Звездный двойник

— К чёрту вас с вашим гонораром! Как говорил один герой сцены: «Исключая меня включительно!»

Прежде, чем Родж успел ответить, без стука ворвался Билл Корпсмен. Оглядев нас, он бесцеремонно осведомился:

— Ну что, Родж, сказал ему?

— Сказал, — ответил Клифтон, — но он не согласен.

— А?! Вздор!

— Нет, не вздор, — ответил я. — И кстати, Билл. Дверь, в которую ты только что влетел, даёт тебе прекрасную возможность постучать. Может, слыхал случайно — есть такой обычай: постучать и спросить: «Вы позволите?» Не слыхал? Жаль.

— Ты мне мозги не пудри, нет времени болтать! Что за трёп там с твоим отказом?

— Никакого трёпа! Это не та работа, на которую я согласился вначале.

— Чепуха! Может, ты, Смайт, и туп настолько, что не въезжаешь, но ты слишком крепко влип! И всякий там лепет — не могу да не хочу — он, знаешь, вреден для твоего здоровья!

Я шагнул к нему и сжал его запястье:

— Это что — угроза?! Так может, выйдем, разберёмся, а?

Он вырвал руку:

— Здесь? На корабле?! Ты что, в самом деле такой… простой? Дойдёт до тебя когда-нибудь, чурбан хренов, что, возможно, это и вышло-то из-за твоего карканья?!

— Что «это»?

— Он имеет в виду, — объяснил Клифтон, — что бегство Кироги, возможно, вызвано вашей вчерашней речью. Может, он даже прав. Однако это к делу не относится. Билл, постарайся быть вежливее, прошу тебя. Мы здесь не для пустых препирательств.

Допущение, что моя речь могла вызвать отставку Кироги, меня приятно поразило. Я даже забыл о намерении пересчитать Корпсмену зубы. Они это серьёзно?! Нет, речь даже мне самому понравилась, но такое!..

Если это правда, я действительно гений!

— Билл, — недоумённо спросил я, — вас не устраивает слишком сильный эффект от моей речи, так?

— А? Чёрта с два! Не речь, а не поймёшь что!

— Да-а? Ну, знаешь, сразу на двух лошадях не ездят. Сам же пару минут назад говорил, что это «не поймёшь что» вынудило ПЧ полностью сдать позиции! Или они настолько пугливы? Ты это имел в виду?

Раздосадованный, Корпсмен собрался было ответить, но вовремя заметил с трудом подавляемую улыбку Клифтона. Он смешался, пожал плечами и почти спокойно сказал:

— Ну ладно, ладно. Замечательно. В точку попал. Не имеешь ты никакого отношения к отставке Кироги. Однако есть ещё куча дел! И как же нам быть, если ты откажешься поработать на общее дело?

Я возмущённо уставился на него, однако сдержался: сказывалось влияние личности Бонфорта. Играя роль человека уравновешенного, сам становишься уравновешенным.

— Билл, ты опять на два стула усесться хочешь! Всё это время ты ясно давал понять, что меня наняли. Я контракт отработал и никому ничего больше не должен. Нанять меня снова без моего согласия нельзя. А я согласия не дам.

Он хотел вставить слово, но я перебил:

— Всё. Можешь идти. Не желаю тебя больше видеть.

Он был поражён.

— Да ты… Ты здесь никто, и звать тебя никак! И какого чёрта ты тут командуешь?!

— Верно. Я здесь никто. Но это — моя личная каюта, мне предоставил её капитан. И ты отсюда сейчас выйдешь — или вылетишь. Манеры твои мне вовсе не по вкусу.

— Так будет лучше, Билл, поверь, — мягко добавил Клифтон. — Помимо всего прочего, это действительно его каюта. В настоящее время. Так что предпочтительнее тебе удалиться.

Поколебавшись, Родж прибавил ещё:

— Точнее, нам обоим. Похоже, дело наше — табак. Вы позволите, шеф?

— Пожалуйста.

Я сел и задумался. Жаль, что Корпсмену удалось спровоцировать перепалку, — не стоит он того. Но, по зрелом размышлении, я убедился: отказ мой никак не связан с неприязнью к Корпсмену — я всё решил ещё до его прихода.

Раздался резкий стук в дверь.

— Кто?

— Капитан Бродбент, сэр.

— А, входите, капитан.

Дэк вошёл, уселся в кресло и несколько минут не интересовался ничем, кроме кусания собственных ногтей. Наконец он поднял глаза и произнёс:

— Слушай, а может, передумаешь, если я этого зануду упеку в карцер?

— А? У тебя тут и карцер есть?

— Да нет, вообще-то. Но долго ли соорудить?

Я в упор посмотрел на него, пытаясь понять, что за мысли роятся под этой круглой черепушкой.

— Так ты действительно засадил бы Корпсмена в карцер, если б я попросил?

Он поднял взгляд, изогнул бровь и ухмыльнулся:

— Не-ет. Кто пользуется такими штуками, тот не капитан. Даже по его приказу я бы ничего подобного не сделал. — Дэк мотнул головой в сторону каюты Бонфорта. — Некоторые вещи человек должен решать сам.

— Это верно.

— Я слышал, ты для себя уже всё решил…

— И это верно.

— Да-а… Знаешь, старина, я пришёл сказать: я тебя уважаю. С первого взгляда подумал — так… Пустой щёголь и позёр; за душой ни черта… Я ошибся.

— Спасибо, Дэк.

— Не хочу тебя уговаривать, только скажи: может, стоит ещё какие-нибудь условия обсудить? Ты всё хорошо обдумал?

— Да, Дэк, я точно знаю, чего хочу.

— Что ж, может, ты и прав. Извини. Кажется, надежда у нас одна — может, шеф успеет прийти в себя к сроку.

Он поднялся.

— Кстати, Пенни тебя хотела повидать. Если, конечно, не сию минуту собираешься нас покинуть.

Я рассмеялся, хоть и не до смеха было:

— Только «кстати», а? Ты уверен, что соблюдаешь очерёдность? Я-то думал, сейчас уламывать меня придёт док Чапек…

— Он уступил даме — слишком занят мистером Бонфортом. Впрочем, док просил кое-что передать.

— Что же?

— Сказал: может, мол, катиться ко всем чертям. Он, конечно, гораздо заковыристее загнул, но смысл, в общем, таков.

— Да? Ну так передай, что я займу там для него местечко поближе к огоньку.

— Так можно, Пенни придёт?

— Конечно. Только предупреди её, что ответом всё равно будет нет.

Всё-таки решение я изменил. Попробуй поспорь, если противная сторона каждый свой аргумент подкрепляет для убедительности ароматом «Вожделения джунглей»! Нет, Пенни не пользовалась недозволенными приёмами, в её глазах не появилось ни единой слезинки, да и я себе ничего лишнего не позволял. Доводы её были, в общем, справедливы — а потом и вовсе стали не нужны. Пенни — из тех людей, что считают себя в ответе за весь мир; такая искренность не может не убеждать.

Моё обучение по дороге на Марс показалось мне теперь детской забавой. Ролью я уже, в основном, овладел, и пока корабль шёл к Новой Батавии, трудился до седьмого пота. Нужно было восполнить пробелы в знаниях и подготовиться играть роль Бонфорта в любой обстановке. На императорских приёмах в Новой Батавии можно столкнуться с сотнями и даже тысячами людей. Родж собирался по возможности оградить меня от незапланированных встреч — их приходится избегать любому известному человеку, но тем не менее совсем избежать нельзя — популярность есть популярность, и никуда от неё не денешься.

Подобные танцы на канате делал возможными лишь ферли-хран Бонфорта — похоже, лучший из когда-либо создававшихся. Ферли был политическим представителем Эйзенхауэра ещё в двадцатом веке, если не ошибаюсь. Разработанный им способ личного общения политиков с целой кучей народу был так же революционен, как изобретённое немцами планирование боевых действий. Но я ни о чём таком даже не слыхал, пока Пенни не продемонстрировала мне ферли-хран Бонфорта.

В нём не было ничего, кроме людей. Да и во всём искусстве политики нет ничего, кроме людей. И хранилище это содержало сведения о каждом, или почти каждом из тех тысяч и тысяч, с которыми Бонфорт лично встречался на своём долгом пути наверх. В каждом досье было аккуратно уложено всё, что Бонфорт узнал о человеке от него лично. Абсолютно всё — любая мелочь, ведь как раз мелочи жизни мы ценим больше всего. Имена, прозвища жены, детей, домашней живности; увлечения, гастрономические пристрастия, убеждения, странности и всё такое. Затем обязательно следовала дата, место встречи и заметки о всех последующих встречах и разговорах Бонфорта с данным лицом.