Туннель к центру Земли

Мы ждали Хайрама с подружкой рядом со спортивно-развлекательным центром, где должно было состояться представление. Мигги работала на фабрике вместе с нами, собирала поливальные машины. Казалось, ее нисколько не вдохновляет предстоящее шоу, но остальные трое, даже Сью-Би, были на взводе. Купив дешевые билеты на открытую трибуну, мы нашли хорошие места в центре. Сью-Би вцепилась мне в руку и сжимала ее все сильнее по мере того, как шум вокруг возрастал.

Первым вышел на сцену Мадьяр Сигаретный Король и принялся выпускать дым изо рта, ушей и носа. Он курил одновременно восемьдесят семь сигарет: рот перекосился, голова скрылась в табачном дыму.

— Так и я могу, — фыркнула Мигги, откидываясь на спинку сиденья.

Дженни Осьминог эффектно жонглировала красными шарами при помощи четырех рук, вполне настоящих на вид, но когда она заиграла Бетховена на двух пианино одновременно, публика, уставшая ждать выхода Максимилиана-Пули, зароптала. К выходу Ленни Карточного Шулера из толпы начали раздаваться недовольные выкрики. Ленни смекнул, что к чему, быстро раскинул колоды — карты летали вокруг него, словно смерч — и нырнул за кулисы.

Наконец рабочий сцены вынес карточный столик, на нем лежал пистолет, рядом стояла маленькая белая картонка: «До выхода Максимилиана осталось пять минут!» Восклицательный знак был в виде золотой пули.

Свет погас, остался только прожектор, направленный в центр сцены. Затаив дыхание, мы ждали, пока нам не стало казаться, что больше мы не выдержим.

И тут раздался голос из динамиков:

— Дамы и господа! Мы предупреждаем, что увиденное может потрясти вас. Вам предлагается незабываемое зрелище, невиданный акробатический трюк с оружием! Прямо из Нью-Йорка единственный и неповторимый Максимилиан-Пуля!

Толпа взревела, даже Сью-Би снизошла до нескольких вежливых хлопков. Раздались шаги, и в центре сцены появилась фигура в алом плаще до пят, из-за которого казалось, что стрелок плывет над полом. Черный цилиндр и бабочка. Немолодое изможденное лицо, на месте импозантной бородки — неубедительный шарфик.

Я услышал, как Хайрам прошептал Мигги:

— Не очень-то он похож на того парня с плаката!

Максимилиан молча взял пистолет в правую руку, подошел к самому краю сцены — прожектор неотступно следовал за ним — и оглядел зал. Рука Сью-Би теребила мою ладонь, голова вжалась в плечи. Я не сводил глаз со стрелка, который обводил взглядом зрителей. Казалось, он смотрит прямо на меня. Я чуть не вскрикнул, но тут стрелок приставил дуло ко лбу. Рядом со мной кто-то пискнул, но мне удалось сохранить молчание в миг, когда Максимилиан-Пуля выстрелил себе в лоб.

Позже, на стоянке, Хайрам уверял, что видел, как пуля вылетела из затылка стрелка, а мне казалось, что когда она вошла ему в лоб, ошметки кожи и кости на миг повисли в воздухе, как будто время застыло, от ужаса забыв о своих обязанностях.

Сью-Би льнула ко мне, обнимала меня за шею и бормотала:

— Это неправильно, Гастер, так нельзя.

Даже Хайрам, тихо чертыхнувшись, замолчал.

В ушах стоял щелчок, с которым пуля выскочила из ствола, и — тихий взрыв, словно треск замерзших веток в зимнем лесу.

Ноги Максимилиана оторвались от сцены, словно он хотел взлететь — подальше от нас, в лучший из миров, — но тут он рухнул плашмя, нелепо раскинув конечности. С наших мест мы видели, как струйка крови бежит из раны, расширяясь, словно лучи у звезды.

Неожиданно из-за сцены выскочил все тот же техник, втащил на тележку Максимилиана и в полной тишине укатил за кулисы. Зрители застыли, гадая, что за чертовщину им впарили.

— Благодарим за внимание, дамы и господа! — раздался голос из динамиков. — Аплодисменты несравненному Максимилиану-Пуле! Приглашаем вас на представление, которое состоится через три дня в Миллерсвилле. На нем Максимилиан снова встретится со смертью лицом к лицу!

Раздались жидкие хлопки. Большинство зрителей покидали зал молча, слишком обалдевшие, чтобы рассуждать здраво. Пистолет остался на сцене, и я не сводил с него глаз, пока вел Сью-Би в проход между рядами.

На стоянке мы отводили друг от друга глаза. Хайрам чертыхался. Наконец он сказал, что им с Мигги необходимо надраться, чтобы забыть этот кошмар.

Я посадил Сью-Би в машину и выехал со стоянки. В ушах по-прежнему стоял звук выстрела.

— Отвези меня к родителям, — попросила Сью-Би.

От неожиданности я чуть не свернул на встречную.

— Но почему?

— Я расстроилась, и виноват в этом ты. Не хочу спать под одной крышей с человеком, который заставил меня пройти через такое.

Лицо у Сью-Би пошло красными пятнами, как чернила в тесте Роршаха, глаза наполнились слезами. Я попытался одной рукой обнять ее, но она отпрянула и уставилась на дорогу.

— Это всего лишь шоу. Я не хотел обидеть тебя.

— Просто отвези меня к родителям, Гастер.

Бормоча проклятия, я выжал педаль газа.

Я не стал подъезжать к аккуратному двухэтажному дому в приличном пригороде, а остановился прямо на шоссе. Хотел, чтобы Сью-Би немного прошлась, проветрила мозги. Когда она вылезала из машины, я спросил, ждать ли ее обратно. Она отвечала, что не знает. На том и порешили.

Я еще успел крикнуть в захлопывающуюся дверцу:

— Это всего лишь шоу! Шоу, а не жизнь!

Сью-Би не услышала моих слов или не захотела слушать. После того как она исчезла в доме, я некоторое время не двигался с места, смотрел на мельтешение теней за портьерами. Заметив ее понурую тень, я с душераздирающим визгом развернулся и укатил, оставив на асфальте черный след от шин. Чтобы не забыла дорогу обратно, если захочет вернуться.

Я бездумно гнал машину в центр. Стоянка опустела, вокруг не было ни души. Я рванул входную дверь и пошел по коридору, дергая дверные ручки. Сцену пятнали бурые пятна, очень похожие на кровь. Я наклонился и потрогал пятно пальцем — густая теплая жидкость успела свернуться. Пистолет по-прежнему лежал на полу, и я пнул его ногой под сиденья. Я еще слышал грохот, когда приложил ухо к двери раздевалки, и толкнул дверь. Четверо сидели за столом, курили и перебрасывались картами. Глядя, как они встают из-за стола мне навстречу, я прочистил горло.

— Что-то забыли, мистер?

Я вытащил из кармана корешок билета.

— Зашел спросить, может ли Максимилиан-Пуля подписать билет для моей девушки? Чтобы она не расстраивалась.

— Макс уже ушел. Пусть ваша девушка приходит на представление в Миллесвилле, увидит его там живого и здорового.

В углу комнаты я заметил какой-то сверток, криво прислоненный к стене и в любой миг угрожавший рухнуть на пол.

— Послушайте, вам сюда нельзя. Езжайте в Миллесвилль, будет вам живой Максимилиан.

Пятясь к двери, я пальцем показал на сверток.

— Кстати, он был не слишком-то похож на парня с плаката.

Один из четверых подскочил ко мне и втолкнул обратно в комнату.

— Все на свете — сплошной обман зрения, или ты не знал?

Он объяснил — нужно признать, весьма доходчиво, — что выбор у меня невелик: или они убьют меня прямо сейчас и замуруют труп в подвале, или я присоединяюсь к ним и играю свою роль. Я недолго тянул с ответом.

Теперь я почти все время провожу в автобусе вместе с остальными Максимилианами. В настоящее время нас двадцать шесть. Тихие, нервные люди с глубокими пронзительными глазами, в которые не стоит заглядывать слишком пристально, если не хотите увидеть то, что вам не понравится. Удивительно, как горе способно собрать вместе столько людей, желающих купить пару недель передышки. Сколько в жизни бед, по сравнению с которыми пустить себе пулю в лоб кажется пристойным выходом.

Они хорошо к нам относятся: бесплатная еда, новая одежда, масса свободного времени. Нам даже предлагают билеты на шоу, но все Максимилианы отказываются. За исключением меня. Я уже видел столько простреленных лбов, что успел привыкнуть. Я почти не слышу звука выстрелов, просто сижу среди зрителей с бесплатным попкорном и колой и смотрю, как умирают Максимилианы. Приглядываясь к тому, под каким углом стрелки прикладывают дуло к виску, гадаю, что проносится в их мозгах перед смертью, вспоминают ли они о том, что оставляют позади. Сижу и тупо смотрю, как они умирают.