Двойная звезда [Двойник; Дублер; Звездный двойник; Мастер перевоплощений]

– Вас вызывают, сэр.

– А? Спасибо, приятель. Принесите, пожалуйста, аппарат сюда, к столу.

– Очень жаль, сэр. Но его нельзя принести сюда. Это прямо по коридору, кабина номер двенадцать.

– Вот как. Ну, спасибо, – ответил я, постаравшись придать голосу побольше искренности, раз уж мне нечего было дать ему на чай. Проходя мимо столика марсиан, я обошел его далеко стороной.

Теперь я понял, почему нельзя было принести аппарат на стол: № 12 был кабиной повышенной безопасности, защищенной от подглядываний и подслушивания и многого другого. Изображения не было, и оно не появилось даже тогда, когда я закрыл дверь кабины. Экран оставался молочно-белым до тех пор, пока мое лицо не оказалось напротив передающего устройства. Только тогда молочная пелена на экране растаяла и я увидел лицо своего знакомого-космонавта.

– Прошу прощения, что побеспокоил, – быстро сказал он, – но я очень торопился и не мог объяснить всего. Я хотел бы попросить вас сейчас же прийти в комнату номер 2106 в отеле «Эйзенхауэр».

Объяснять он ничего не стал. «Эйзенхауэр» – такой же неподходящий для космонавта отель, как и «Каса Маньяна». Я просто сердцем почуял беду. Ну в самом деле, не будешь же приглашать первого встречного, с которым познакомился в баре несколько минут назад, в свой номер, да еще так настойчиво – по крайней мере, если он был одного с тобой пола.

– А зачем? – спросил я.

Лицо космонавта приняло выражение человека, который привык, чтобы ему подчинялись беспрекословно: я изучал его с профессиональным интересом – это выражение довольно таки сильно отличается от выражения гнева. Оно больше походит на грозовую тучу, набегающую перед бурей. Но он быстро взял на себя в руки и спокойно ответил:

– Лоренцо, у меня нет времени объяснять. Вам нужна работа?

– Вы собираетесь предложить мне работу по профессии? – медленно спросил я. Какое-то мгновение мне казалось, что он предлагает мне… Ну, в общем вы понимаете – работенку. До сих пор мне удавалось хранить профессиональную гордость, невзирая на пращи и стрелы яростной судьбы.

– Конечно же по профессии, – быстро ответил он. – Причем требуется актер самой высокой квалификации.

Я постарался, чтобы чувство облегчения никак не проявилось на моем лице. То, что я бы согласился на любую профессиональную работу, было сущей правдой – я бы с удовольствием исполнил роль балкона в «Ромео и Джульетте», но ни к чему показывать свою заинтересованность.

– А какого рода работа, – спросил он. – У меня много предложений.

Но он не клюнул на удочку.

– Я не могу рассказывать это по фону. Вам, наверное, неизвестно, но это факт: с помощью специального оборудования можно подслушивать даже самые надежно защищенные линии. Так что поторапливайтесь.

Чувствовалось, что я ему очень нужен, следовательно, заинтересованность выказывать ни к чему.

– Послушайте, – запротестовал я. – За кого вы меня принимаете? За мальчика на побегушках? Или, может быть, за мальчишку, который готов разбиться в лепешку, лишь бы ему доверили что-нибудь поднести? Я – Лоренцо! – Я гордо вскинул голову и принял оскорбленный вид. – Что вы можете мне предложить?

– Хм… Но, черт возьми, я не могу рассказать этого по фону. Сколько вам обычно платят?

– Что? Вы имеете в виду мой профессиональный оклад?

– Да, да!

– За одно выступление? Или за неделю? Или стоимость длительного контракта?

– Нет, нет. Сколько вы берете в день?

– Минимальная сумма, которую я получаю за одно вечернее выступление – сотня империалов. – Это было сущей правдой. Конечно, иногда мне приходилось играть кое в каких скабрезных и глупых постановках, но получал я за это ничуть не меньше своей обычной платы. У каждого человека должны быть определенные стандарты. Я считаю, что лучше поголодать, чем соглашаться на нищенскую плату.

– Прекрасно, – быстро отозвался он. – Сотня империалов наличными у вас в руке как только вы окажетесь у меня в номере. Но поторопитесь!

– А? – я вдруг с огорчением понял, что с такой же легкостью мог бы запросить и двести и даже двести пятьдесят. – Но я еще не принял вашего предложения.

– Это не имеет значения! Мы обговорим это, как только вы появитесь у меня. Сотня ваша, даже если вы откажетесь. Если же вы согласитесь – ну скажем, можете назвать эту сумму премиальной и не входящей в плату за работу. Ну, пойдете вы ко мне, наконец, или нет?

Я склонил голову.

– Конечно, сэр. Потерпите немного.

К счастью, отель «Эйзенхауэр» расположен неподалеку от «Каса», потому что мне бы нечем было даже заплатить за проезд. Однако, хотя искусство ходить пешком почти утрачено, я владею им в совершенстве – и это дало мне возможность немного привести в порядок мысли. Уж кто-кто, а я-то вовсе не был дураком; я прекрасно понимал, что если человек с такой навязчивостью пытается всучить другому деньги, то настало время изучить карты, потому что здесь явно скрыто что-то или незаконное, или опасное, или и то и другое вместе. Конечно, меня мало волновала законность ради законности. В этом вопросе я был полностью согласен с Бардом, что закон часто оказывается идиотом. Но, в основном, я ходил по правой стороне улицы.

На сей раз я понял, что располагаю недостаточным количеством информации, выбросил все из головы и, перебросив плащ через правую руку, шел, наслаждаясь мягкой осенней погодой и богатой палитрой разнообразных запахов большого города. Дойдя до отеля, я решил пренебречь главным входом и поднялся на двадцать первый этаж, воспользовавшись дополнительным лифтом. Я смутно чувствовал, что это неподходящее место для того, чтобы моя публика меня узнала. Мой космический странник впустил меня в номер.

– Однако, вы заставляете себя ждать, – заметил он.

– Неужели, – отозвался я как ни в чем не бывало и окинул взглядом номер. Номер был из дорогих, как я и ожидал, но в нем царил ужасный беспорядок, там и сям по всему номеру виднелись пустые стаканы и кофейные чашки, причем и тех и других было не менее чем по дюжине. Не нужно было обладать богатым жизненным опытом, чтобы сообразить, что я – последний из множества посетителей. На диване, уставясь на меня, лежал еще один человек, которого я сразу про себя определил как космонавта. Я вопросительно взглянул на хозяина, ожидая, что мне представят незнакомца, но никакого представления не последовало.

– Ну, раз вы наконец-то явились, тогда давайте приступим к делу.

– Разумеется, что наводит на воспоминание о какой-то премии, или отступных.

– Ах, да, – он повернулся к человеку на диване. – Джек, заплати ему.

– За что?

– ЗАПЛАТИ ЕМУ.

Теперь я точно знал, кто здесь хозяин, хотя, как я понял позже, Дэк Бродбент не так уж часто давал понять это. Другой быстро поднялся, все еще недовольно хмурясь и отсчитал мне полсотни и пять десяток. Я сунул их в карман, к счастью, не считая, и произнес:

– Я к вашим услугам, джентльмены.

Верзила пожевал свою губу.

– Прежде всего, я хотел бы, чтобы вы поклялись даже во сне никогда не упоминать об этой работе.

– Если моего обычного слова недостаточно, то и моя клятва ни к чему.

– Я взглянул на второго человека, вновь распростершегося на диване. – Мы, кажется, с вами незнакомы. Меня зовут Лоренцо.

Он взглянул на меня и отвернулся. Мой знакомый из бара поспешно вставил:

– Имена роли не играют.

– Вот как? – мой отец, достойнейший человек, умирая, взял с меня слово никогда не делать трех вещей: не мешать виски с чем-либо кроме воды, всегда игнорировать анонимные письма и, наконец, никогда не иметь дела с человеком, который отказывается назвать свое имя.

– Счастливо оставаться, господа, – я направился к двери, буквально чувствуя, как их сотня империалов греет мне бок.

– Подождите! – Я остановился. – Вы совершенно правы, – продолжал он.

– Меня зовут…

– Шкипер!

– Оставь, Джек. Меня зовут Дэк Бродбент, а это – Жак Дюбуа. Вон как он смотрит на меня. Мы оба – классные пилоты – любые корабли, любые ускорения.