Продавец воздуха

Быть может, силы всего международного капитала поддерживали Бэйли. «Продавец воздуха» — это только ловкий маневр, чтобы среди рабочих и населения не возбудить гнева против всех капиталистов. Дело было поставлено так, как будто один маньяк или злодей завладел воздухом, а капиталисты лишь принуждены принять его условия!

С другой стороны, положение самого Бэйли и его городка, как я узнал от Люка, было почти катастрофическим. А если капитулирует городок, то и весь заговор сорвется. Этого не знали рабочие, не знало и правительство СССР. Недаром иностранные государства так спешат заключить мир с мистером Бэйли. Наступают решительные дни. Теперь все средства хороши… И если Нора не имеет сил прикончить мистера Бэйли, то это сделаю я!

Новости, сообщенные мне Люком, были так важны, что я решил вознаградить его и вытащил из-под кровати припасенную мною за неделю до этого бутылку джина.

Мистер Люк, увидев заветную бутылку, издал рычащий звук и набросился на нее, как зверь на добычу. Он начал пить прямо из бутылки и оторвался не раньше, чем высосал половину. Потом он вытер губы, любовно закупорил бутылку, опустил в карман и, поблагодарив меня, ушел.

ХIX

Развязанные руки

Я посмотрел на часы. Было без десяти минут двенадцать — время идти на площадку.

Норы еще не было. На небе расцветали лилово-зеленые букеты, сновали веселые желтые и голубые полосы. У горизонта плясали какие-то бледно-оранжевые занавески. Сегодня на небе была праздничная иллюминация. Спектры кислорода и неона танцевали кадриль со спектрами азота и гелия.

За мною тихо скрипнула дверь. Я обернулся. Нора!

Она была бледна, как труп замерзающего. Ни слова не говоря, девушка подошла ко мне, положила руки на мои плечи, приблизила лицо и вдруг крепко поцеловала. От неожиданной ласки у меня захватило дыхание.

— Нора! — тихо воскликнул я.

Она быстро отошла от меня и сказала:

— Теперь все будет хорошо. Мне нужно сходить вниз, к озеру жидкого воздуха. Отец послал меня туда, — выразительно добавила она, — и мистер Бэйли. Идемте со мной.

— Нора! Нора! Но что сказал отец? И что все это значит? Почему вы так бледны?

Все, что я хотел сказать Норе, вылетело у меня из головы. Поведение девушки было настолько необычно, и она говорила так повелительно, что я последовал за нею, как автомат. Она шла очень быстро. Несколько раз я окликал ее и пытался заговорить, но девушка только ускоряла шаги.

Мы вошли в комнату, где хранилась одежда для путешествия в пещерах абсолютного холода.

— Помогите мне скорее одеться, — сказала Нора, — и не спрашивайте ни о чем. Вы скоро все узнаете.

Я принужден был покориться. Быстро надев «водолазные» костюмы, мы спустились по лифту, в молчании миновали ряд дверей и вошли в подземную пещеру. Голубое озеро жидкого воздуха чуть дымилось. Холодный свет ламп ярко освещал путь.

Мы шли берегом озера. Нора начала замедлять шаги и несколько раз споткнулась, как будто ноги не держали ее. Я взял ее под руку, но она освободила свою руку и сказала мне:

— Пройдемте вперед.

— Зачем?

— Так надо.

Я покорно сделал несколько шагов вперед и вдруг услышал слабый крик. Я быстро оглянулся и вздрогнул от ужаса.

— Что вы делаете?! — закричал я.

Но было уже поздно.

Нора раскрыла свой изоляционный костюм, обнажив грудь и голову…

Холод в двести семьдесят три градуса ниже нуля должен был убить ее моментально. Я подбежал к девушке и трясущимися руками пытался натянуть ей на голову скафандр и закрыть одежду на груди. Тело Норы в одно мгновение покрылось пушистым инеем и затвердело, как сталь… Даже ее глаза, остававшиеся открытыми, покрылись пленкой инея, а с губ, открытых улыбкой, упал ледяной комочек — последнее дыхание Норы. Часть инея отделилась от ее тела и хлопьями снега осыпалась на пол.

— Нора, Нора… что ты наделала!.. — кричал я, обезумев.

Я стоял перед снежной статуей девушки, не зная, что делать. И вдруг я заметил у ее ног четырехугольный запушенный инеем предмет. Я поднял его, стер иней и увидел, что это письмо.

Взглянув еще раз на Нору, я увидел, что иней спустился ниже, запушив всю ее фигуру. Я решил перенести ее в «пантеон» и поставить на пьедестал, уготованный мистером Бэйли для меня. Мне казалось, что это будет лучший способ похорон бедной девушки. Я обнял рукой ее закоченевший стан и попытался поднять труп. Но ноги девушки не отрывались, припаянные льдом, образовавшимся от испарившейся внутренней теплоты ее тела. Я сделал усилие и вдруг почувствовал, что тело Норы треснуло и разломилось на несколько кусков. Вздрогнув, я опустил руку, и верхняя половина тела упала на сторону, сдерживаемая только одеждой. Несколько кусков замороженного тела, как осколки разбитого изваяния, выпали из распахнувшейся одежды. Нора, живая, горячая Нора в одно мгновение превратилась в хрупкую, нежнее фарфора, статую!..

Я глубоко был огорчен и потрясен этим превращением. Оторвав наконец ноги девушки от земли, я взвалил на плечи фарфоровые останки, отнес их в «пантеон» и положил на пьедестал. Увы, я смог восстановить там только бюстовый памятник Норе… Осторожно очистив ее лицо от инея и посмотрев в последний раз на губы, которые так недавно целовали меня, я вышел из мрачной пещеры, поднялся, поспешил к себе, осторожно согрел и высушил письмо и начал читать его.

Нора писала:

«Милый друг!

Простите, что я заставила вас пережить неприятные минуты. Но я боялась, что без вас не совершу того, что надо было совершить. Ваше присутствие поддерживало меня.

Я говорила с отцом. Я принудила его сознаться во всем. И теперь я знаю, что заставляло его работать с мистером Бэйли.

Мистер Бэйли обманул отца. Он завлек отца в этот городок, обещая отпустить через год. Но когда год прошел, Бэйли объявил отцу, что не отпустит его. Если же отец не послушается Бэйли, то мы не выйдем живыми отсюда — ни он, ни я. Отец очень любит меня. Он не мог рисковать моей жизнью и остался у мистера Бэйли. Но отцу тяжело было признаться, что он находится в плену. И потому он уверял меня, что его задерживает работа.

Таким образом, я связывала отца. И из-за меня отец принужден был принимать участие в этом ужасном деле.

Когда-то вы бросили мне упрек в том, что я не похожа на моего предка-революционера, рудокопа Энгельбректа. Да, я должна признаться, что не имею его силы воли и его неукротимой энергии. Века и поколения потомков, очевидно, распылили его железный характер. Я не решилась убить мистера Бэйли. И долго не могла решиться задать отцу роковой вопрос о его соучастии в преступлении. Но все же я хочу умереть, как достойная правнучка рудокопа Энгельбректа. Это все, что я могу сделать. Теперь отец свободен. Мне тяжело писать ему. Но передайте ему мои слова: «Отец, твои руки больше не связаны. Поступи так, как поступил бы на твоем месте рудокоп Энгельбрект».

Прощайте. Нора».

Я несколько раз прочитал письмо. Бедная Нора! Она поторопилась. Если бы я успел сказать ей о том, что узнал от Люка, то, может быть, она была бы жива… И… она любила меня. Но теперь со всем этим кончено. Однако не все в письме Норы было для меня ясно. Быть может, ее отец объяснит мне.

Было уже утро. Я пошел к профессору Энгельбректу.

Он сидел в кабинете, погруженный в формулы. Увидев меня, профессор поднял голову от бумаг и спокойно спросил:

— Вы не видели моей дочери?

— С вашей дочерью… с мисс Элеонорой случилось большое несчастье, — сказал я.

Энгельбрект побледнел.

— Что такое? Говорите!

Я молча положил на стол письмо Норы. Руки профессора заметно дрожали, но он старался овладеть собой. Прочитав письмо, он посмотрел на меня и глухо спросил:

— Что с ней?

Я рассказал о том, что произошло в пещере абсолютного холода. Я уже был почти спокоен.

Энгельбрект опустил голову и закрыл лицо руками. Так он просидел несколько минут. Я не нарушал молчания. Когда он отнял руки и поднял голову, я не узнал его лица, — так оно изменилось и постарело.