Континент(СИ)

- Я принес образцы работ.

Кир медленно, как во сне, полез в сумку. Он никак не мог переварить мысль, что светлый маг высочайшего ранга мог так с ним обойтись. А за что? Лишь за то, что он не стал работать с его фальшивкой.

- Оставьте свои работы моей секретарше Зирис. - Попросил атлант. - Она передаст их вашему будущему руководителю. Я согласен вас взять. Ваш оклад в два раза превысит тот, что был у вас ранее. Сейчас вы подпишете соглашение о конфиденциальности. Мы бережем свои секреты!

Ар Данир Сетх улыбнулся.

- Согласны?

Эльфы не любят атлантов, атланты не любят эльфов. Между двумя магическими народами долгие века шла война.

- Я согласен. - Хрипло выдавил Кир.

Глава 4

Поселок

Не уйти! Не сбежать! Песок осыпается под ногами. Женщина мечется по серому от дождя пляжу, ее легкие следы перекрываются отпечатками тяжелых ног. Раскинутые руки-лапы тянутся к ней, горящие глаза не упускают ни одного движения.

Шум дождя заглушил пронзительный визг. В поселке его никто не услышит. Ужас жертвы распаляет монстра еще больше. Пару раз женщине чудом удавалось увернуться от острых когтей, но потом ее все же задело. Кроваво-красные полосы выступили на предплечье, но она не почувствовала боли, страх заглушил все чувства.

Отчаянная мысль пришла в голову, даря крошечную надежду на спасение. Что если чудовище боится воды, вдруг оно не умеет плавать? Лучше ледяной Океан, чем клыки и когти!

Женщина отбежала подальше к самым холмам, уводя чудовище за собой, а потом опрометью бросилась к морю. На одном дыхании она долетела до бурлящей воды и, не останавливаясь, кинулась в нее. Накативший ледяной шквал сбил с ног, потащил. Падая и захлебываясь, она почувствовала, как тяжелое мускулистое тело накрыло ее, и крепкие лапы поволокло на отмель.

Монстр, рыча, навалился сверху. Когти вцепились ей в бедра, раздвигая и раздирая плоть. Чудовище оседлало жертву. Женщина уже не кричала, только голова бессильно моталась из стороны в сторону, в такт бешеному ритму. Достигнув пика, монстр поднял голову к струям дождя, из его пасти вырвался долгий, пронзительный вой, затем он упал на жертву и молниеносно сомкнул клыки на ее горле. Руки несчастной вздрогнули последний раз, царапая мокрый песок.

Волны смыли кровь, близился шторм. Самая высокая волна подобралась к неподвижному телу, подхватила его и поволокла в глубину. Другие волны кинулись на подмогу, и вот уже пляж опустел, только вдали на воде покачивалось нечто, может, рваная сеть, а может обломок рыбацкой лодки - с берега не разглядишь.

В середине зимы в поселке отмечали Артан - праздник самой длинной ночи в году. После него день начинает прибывать, но в эту ночь на землю спускаются призраки и мечутся во мраке в поисках неприкаянных душ, во всяком случае, так говорили мудрецы. И Тодор им верил. На этот раз день Артана выдался ясным, но ближе к вечеру небо заволокли низкие тучи, на заливе Олфуса поднялся шторм, и солнце село в серую мглу. Когда стемнело, звезд на небе не было видно.

- Дурной знак! - шепнул Тодор в бороду, и сам зажал себе рот. - Нет. Хватит с нас неприятностей!

По преданию, на закате следовало посмотреть на небо и загадать желание. Если небеса чистые, то просьба беспрепятственно поднимется вверх и непременно исполнится, а уж если такие как нынче, то вряд ли можно ждать высшей милости. Рыбаки всегда просили о хороших уловах и спокойной воде, ремесленники - побольше покупателей, а все вместе жители поселка - здоровья и счастья всем своим близким. Только желания эти не всегда исполнялись, в последний год шторма усилились, а ливни залили всю округу.

Тодор был старостой Лунда уже без малого сорок лет, он разменял восьмой десяток, войдя в пожилой, но еще крепкий для гнома возраст. Он помнил множество праздников, и каждый раз в Лунде в Артан гномы, люди и мумми жгли костры до утра, ели, пили и пели песни, чтобы повеселиться и отпугнуть нечистую силу.

В честь праздника он принарядился, повязал поверх сюртука расшитый бисером пояс, за который заткнул небольшой боевой топор с искусно выделанной рукоятью. Ныне - скорее символ, чем боевое оружие.

Дом старосты стоял в центре поселка, от него до площади - рукой подать. Тодор не спешил. Он медленно шествовал по улице, раскланиваясь с селянами, ощущая себя хозяином и заботливым отцом всего Лунда. Глядя по сторонам, он примечал, где не убран участок или дом не покрашен. Все должно быть опрятно и благочинно во вверенном ему месте. Бывали случаи, когда кто-то из селян спорил с гномом, говоря, что нечего ему соваться в чужие дела. Красить дом или нет, не старосты забота. А еще говорили, что чистый фасад, не спасет от гнилого подполья, и Тодор лишь маскирует плесень, вместо того, чтобы уничтожить ее с корнем. Кое-кто из молодежи тоже не ужился со старостой, уж больно строг был гном ко всему новому. Непокорные уехали, строптивые с годами затихли, а Тодор все так же был старостой и следил за порядком в своем поселке.

Выйдя на площадь, Тодор поприветствовал всех и проверил готовность к празднику. Как и положено, гномы соорудили пещеру, собрав для нее весь сырой, талый снег. Когда-то в таких пещерах, в глубинах гор, гномы встречали самую длинную ночь. Ныне снежные стены, за неимением самоцветов, обильно украсили галькой и яшмой с дальнего пляжа. Кругом зажгли разноцветные лампочки, а перед входом развели костер. Над ним уже висел огромный чан для варки традиционного гномского эля. Гномы верили, что костер увидят с небес, и Великий Мастер их не оставит.

Тодор зашел в пещеру, указательным пальцем потер гладкий камушек, вделанный в снег, и тихо сказал:

- Нет у нас алмазов и изумрудов, Лунд живет бедно. Прошу тебя, Великий Мастер, не оставь нас, когда будешь раздавать свои милости!

Потом он провел пальцем по лбу, очертив круг:

- Пусть древний обряд поможет! Если Великий не пошлет нам даров, то, может, хотя бы избавит от несчастий.

Люди на праздник Артан срубили в роще молодую сосенку и установили ее посреди площади. Дети и женщины, что порезвей и помоложе, принялись привязывать к веткам яркие бантики. Люди считали, что украшения обеспечат исполнение всех желаний. Сосенка не высока, но и ее непременно заметят с ночного неба. Постепенно к украшению дерева присоединились все, у кого под рукой нашелся любой лоскуток ткани. Белокурая красавица Дилана, жена самого удачливого рыбака, подошла к старосте, и с легким поклоном вручила ему красную шелковую ленту, словно из девичьей косы:

- Завяжите на счастье! Пусть следующий год будет удачнее прожитого.

Тодор в ответ поклонился женщине и завязал аккуратный бантик на середине ветки.

- Храни нас всех Небо и Великий Мастер! Пусть так и будет!

Глядя на светлые косы Диланы, он вспомнил другую косу, черную, словно смоль, и глаза страстные и яркие, как звезды. Очень давно это было, а будто вчера! Тодор нашел в толпе Майру. Старуха улыбнулась ему, она ждала его взгляда. Волосы ее давно стали седые, глаза выцвели. Человеческая жизнь короче гномьей, только Тодор не замечал в Майре никаких перемен. Он помнил то лето, когда они были вместе, помнил, как залезли они на сеновал, и как все у них было тогда впервые. Горячее дыхание Майры и рыбья чешуйка, прилипшая у нее к груди...

Человек и гном! Не бывать такому! Против общего мнения и воли родителей они не пошли. Нынче другие времена, может, кто и женился бы на девушке из другого народа, а тогда такое посчитали недопустимым. Чего боялись? Тодор и сам не знал. Им сказали нельзя, и они приняли это как должное, отступили. Поздней осенью Майру выдали замуж, в девках она уже сидеть не хотела, а потом и Тодор женился на достойной гномице из почтенного рода.

Праздник шел своим чередом. Тодору подали кружку эля, настала пора произнести речь. Эль был хорош, в меру густ, в меру крепок. Кружка та же самая, что и в прошлом году - керамическая, блестящая, с крохотной выщербленной у ручки. До нее эль подносили в глиняном кубке, но он разбился три года назад. Гном попытался припомнить, из чего пил до того, но не смог. Слишком много лет он произносил речи на праздниках. Он поздравил односельчан с переломом зимы, пожелал им тепла и света, доброй погоды и больших семей. Еще он хотел добавить, что желает родному Лунду получить, наконец, общий триард, чтобы жителям было проще добираться до города, но не стал - побоялся сглазить.