское небо, туда, где на орбите ждёт их грузовой прицеп. А внизу останется безжизненное дно, залитое стекловидным сплавом. И на краях седловины, на тех дальних откосах, где они с Игорем видели совсем редкие, чахлые каменные кустики, будут корчиться в агонии последние обожжённые кораллы…

«Нет, нельзя этого допустить! — мысленно закричала Надя. — Мы же люди! Уж лучше… Лучше самим…»

И тут же возбуждённое воображение нарисовало новую картину. Словно заглянув в возможное будущее, Надя увидела салон дисколёта с едва мерцающим освещением; превращённого голодом в живой скелет Игоря; Чекерса, без сил лежащего на полу и судорожно ловящего бескровными губами застоялый затхлый воздух… Надя сама вдруг почувствовала приступ удушья, повернула регулятор кондиционера. В каюту хлынул поток свежего, прохладного и вкусного, как родниковая вода, воздуха. И сразу стало легче.