Машина Шехерезада - шесть историй

– Но для чего она предназначена? – спросил Мартиндейл.

– Если б я это знал, то запросил бы отнюдь не такую скромную цену.

Мартиндейл посмотрел на мой ярлычок и присвистнул:

– И это, по-вашему, скромная цена?

– Достаточно скромная для уникального предмета, имеющего, возможно, внеземное происхождение. Но я могу скостить процентов двадцать, поскольку вижу, что вам она нравится, и, черт возьми, нельзя же все делать только ради выгоды!

– Вы вводите меня в искушение, – сказал Мартиндейл.

– Подумайте об этом, – сказал хозяин и ушел. Через некоторое время я услышала, как он шаркает возле прилавка в передней части магазина.

Мартиндейл взял меня в руки и стал разглядывать с разных сторон, сняв очки и поднося меня все ближе к глазам, к своему зрительному, но незрячему органу – глазному яблоку. А потом поставил меня на место и пошел прочь. Разочарование мое было глубоким. Я знала, что скоро услышу маленький колокольчик у входной двери и оживленный голос хозяина: «Приходите еще, дорогой сэр! У нас всегда широкий выбор новых сувениров!»

Вместо этого Мартиндейл сказал:

– Пожалуй, я взгляну на нее еще раз.

– Как вам будет угодно, сэр, – откликнулся хозяин.

Я услыхала приближающиеся шаги Мартиндейла и знакомое поскрипывание половиц. И вот он опять стоит возле стеклянной полки, а глаза его прямо напротив меня.

– Что-то в ней есть, – проговорил он.

Я ждала, не смея надеяться. Как многообещающе это звучало! Но, увы, он был не первым, кто зашел так далеко. Он все еще мог уйти ни с чем.

– Как ты работаешь? – спросил он.

Обращение! Эликсир жизни! Долгожданный сигнал! Призыв пробудиться и восстать ото сна! Так просто – и так трудно догадаться. История спящей красавицы. Он задал мне вопрос, и я наконец могла функционировать. Я позволила себе один лишь краткий всплеск победного восторга. Затем я вновь обрела над собой контроль. Слишком рано радоваться.

– Я с удовольствием рассказала бы вам какую-нибудь историю, – ответила я.

Мартиндейл так изумился, что чуть не выронил меня. Сквозь кожу его руки я почувствовала, как бешено забилось у него сердце. Сулилось нечто из ряда вон выходящее, и оба мы это знали.

– Ты разговариваешь! – воскликнул он.

– Да, – подтвердила я.

– Но владелец магазина об этом не знает!

– Конечно, не знает.

– А почему?

– Потому что он никогда не пытался заговорить со мной.

Мартиндейл долго не спускал с меня глаз. Потом проронил:

– Ты очень дорого стоишь.

– И все же купите меня. Я оправдаю ваши затраты.

– Но кто ты такая?

– Я машина Шехерезада, – сказала я ему.

2. Мастерская Мартиндейла

Мартиндейл купил меня и отнес к себе домой. А вы бы не купили? Следующая часть моей истории начинается в мастерской Мартиндейла – вполне подходящем месте для начала подобного рассказа или, вернее, для серии рассказов, в той или иной степени структурно связанных друг с дружкой, а то и вставленных один в другой на манер китайских шкатулочек; в целом получается бесконечный лабиринт сказок, анекдотов, воспоминаний, небылиц, фантазий и так далее, поскольку именно так и работает машина Шехерезада.

Мартиндейл поставил меня на видное место в своей мастерской, битком набитой разными предметами: там были трубки и книги, выдолбленная из слоновьей ноги подставка для зонтов и фарфоровый купидон с отбитой левой рукой, мусорный ящик с нарисованным на боку британским флагом и пачка сигарет «Рекорд», кассетный магнитофон и гитара, электрический вентилятор и складной столик для бриджа.

В тот день, когда все это началось, Мартиндейла зашел проведать его старый друг Герн. Стояла тихая, покойная пора; по городу печально ползли вечерние тени, окутывая все вокруг трогательным и жалким обманом.

Герн уселся на свое обычное место, в большое кресло с подлокотниками.

– А что она делает, эта машина? – спросил он.

– Уверяет, будто рассказывает истории, – ответил Мартиндейл. – Или показывает их. Можно даже сказать, она заставляет их произойти. А может, она дает обзор – или, точнее говоря, перспективу – событий, где-либо происходящих. Но возможно также, что машина показывает нам события, придуманные кем-то другим. Я пока не понял, по какому принципу она строит свои рассказы. Не знаю, почему она рассказывает именно об этих вещах, а не о других. И до сих пор не понимаю, зачем она так резко прыгает от одного рассказа к другому, без ритма и резона. Я уверен, что здесь задействован избирательный принцип, но в механизме его пока не разобрался.

– Дался тебе этот принцип! Давай просто послушаем рассказ да позабавимся.

– Принцип – очень важная вещь, – возразил Мартиндейл. – Я хочу знать, в каком месте рассказа я нахожусь. И я не люблю всяких фокусов. Мне, например, совсем не нравится, когда главного героя убивают в конце первой главы. Такие штучки меня раздражают, особенно если я не понимаю, зачем их вытворяют.

– А мне такие штучки нравятся, – откликнулся Герн. – Я просто балдею, когда непонятно, где у рассказа начало, а где конец. Неужто машина и правда убивает главного героя в конце первой главы?

– Когда убивает, а когда и нет. Практически невозможно угадать, что эта чертова штуковина выкинет через минуту. Даже определить, где первая глава, и то сложно. Видишь ли, чтобы уловить эстетику ее рассказов, необходимо разобраться, почему машина подробно описывает какие-то вещи, а мимо других проскакивает, почему бросает каких-то героев на полпути и выдумывает новых. Я как раз над этим сейчас работаю.

– Сделай мне одолжение, – сказал Герн. – Если ты когда-нибудь поймешь основной принцип, не рассказывай мне о нем.

– Довольно-таки необычная просьба.

– Да ну? Послушай, меня уже тошнит от знаний о том, как что работает. По-моему, приятнее всего просто сесть и позволить втянуть себя в какую-нибудь странную историю. И чем страньше, тем лучше! Боже мой, Мартиндейл, я веду размеренную жизнь. Я скоро задохнусь от ее размеренности. Умру я, без сомнения, по какой-нибудь совершенно разумной причине и самым что ни на есть размеренным образом. Поэтому все, что может дать мне передышку – вырвать меня из абсолютной и чудовищной размеренности моей жизни, – приветствую обеими руками!

– Так ты действительно не хочешь знать, как она работает?

– Действительно не хочу.

– А как ты относишься к знанию в других областях искусства? Я, например, когда иду в кино, всегда стараюсь понять, почему мне показывают то, что показывают.

– А я никогда не стараюсь, – сказал Герн. – Искать разумное начало в кинокартине – все равно что искать его в собственных снах.

– Я лично всегда задаюсь вопросом, что означают мои сны, – заметил Мартиндейл.

– Что ж, мы и тут противоположны, – сказал Герн. – Спишем это на счет дуализма.

– Дуализма? Интересная мысль. Я думаю, она могла бы объяснить...

– Нет, нет, нет! Мартиндейл, ты ставишь объяснение поперед явления! Я категорически против! Включи, пожалуйста, машину и давай приступим к рассказу.

– Говорю тебе, я не уверен, что она машина. Ей свойственны некоторые черты живой материи. Возможно, она пытается...

– Черт тебя подери! – крикнул Герн. – Включи ее, или заведи, или дерни за цепь – в общем сделай так, чтобы она заработала! А потом затянись разочек травкой.

Мартиндейл улыбнулся и покачал головой:

– Травка для этого не нужна.

– Травка для всего нужна, – заявил Герн. – Так включишь ты ее или нет?

– Да. Сейчас она начнет. Хотя не обязательно с начала, сам понимаешь...

– Или ты сейчас же прекратишь извиняться и врубишь эту штуковину, или я убью тебя на месте!

– Расслабься, Герн. Раскуривай свою трубку. История начинается.

3. Мартиндейл, утес и машина

Ричард Мартиндейл почувствовал, как край утеса уходит у него из-под ног. Судорожно нащупывая ступнями ускользающую почву, он потерял равновесие и упал, отчаянно пытаясь ухватиться хоть за что-нибудь, чтобы предотвратить головокружительное падение в бездну, разверзшуюся внизу. Пальцы скользнули по корневищу, вцепились в него, и тело Мартиндейла застыло в состоянии краткого и ненадежного покоя.