Троя

«Еда?» — проносится в голове героя. Сказать по чести, драться ему сейчас и впрямь не с руки, тем паче заставлять кого-то воскрешать Пентесилею, так что подкрепиться действительно не помешает.

— Уговорил, — ворчит быстроногий и разжимает могучие бедра, заодно убирая клинок Афины за пояс. — Тащи меня в свой чертог на вершине Олимпа. И без выкрутасов, понял?

— Конечно, без выкрутасов, — свирепо рычит бородач, ощупывая синяки на животе и переломанные ребра. — Ну и денечки пошли, никакого почтения к бессмертному! Держись за мою руку, и квитируемся отсюда.

— Минутку. — Ослабевший Пелид еле находит силы, чтобы взвалить на плечо тело Пентесилеи.

— Ну вот, — говорит он, хватая волосатое предплечье бога. — Можем отправляться.

34

Войниксы напали чуть позже полуночи.

После ужина, который она помогала готовить и подавать на столы для множества колонистов, Ада направилась на самую тяжелую работу — рыть заградительные канавы. Изис, Пеаен, Лоэс и Петир — те, кто знал о будущем ребенке, — убеждали хозяйку Ардис-холла не оставаться снаружи, на снегу и холодном ветру, но молодая женщина не поддалась на уговоры. Это была затея Хармана и Даэмана — выкопать огненные рвы в сотне футов от частокола, с внутренней стороны, наполнить их бесценным ламповым маслом и поджечь, если твари преодолеют наружные заграждения. И как же сейчас не хватало Аде поддержки этих неистощимых выдумщиков!

Ослабев от усталости, она все никак не могла воткнуть отточенную лопату в заиндевелую землю и потому тайком утирала слезы досады, дожидаясь, пока Эмма или Греоджи взломают отвердевшую грязь, чтобы самой поднять и откинуть ледяные комья подальше. Хорошо хотя бы, что все трудились в потемках и почти не смотрели по сторонам. Застань ее кто-нибудь плачущей, женщина от стыда разревелась бы в голос. Когда из приемной особняка, где шли работы по укреплению первого этажа, появился Петир и вновь попросил хозяйку Ардиса по крайней мере вернуться в дом, Ада, не кривя душой, ответила, что предпочитает остаться среди сотен других. Физический труд и близость такого множества людей, по ее словам, поднимали дух и отвлекали от гложущих мыслей о Хармане. И это была чистая правда.

Около десяти часов вечера рвы кое-как докопали — пять футов в поперечнике, меньше двух в глубину — и застелили целлофановыми пакетами, которые на прошлой неделе доставили из Чома. В передней выстроились наготове канистры с дорогим ламповым маслом — «керосином», как называл его Харман.

— А что будет потом, когда мы за две-три минуты истратим годовой запас топлива? — спросила Анна.

— Останемся в темноте, — пояснила Ада. — Зато живыми.

Положа руку на сердце, в последнее не очень-то верилось. Ведь если войниксам удастся прорваться за внешний периметр, вряд ли невысокая стена пламени (а нужно еще успеть поджечь) остановит и отпугнет серых тварей. И хотя Даэман и Харман лично помогали составлять план укрепления дверных проемов особняка, продумывали размеры тяжелых внутренних ставен для окон первого и второго этажей (работа над ними продолжалась уже три дня и, по словам Петира, близилась к завершению), хозяйка Ардиса и в эту последнюю меру не слишком верила.

Когда канавы дорыли и у частокола удвоили стражу, когда назначили ответственных за наполнение рвов и поджигание горючего, когда раздали все новые винтовки и пистолеты (оружие досталось каждому шестому колонисту: огромное достижение по сравнению с жалкой парой стволов, как было прежде) и Греоджи кружил по воздуху на соньере, осматривая окрестности, только тогда будущая мать вошла в особняк и предложила Петиру свою помощь.

Тяжелые ставни, выструганные из крепкого дерева и прилаженные к старинным дубовым рамам Ардис-холла, задвигались на железные засовы, недавно выкованные в мастерской Ханны. Все это смотрелось настолько уродливо, что Ада лишь молча кивнула в знак одобрения — и отвернулась, чтобы скрыть навернувшиеся слезы.

Она не забыла, как прекрасен и радушен был ее дом еще год назад. На протяжении почти двух тысяч лет люди чудесно жили и развлекались в этих стенах. Не минуло и двенадцати месяцев с тех пор, как здесь, среди уюта и утонченной роскоши, отмечали девяносто девятый день рождения Хармана. Огромный стол под сенью дубов и раскидистого вяза, гирлянды огней подмигивают в темных кронах, летающие сервиторы подают изысканные яства со всех концов мира, послушные войниксы подвозят по усеянной гравием дороге одноместные крытые экипажи и дрожки, из которых выходят гости в самых изящных одеждах, щеголяя восхитительными прическами… Хозяйка особняка огляделась. В переполненном коридоре толпились десятки людей в самых грубых туниках; лампы шипели и сердито потрескивали в полумраке; в каминах пылали дрова, но не ради уюта, а чтобы хоть как-то согреть изможденных женщин и мужчин, храпящих вокруг очага на постелях (которые раскатывали прямо на голом полу), положив под голову арбалет или винтовку; повсюду темнели грязные отпечатки обуви, а теперь еще и тяжелые ставни топорной работы заняли место любимых штор покойной матери. «Неужели мы до этого докатились?»

Да, докатились.

Нынче в Ардисе и в окрестностях проживали четыреста человек. Ада уже не могла бы назвать его своим домом. Скорей уж домом для каждого, кто пожелал бы здесь поселиться и, если понадобится, сражаться за эту землю.

Петир показал приунывшей хозяйке узкие бойницы для стрел и дротиков, прорезанные в ставнях; огромные котлы с кипятком на третьем этаже — лебедки поднимали их на верхние двускатные террасы, откуда защитники собирались шпарить подступивших войниксов горячей водой или маслом, что пузырились и булькали в гигантских емкостях над самодельными печами, установленными в некогда личных комнатах владельцев особняка. Идея принадлежала Харману, он «проглотил» ее в какой-то старинной книге. Все это отвратительно выглядело, но, похоже, могло сработать.

Вошел Греоджи.

— А где соньер? — удивилась Ада.

— Вверху, на платформе для джинкеров. Реман готовится взлететь вместе с лучниками.

— Что-нибудь видел? — спросил Петир.

Разведчики уже не бродили по лесам после захода солнца: серые твари ориентировались во мраке намного лучше людей. Особенно опасны были пасмурные ночи, лишенные света колец и луны. В такое время без пилотов, кружащих на летучем диске, община оставалась буквально как без глаз.

— Что там разглядишь впотьмах, да еще сквозь дождь со снегом? — проворчал вошедший. — Ну, бросили вниз несколько факелов. Твари кишат повсюду, я никогда еще столько не встречал…

— Откуда они только берутся? — промолвила зрелая женщина по имени Уру, растирая озябшие локти. — Не по факсу же появляются. Вчера я сама стояла на страже и…

— Не до того сейчас, — вмешался Петир. — Что ты еще видел, Греоджи?

— Они все таскают камни с реки.

При этих словах Ада вздрогнула. Пешие патрули еще в полдень заметили первых войниксов, которые носили увесистые валуны и складывали грудами в лесах. Люди прежде не сталкивались с таким поведением противников, а любые новые выходки чудовищ вызывали у жены Хармана тревогу и приступы тошноты.

— Может, решили построить что-то? — почти с надеждой спросил Касман. — Стену какую-нибудь? Укрытия?

— Нет, просто укладывают рядами и кучами у края лесосеки.

— Видимо, собрались использовать как снаряды, — послышался негромкий голос Сирис.

Ада подумала о многих годах, да что там, столетиях, когда могучие, но бессловесные войниксы послушно служили «старомодным» людям: пасли, а потом резали скотину, охраняли поселения от динозавров и прочих репродуцированных существ, терпеливо влачили экипажи и дрожки, словно тягловые животные. Поговаривали, будто за несколько веков до Финального факса, случившегося тысячу четыреста лет назад, войниксы были повсюду, однако не шевелились и никак не проявляли себя, как простые безголовые статуи в металлических панцирях и с кожаными горбами. Вплоть до Падения девятимесячной давности, когда пылающий остров Просперо, рассыпавшись на десять тысяч метеоритов, рухнул с экваториального кольца, никто не помнил, чтобы серые твари сделали что-нибудь неожиданное, тем паче по собственной воле.