Записки хроноскописта

Вот тогда и родилось это слово-«хроноскоп». Оно было сказано в шутку, по аналогии с телескопом. Телескоп приближает предметы, удаленные от нас в пространстве, а хроноскоп… хроноскоп мог бы приблизить предметы, удаленные во времени, сделать зримыми события, оставившие лишь смутный след.

Мое собственное воображение сделало бывшего владельца шлема настолько реальным, что я совершенно серьезно сказал:

— Такой прибор давным-давно существует. Все с удивлением посмотрели на меня.

— Это мозг, — пояснил я. — Человеческий мозг. Разве он не способен проникать сквозь толщу веков и воскрешать события далекого прошлого? Разве мы не воссоздаем по сохранившимся предметам обихода быт наших предков. по их вооружению-способы ведения войны? Разве мы не верим историческим романам или картинам, в которых повествуется о делах давно минувших дней?

— Ты не про то говоришь, — возразил мне один из наших товарищей. — Человек может представить себе, допустим, что находится на Марсе. Но это же не заменит телескопа.

— Так же, как ни один хроноскоп не заменит «человеческого мозга, — не сдавался я. — Если речь идет о том, чтобы дополнительно вооружить мозг…

— Не только вооружить, — вмешался в разговор молчавший до этого Березкин; в те годы он был еще студентом-математиком Московского университета и из любви к странствиям устроился к нам в экспедицию рабочим. — Не только вооружить, повторил он. — Конечно, ни телескоп, ни самый хитрый хроноскоп никогда не смогут мыслить, но разве не расширится сфера мышления человека, если в его распоряжение поступят новые неожиданные факты? Осмыслить прошлое сможет только мозг, но помочь ему в этом, воскресить ускользающие от человеческого разума и глаза факты мог бы хроноскоп. Верно, у каждого из нас в мозгу проносятся разные фантастические картины, мы можем населить Марс марсианами, объявить тектонические трещины системой орошения… В истолкование исторических событий тоже всегда вносится много домысла, много субъективного, а если бы хроноскоп смог приблизить их к нам в не искаженном историками виде…

— Это привело бы к перевороту и в истории, и в археологии, — вырвалось у меня. — Возможности человеческого познания беспредельно расширились бы!

— Хроноскоп, хроноскоп! — саркастически заметил кто-то. — И не надоело вам болтать? Все равно ж нельзя создать такой прибор.

— Можно, — возразил Березкин. — Не в виде трубы с системой увеличительных стекол, но все же…

— Что же это будет? — спросил я, почувствовав, что Березкин говорит серьезно, что идея, пришедшая нам в голову, имеет хоть и непонятную мне, но реальную основу.

— Электронная машина, — ответил Березкин. — Да, обыкновенная электронная машина. — Он подумал и поправился:-Не совсем обыкновенная, конечно, но все же сделанная по типу вычислительных машин, машин-переводчиков и тому подобных. Вы же знаете, что они решают сложнейшие математические задачи, переводят с иностранного языка тексты, «запоминают» множество самых разнообразных вещей… Достижения науки уже настолько велики, что можно представить себе и такую электронную машину- хроноскоп. Допустим, на шлеме имеется пробоина. Мы помещаем шлем в хроноскоп и формулируем требование- объяснить происхождение пробоины. С колоссальной быстротой, в течение нескольких секунд, машина перебирает сотни, тысячи, а если нужно, и десятки тысяч вариантов и останавливается на одном из них, самом вероятном. С помощью фотоэлементов этот вариант переснимается, а затем проецируется на экран. И тогда…

— И тогда на экране ожило бы прошлое! — прервал я Березкина. — Мы увидели бы монгольского богатыря, медленно поднимающегося на перевал Нуху-дабан, увидели бы, как, притаившись среди скал, поджидает его враг, как мгновенным рывком выгибает он лук и метко посланная каленая стрела поражает беззаботного богатыря!..

Все сидевшие у костра засмеялись, и даже мы с Березкиным не выдержали так фантастично все это прозвучало…Немало лет прошло с того вечера.

И вот хроноскоп готов. Едва ли стоит сейчас подробно рассказывать, каким долгим и трудным путем шли мы к своему изобретению, сколько пришлось пережить неудач и разочарований, сколько раз одолевали нас сомнения. Теперь все это в прошлом, и, как это обычно бывает после благополучного завершения долгих трудов, все пережитое кажется нам окрашенным в розовые тона. Нами двигала большая идея, мы хотели создать прибор, способный служить окном и в далекое, и в близкое прошлое, прибор, с помощью которого по мельчайшим вещественным доказательствам можно быстро и точно восстановить картину человеческого подвига или преступления, восстановить честь оклеветанного и разоблачить клеветника. Мы еще не знаем всех возможностей нашего детища. Может быть, со временем он позволит палеонтологам воочию увидеть давно вымерших обитателей нашей планеты; может быть, с его помощью археологи сумеют изучить трудовые навыки первобытных людей, а историки-восстановить эпизоды Бородинского сражения или «битвы народов» под Лейпцигом…

Короче говоря, мы верили, верим и будем верить, что хроноскопии искусству видеть прошлое — принадлежит великое будущее!

Но для начала нам следовало испытать хроноскоп при расследовании загадочных историй или происшествий. И тетради Зальцмана попали к нам вовремя.

Сейчас, когда я пишу эти строки, работа наша уже закончена, картины прошлого восстановлены и запечатлены в нестареющей памяти хроноскопа; если потребуется, они вновь воскреснут на экране. Разумеется, я прекрасно помню, как шла наша работа, как настойчиво распутывали мы с Березкиным сложно переплетенный узел человеческих судеб. И вот теперь, когда обо всем этом нужно написать, передо мной встает вопрос: о чем писать?

Не удивляйтесь.

Ведь можно написать о том, как мы испытывали хроноскоп, рассказать о некоторой нашей неудовлетворенности испытанием — читатель убедится, что не всегда хроноскоп был действительно незаменим при нашем первом расследовании…

А можно написать о людях, судьбы которых воскресли перед нами на экране хроноскопа, да и не только на экране…

Мы с Березкиным очень любим наше детище — хроноскоп. Но еще дороже нам люди, их горе и их радости. Чем дальше продвигалось наше расследование, тем меньше мы думали об испытании хроноскопа и тем настойчивее стремились до конца раскрыть тайну исчезнувшей экспедиции.

Вот об этом, пожалуй, я и буду рассказывать — о том, что мы узнали. А хроноскоп… Но дело в конце концов не в хроноскопе.

Глава вторая

в которой сообщается все, что было известно нам об экспедиции Жильцова до начала расследования, а также проводится первое серьезное испытание хроноскопа

Вернувшись из президиума Академии наук ко мне домой, мы с Березкиным решили все трезво взвесить, прежде чем принять окончательное решение: ведь неудача с расследованием могла бросить тень и на самую идею хроноскопа. О нем и так уж давно ходили различные слухи, и почти все относились к нашему изобретению с явным недоверием.

— Вот что, Вербинин, — сказал мне Березкин, устраиваясь на своем любимом месте у края письменного стола. — Риск, конечно, благородное дело. Но сначала расскажи, что тебе известно об этой экспедиции. Ты сам знаешь, я не очень силен в истории географических открытий, а браться за дело, о котором не имеешь представления…

Не отвечая Березкину, я встал и прошелся по комнате, точнее, сделал три шага в одну сторону и три в другую, потому что комната, служившая мне и спальней и кабинетом, была совсем невелика.

Уже вечерело, за день мы оба устали, и я попросил жену заварить нам крепкого чаю. Пока она возилась на кухне, я достал с полки несколько книг и сложил их стопкой на письменном столе.

— Видишь ли, — сказал я Березкину, — об этой экспедиции достоверно известно лишь то, что она была организована, ушла на Север и бесследно исчезла…

— Немного, — усмехнулся Березкин. — Но все-таки почему экспедицию организовали, кто такой Жильцов — неужели это нельзя узнать?