Рифтеры (Сборник)

– Так почему же он не вымер? – с любопытством спросил Ахилл.

– Потому что... потому что еще не достигнута поро­говая плотность. Вы его сжигаете, и он все толком не может закрепиться.

Целую вечность она не слышала ни звука, ни дви­жения.

– Недурно, – наконец произнес Ахилл.

Облегчение окатило ее волной. Внутренний голос

упрекнул ее за это чувство, напомнил, что она пленни­ца, что Ахилл Дежарден может менять правила по своему усмотрению, но она не стала слушать, упиваясь крошеч­ной победой.

– Значит, это противоядие, – забормотала она. – Я была права. Он запрограммирован на уничтожение Бе­тагемота и потом на самоуничтожение.

Где‑то у нее за плечом щелкнула захлопнувшаяся ло­вушка.

– Никогда не слышала термина «реликтовая попу­ляция»? – Тяжесть на бедре пропала. – Думаешь, ор­ганизм, скрывавшийся четыре миллиарда лет, не сумеет найти уголка, где Сеппуку его не достанет? А ему только и надо, что один уголок. Для начала – хватит. А потом Сеппуку «самоуничтожится», как ты сказала, и Бетагемот вернется, сильнее прежнего. Что, интересно, тогда станет делать Сеппуку? Восстанет из могилы?

– Но в...

– Небрежный ход мысли, Эли. Очень небрежный.

Шмяк!

Что‑то жгуче хлестнуло ее по ляжкам. Така вскрик­нула; внутренний голос с издевкой напомнил: «Я же го­ворил!».

– Пожалуйста, – проскулила она

– Тянешь класс назад, мокрощелка. – Что‑то холод­ное пощекотало вульву. За плечом слабо скребло, словно ногтем по наждаку. – Понимаю, почему сосновая ме­бель всегда ценилась так дешево, – заметил Дежарден. – Столько заноз...

Она уперлась взглядом в кафельный пол, где рыбы превращались в птиц, сосредоточилась на неуловимой границе там, где передний план переходил в задний. По­пыталась утонуть в умственном усилии. Думать только об узоре.

И не сумела отогнать мысль, что Ахилл подобрал его именно для это цели.

СПЛАЙСИНГ

Она была в безопасности. Дома. В глубине знакомой бездны, вода наваливается ободряющей тяжестью весом с гору, нет света, который бы выдал ее охотникам наверху. Ни звука, кроме биения ее сердца, ни дыхания.

Ни дыхания...

Но ведь так и должно быть ? Она – порождение морских глубин, великолепный киборг с электропроводкой в груди, идеал адаптации. У нее иммунитет к перепадам давления, независимость от азота. Она не может утонуть.

Но почему‑то, вопреки всем вероятностям, тонула...

Имплантаты перестали работать. Нет, они вовсе ис­чезли, оставив в груди только бьющееся сердце на дне кро­вавой полости, где прежде размещались легкие и механизмы.

Тело вопило, требуя кислорода. Она чувствовала, как ски­сает кровь. Она пыталась разинуть рот, вдохнуть, но ее лишили даже этого бесполезного рефлекса: маска обтянула лицо непроницаемой кожей. Она запаниковала, забилась, стремясь к поверхности, далекой, как звезды. Внутри ее зияла пустота. Она корчилась вокруг этого ядра пустоты.

И вдруг стал свет.

Простой луч откуда‑то сверху разрезал темноту. Она потянулась к нему: к серому хаосу, затянувшему поле зрения по краям, так что глаза начали закрываться. Наверху был свет, а со всех сторон забвение. Она потянулась к сиянию.

Рука ухватила ее за запястье и выдернула в атмосфе­ру. Она снова могла дышать, легкие восстановились, кожа гидрокостюма пропала, как по волшебству. Упав коленями на твердый настил, она со всхлипом втянула воздух.

И подняла лицо к спасителю. Ей улыбнулась сверху бес­плотная, разбитая на пиксели карикатура – она сама с пустыми воронками глаз.

– Ты еще не умерла, – сказало видение и вырвало ей сердце.

Существо стояло, хмуро глядя, как она заливает па­лубу кровью.

– Эй? – сказало оно странным металлическим голо­сом. – Ты здесь? Ты здесь?

Она проснулась. В реальном мире было темнее, чем во сне.

Она вспомнила тонкий и слабый голос Рикеттса: «Они даже друг друга атакуют при случае...»

– Ты здесь?

Это был голос из сна. Голос ее подлодки. «Вакиты».

«Я знаю, что делать», – поняла Лени.

И повернулась в кресле. В темноте за ней сверкала закатная биотелеметрия: гаснущие жизненные силы про­явились россыпью желтых и оранжевых огоньков.

И красных – раньше их не было.

– Привет! – позвала она.

– Я долго спал?

Рикеттс говорил через саккадный интерфейс.

«Насколько же надо ослабеть, – подумала Кларк, – чтобы даже заговорить вслух стало непосильным тру­дом?»

– Не знаю, – сказала она в темноту. – Наверно, несколько часов. – И со страхом спросила: – Как ты себя чувствуешь?

– Примерно так же, – соврал он. А может, и нет, если подлодка справлялась с работой.

Лени выбралась из кресла и осторожно подошла к панели с телеметрией. Дальше слабо блестела фасетка изолирующей мембраны, почти неразличимая невоору­женным глазом.

Пока Рикеттс спал, содержание антител и уровень глюкозы вышли на критические значения. Если Кларк не ошиблась в истолковании сигналов, «Вакита» могла до некоторой степени компенсировать недостаток сахара в крови, но отсутствие иммунитета было ей не по силам. А еще на диагностической панели появилась новая шка­ла, загадочная и неожиданная: в теле Рикеттса нарастало нечто под названием АНД, – скопировав аббревиатуру, Лени обратилась к словарю и узнала, что она означает «аномально‑нуклеотидный дуплекс». Эти слова ей тоже ничего не говорили, но поперек оси игрек тянулась пунк­тирная линия, отмечавшая некий допустимый уровень. Рикеттс приближался к этому порогу, но пока не дошел до него. Подпись к этой границе Кларк понимала: «Ме­тастазы».

«Наверняка недолго осталось, – подумала Кларк и с отвращением к себе добавила мысленно: – Может, вре­мени хватит».

– Ты еще здесь? – позвал Рикеттс.

– Да.

– Одиноко здесь.

Под шлемом. Или в собственном слабеющем теле.

– Поговори со мной.

«Начинай. Ты же знаешь, как начать».

– О чем?

– О чем угодно. Просто... о чем угодно.

«Нельзя использовать человека, даже не попросив...»

Она перевела дыхание.

– Помнишь, ты говорил мне про шредцеров? Что кто‑то их использует. Чтобы все разрушить?

– Да.

– Я думаю, они вообще не предназначены для обру­шения системы, – сказала Кларк.

Мальчик помолчал.

– Но они только этим и занимаются, кого хочешь спроси.

– Они занимаются не только этим. Така говорила, что они пробивают плотины, разрушают генераторы электро­статического поля и бог весть что еще. Тот, что в план­шете, хрен знает сколько сидела в лазарете и носа не казал, пока не нашел Сеппуку. Они атакуют какие‑то цели, и сеть им очень нужна, чтобы добраться до них.

Она уставилась в темноту, мимо панели с телеметрией, мимо слабого свечения мембраны. Голова Рикеттса каза­лась тусклым полумесяцем с то гладкими, то мохнатыми краями: очертания растрепанных волос и пластикового наголовника. Лица она не видела. Шлем скрыл бы глаза, даже будь на Кларк линзы. Тело казалось неразличимым намеком на темную массу там, куда не доходил слабый свет. Оно не шевелилось.

Лени продолжала:

– Шредцеры действительно пытаются сломать все, до чего дотягиваются, и, по идее, их создатели хотят, чтобы «лени» преуспели. Так мы думали. Но, по‑моему, эти парни рассчитывают на файерволлы и... на, как их, экзорцистов?..

– Да.

– Может, они рассчитывают, что эта оборона выдер­жит. Может быть, они хотят, чтобы сеть устояла, потому что сами ее используют. Может, они посылают этих... шреддеров, только чтобы поднять мусор со дна, устро­ить шум и отвлечь остальных, пока они украдкой делают свое дело.

Она ждала, возьмет ли парень наживку, и наконец услышала:

– Хитро закручено.

– Это точно.

– Но шреддеры рвут все подряд. А создателей здесь нет, их не спросишь. Так что откуда нам знать?