Черепаха Тарази

законченном, костюме и сидела, ласково глядя на Абитая, который вертелся вокруг, ожидая похвалы за свое мастерство.

Он вышел из комнаты, пощелкивая в досаде ножницами, а черепаха поудобнее уселась в кресло - чувствовалось, что жилетка придает ей большую уверенность.

Она вытерла салфеткой то место, которое служило ей губами, и стала вспоминать дальше, и тестудологи узнали, что Бессаз, поднявшись на холм и поговорив с Фаррухом и старостой, сделался крайне подозрительным.

"Отчего староста так недоверчив к Фарруху, - думал Бессаз, - ведь он сам поставил его отгонять орла... И почему так назойливо повторяет всякий раз, что только он один искренне желает помочь мне? Фаррух утверждает, что Майра его невеста, в то время как староста отчаянно отрицает это.

Все с самого начала запуталось, все заврались, и никому из них верить нельзя..."

И еще хотел Бессаз поскорее напасть на след владельца орла, ибо был он по-прежнему убежден, что птица клюет печень не только из-за естественного желания поживиться, полакомиться куском, но и чтобы скрыть все улики убийства. И деревенские жители, которые якобы желают снять цепи с трупа... Может, хотят выкрасть его, чтобы помешать расследованию?

Бессаз решил вести себя очень осторожно, не откровенничать ни с кем и держать все свои сомнения при себе. Он сожалел, что так много рассказал Фарруху того, чего тот вообще не должен знать, - например, о своем намерении терпеливо дожидаться ливня, не считаясь со временем.

"Моя задача спрашивать, но не отвечать на вопросы. Сболтну что-нибудь лишнее, а они тут же используют это против меня... Может, перебираться из дома старосты в другое место? Он мне неприятен и подозрителен. Отправлю Фарруха вниз к его возлюбленной Майре, а сам поселюсь на холме и буду следить за орлом и за всем, что делается вокруг. Тем более, как уверял Фаррух, тепло соли снимает боли в суставах. Вернусь домой с почетом удачливого судьи да еще поправив здоровье... Впрочем, для начала надо пойти по всем домам деревни и выведать, кто же держит орлов? И Майру так ловко допросить, чтобы староста ничего не узнал..."

Обо всем этом Бессаз думал до и во время ужина, сидя напротив молчаливого старосты и Майры. Ели, не поднимая головы, в гнетущей атмосфере. Но Майра первая не выдержала и спросила, обращаясь к Бессазу:

- Что-нибудь выяснили?

- О да! Многое, - загадочным тоном ответил Бессаз и глянул проницательно в глаза старосты.

Но тот даже взгляда не отвел, сидел невозмутимый, продолжая шамкать беззубым ртом.

Бессаз же жевал медленно и ждал, что вот наконец староста встанет из-за стола и оставит их одних с Майрой.

Староста, похоже, и сам чувствовал нетерпение Бессаза, и, как только завыл ветер - неожиданный и частый здесь - и застучали ставни, Майра вскочила из-за стола, но отец опередил ее - остановил повелительным жестом и вышел сам.

- Разговор должен остаться между нами, - сразу же, как только староста закрыл за собой дверь, зашептал Бессаз, навалившись локтями на стол - к самому уху Майры, к ее маленькому ушку, от которого повеяло таким сладостным запахом духов, что у Бессаза закружилась голова. (

- Если вы просите, - пожала она плечами.

- Что вы делали сегодня на холме? - хотел было спросить строго, но у размякшего, сладострастно улыбающегося Бессаза прозвучало игриво, с ревнивым укором.

Майра ничуть не изменилась в лице и ответила просто:

- Сегодня я не поднималась на холм...

Бессаз вдруг сам смутился, будто уличили его в подвохе. Ветер, хлопнув дверьми и окнами, так же быстро утих, уйдя смерчем в небо, и староста, который только теперь появился снаружи возле окна, не успел закрыть ставни. Он лишь чуть дольше, чем нужно человеку нелюбопытному, посмотрел в комнату, и Бессаз съежился от его тревожного взгляда.

Этот взгляд почему-то рассердил Бессаза, и он еле сдержался, чтобы не накричать на Майру, уличая ее в обмане, но вовремя подумал: а отчего бы ему не играть в открытую, почему надо говорить шепотом, чего остерегаться, тем более здесь нет ни одного человека, который бы искренне помогал ему. Облеченный властью, он должен поступать решительно и беспощадно.

- Тогда идемте со мной к холму, чтобы люди могли подтвердить или же опровергнуть мои слова, - сказал он Майре твердо.

Она призадумалась, и Бессаз уже хотел схватить ее за руку, чтобы вести насильно, но Майра согласно кивнула и добавила:

- Вы ведь сами хотели, чтобы наш разговор остался тайной. Что мне сказать отцу, если он спросит: куда мы направляемся?

- Говорите что хотите, мне все равно!

Они вышли из дома, и Бессаз еще раз удивился странностям здешней погоды. До ужина все вокруг было серым и тягостным - собрались над деревней соляные пары, идущие с холма, но вот неожиданно налетел ветер, покружился, забирая с собой пары, и стало тихо, легко дышать.

Ни возле дома, ни на площади не повстречался им староста. Быстро подойдя к первым домам, Майра и Бессаз стали подниматься наверх, и, едва очутившись на крыше, Майра спросила:

- Значит, вам, господин судья, интересно узнать?..

- Замолчите! - прервал ее Бессаз, подозревая в очередной уловке. - Я спрошу у них сам...

- Но все равно обращайтесь ко мне... Они не отвечают, когда их спрашивают прямо, без посредника. Они - люди простые, вырывшие себе норы в толще соли, и делают вид, что не понимают нашего высокого слога...

- Ах, вот оно что! Не понимают слога... Я им сейчас такое скажу! Живут, видите ли, в толще соли... И должно быть, не знают, что такое боли в суставах, - Бессаз остановился, сказав эту глупость невпопад, хотел еще добавить грубости, но совладал с собой, не понимая, запутывает Майра его или же говорит правду. - Это ваш досточтимый папаша, наверное, приучил своих прихожан обращаться к приезжему чиновнику, подавать ему жалобы и прошения только через его руки. Чтобы можно было, скажем, жалобу на него самого порвать и выбросить, как пустой клочок бумаги... Прекрасно! Были ли вы сегодня на холме? - спросил Бессаз и прислушался.

И голос снизу, который заставил его вздрогнуть, ответил: "Скажите ему, мы не помним, что было... Порывом ветра унесло все, что мы знали..."

- Порывом ветра?!.. - Голос этот, поразивший Бессаза, показался ему таким знакомым, что он закричал, невольно сжав Майре локоть: - Это же ваш отец?! Вы слышали?

- Отец? - Майра спокойно отстранила руку Бессаза. - Что ему там делать, в соляной норе мушриков? Мой отец никогда не заходит в их дома, чтобы не осквернять подошвы своих сандалий. Собирает людей на площади...

- Это был его голос... - шепнул Бессаз, боясь, что староста его услышит.

- Отец сидит дома. Давайте вернемся и проверим...

- Вы правы, мне, наверное, показалось, - сказал Бессаз, подумав, что снова допускает оплошность: даже с Майрой он не должен делиться своими догадками. - Идемте дальше...

Они прошли еще несколько шагов, и Бессаз окончательно прозрел: понял, что плуты, пользуясь его неопытностью, запутали его окончательно.

- Но я должен с честью выйти из положения и совершить правосудие, твердо решил я. - Ведь я тогда был так наивен, господа! - воскликнула черепаха. - Носил на плечах человеческую голову, а не то, что смешно торчит сейчас из жилетки!

- Я хотел бы поговорить с теми, кто держит орлов, Майра, - сказал Бессаз, прислушиваясь и ожидая ответа снизу.

"Смешной человек. Скажите, что у нас нет орлов. Тот, что клюет прикованного, прилетает издалека... божий посланник".

- Божий посланник? - вырвалось невольно у Бессаза - те же самые слова он слышал от Фарруха.

Значит, все они сговорились, чтобы помешать ему расследовать дело об убийстве, вся деревня, как один человек.

В прескверном настроении Бессаз повернул обратно. Сказали внизу: "Пошли назад. Он будет проверять, дома ли ее отец".

Майра, отставшая от него на холме, догнала Бессаза на площади и кокетливо шепнула:

- Пошутила... Я была сегодня утром на холме.