Звенит, поет

Я был огорчен и обескуражен. И беспокоился о Марге.

Бессмысленно взглянул я на окурок, который все еще держал между пальцев. «Эсто…» — прочел возле фильтра, измазанного помадой. Окурок точно жег мне пальцы, я бросил его. Синеватая вспышка — и остаток сигареты бесследно исчез.

— Может, хватит? — сказал я, тяжело вздохнув, — Хватит этих забав и карнавалов, Марге, а? В Городе происходит что-то не то. Пошли-ка отсюда.

Со свистом взмахнул я волшебной палочкой, с треском щелкнул пальцами, на Город опустилась тьма, смолкли далекие голоса, скрылись очертания домов и барельефы на башнях, ваших лиц коснулась ночная прохлада, наши каблуки легко стукнули оо старым шпалам, справа глухо булькали трубы с минеральной водой, слева, в Латвии, скрипел коростель, позади нас возвышалось старое станционное здание.

15

Мы свернули с железной дороги» Уже показалась огненно-красная макушка солнца — она напоминала шапочку с ярмарки в Марьямаа. На шоссе, в тени деревьев, еще царили сумерки. Вдалеке вдруг проснулось море, проснулось внезапно, и тут же принялось усердно трудиться — двигаться, плескаться среди развалин мола покинутой гавани, лизать берег, кричать чаячьими голосами.

Возле дороги была площадка, посыпанная щебнем. За цветочными клумбами и двумя длинными парковыми скамейками возвышался укрепленный на доломитовом основании указатель, словно огромная визитная карточка: «Латвийская ССР».

Позади нас послышался шум машины. Вероятно, какой-нибудь турист. Ровный шум машины медленно приближался к Икла.

Мы направились к пограничному знаку. Границы, хотя бы символические, всегда почему-то волнуют, будоражат фантазию. За пограничными знаками, так мы привыкли себе представлять, всегда находится что-то другое, что-то новое…

Только я открыл рот, собираясь заговорить с Марге, черная машина — ранняя пташка — выскочила сзади из-за поворота, заглушая своим ревом щебетание птиц и биение пульса проснувшегося моря. Я понял, что дело плохо, но раздумывать времени не было, я толкнул Марге, изо всей силы толкнул ее одной рукой на цветочную клумбу, в глазах Марге был испуг, она споткнулась, упала ладонями в острый щебень, на ее ресницах повисли слезы… А я успел лишь повернуться боком к мчащейся прямо на меня машине, левой рукой — она была в кармане — изо всех сил сжал гранитный осколок, радиатор машины ударил меня в правый бок, я упал, переполненный холодной злобой, даже, может быть, яростью, локоть левой руки онемел от сильного удара, но сжатые пальцы все же удержали гранитный осколок, — затем я взглянул вверх. В полуметре остановился приземистый угольно-черный лимузин, — кажется, это была одна из последних моделей «роллс-ройса». Роскошная машина, похожая на маленькое судно, словно напоролась на невидимое препятствие, перед задрался вверх, из-под сверкающего черным лаком капота вырывался пар, мотор фыркал и ревел, автомобиль дрожал и сотрясался. За рулем был Фантомас. Возле него сидела женщина, эта женщина показалась мне страшно знакомой, у нее были ледяные, сверкавшие ненавистью глаза, точно прорезанная ножом вертикальная складка между бровями — да это же Десподита! Сзади сидел еще кто-то, лица его я не видел, я видел только жирные покатые плечи и задранную кверху голову.

Фантомас сверлил меня немигающими красными глазами. Неподвижная фосфорически-зеленая маска была совершенно невыразительна, как всегда у Фантомаса, но вцепившиеся в руль руки в черных перчатках выдавали огромное напряжение и неистовую злобу. Опираясь на ушибленный локоть, я стал потихоньку подводить другую руку к внутреннему карману, ни на секунду не сводя глаз с машины.

— Ну, чучело, чего ты на меня уставился? — пробормотал я, неожиданно для самого себя выпучив глаза и скорчив рожу. — Примитивный цирковой трюк, эскимо на палочке! И совсем ты, фосфорный монстр, не такой уж страшный… значит… «Еще кое-что о Фантомасе»? Ну-ну, сейчас, сейчас… я вам дам жизни, голубчики, дорогой господин Фантомас, уважаемая госпожа Десподита и K°. Единственный, кто меня всерьез интересует, так это та самая К°, которая у вас на заднем сиденье развалилась… Так бормотал я, лежа на земле. Это должно было показать мою безмерную отвагу, а на самом деле было чем-то вроде аффекта. Те, кого, как я воображал, я обкладывал последними словами, все равно не могли их услышать. А мне никак не удавалось достать прижатую к груди коробочку. Наконец мои пальцы все-таки дотянулись до ее прохладной жестяной поверхности.

В тот же миг лимузин покачнулся, его перед с легким шлепком упал на асфальт, я увидел, как сидевший сзади мужчина наклонился к Фантомасу, тут же одна рука в перчатке отпустила руль, лимузин замер, словно изготовившись к старту, Десподита вдруг опустила боковое стекло, высунула свое прекрасное, но искаженное злобой лицо и выкрикнула непристойное ругательство, которое я никак не могу здесь привести. И тут автомобиль начал медленно двигаться задним ходом. Я встал и сделал три шага вперед. Десподита уставилась на меня, взгляд ее был, как принято выражаться, убийственный. Она обругала меня еще несколькими неприличными словами, половину из которых я даже никогда не слыхал. Склонив голову, словно собираясь бодаться, я тяжелой поступью сопровождал отступающую машину, левой рукой поглаживая гранитный осколок. Десподита убрала свою голову. Мне не было до нее никакого дела, я не сводил глаз с застывшей маски Фантомаса и старался правой рукой открыть жестяную коробочку.

И вдруг Фантомас, не выдержав, отвел взгляд. Он дал газ, и автомобиль неправдоподобно быстро понесся задним ходом к повороту, откуда несколько минут назад так резко выскочил.

— Хаа! Хаа! Хаа! — разорвал утреннюю тишину дьявольский неестественный смех, мне показалось, что он звучал как-то механически, у них, например, мог быть магнитофон, — самому Фантомасу, надо полагать, было не до смеха, ведь он же отвел взгляд.

Через мгновение черный лимузин скрылся из виду.

Я постоял несколько минут на опустевшей дороге.

Все-таки потребовалось какое-то время, чтобы прийти в себя. Совсем не шуточное это было дело, можете мне поверить.

Потом я вспомнил о Марге и побежал обратно. Но девушка уже сама шла мне навстречу, на лице ее было весьма задорное выражение. Я взял ее под руку, и мы направились к скамейке возле пограничного знака.

— Какой-то… — я откашлялся, голос у меня был хриплый, — какой-то алкаш за рулем…

Марге искоса посмотрела на меня.

— Проезжие забулдыги, шашлычники! Знаешь, ведь шашлык теперь в моде, шашлык и коньяк! Заложат за галстук и давай носиться на машинах… Ты здорово ушиблась, Марге?

— Никакие это не шашлычники, — спокойно сказала Марге. — Один из них был Фантомас.

— А-а? Что это ты плетешь? — деланно рассмеялся я.

Марге посмотрела на меня, как на малолетнего врунишку, тряхнула головой, отвернулась и сняла туфлю.

— Скажите лучше, Кааро, как мне каблук приделать? — деловым тоном спросила она, Сморщив носик, она поставила туфлю на землю и подула, на свои ладони. Они были в ссадинах, ободраны до крови.

— Ужасно сожалею, — пробормотал я с искренним раскаянием, — что мне пришлось так грубо обойтись с тобой…

— Ты словно дитя малое, — сказала Марге. Она впервые сказала мне «ты».

Я не знал, что ей ответить. Сидел и смотрел в землю. На крупном песке со вчерашнего вечера остались следы грабель. До чего же было интересно их рассматривать. Они, право же, заслуживали пристального внимания, эти следы грабель.

За поворотом, за деревьями, на слух примерно метрах в трехстах, примерно возле автобусной остановки Икла, заводили мотоцикл. Я прислушался. Вполне возможно, это был «Ковровец». Вскоре сквозь сосны поплыл удаляющийся треск, звук поднимался и опускался, повторяя подъемы и спуски дороги, еще долго и нудно верещал этот одинокий мотоцикл, пока наконец не смолк; по-моему, к тому времени он уже достиг густого сосняка возле деревни Метсапооле.

Я ощупал ушибленный локоть. Марге деловито обследовала свои чулки. Им опять досталось.