Последний козырь

Он пожал плечами.

- Я должен поехать хотя бы для того, чтобы создать впечатление стабильности положения в стране и твердости правительства. Особенно после сегодняшнего взрыва. - Президент посмотрел на часы. - Мне, пожалуй, пора, - сказал он, неохотно поднимаясь.

Выйдя из лифта, он решил пройти до своего кабинета в Западном крыле через розарий. Когда-то Тафт назвал Белый дом самым уединенным местом в мире, но для президента как раз и стало постоянной проблемой, как бы хоть немного побыть одному. Вокруг него все время были люди, с самого первого дня, как только он пришел к власти. А теперь, с началом осенних беспорядков, охрана была удвоена, причем ее усилили еще ротой морских пехотинцев.

Ощущая спиной двух охранников, следовавших за ним по пятам, президент спустился по ступеням Южного портика. Солнце, встававшее из-за полосы тумана, лежащего над Потомаком, зажгло радугу поливочных фонтанчиков в середине приусадебного парка, и она слегка колебалась под дуновением легкого утреннего ветерка. Если бы не блеск стальной проволоки, окружавшей забор, сторожевые вышки и прожектора, вооруженные охранники и огневые точки, пейзаж этот вполне мог вдохновить какого-нибудь художника девятнадцатого века.

Войдя в Овальный кабинет, он сел за свой письменный стол из белого пластика и нержавеющей стали и занялся бумагами. Поморщившись, он придвинул к себе папку, в которой находились письма с соболезнованиями родственникам солдат, погибших в стычках с бунтовщиками. Их было пятьдесят. Год назад президент решил, что будет каждое из них писать сам. Теперь их писали за него, а он только подписывал и с неудовольствием думал, что, если дело пойдет так и дальше, и письма и его подпись придется печатать типографским способом.

Президент включил диктофон и углубился в дипломатические телеграммы, отчеты и прочие документы, которые требовали его внимания. Он почти покончил с ними, когда услышал голос секретарши из селектора:

- Вы можете принять доктора Нейдельмана, сэр?

- Какого черта ему надо? - недовольно осведомился президент.

- Вы хотели его видеть, сэр. Ему назначено на 7:50.

Ладони президента взмокли от пота. Он не только напрочь забыл о встрече, но, видно, специально, хотя и не отдавая себе в этом отчета, заработался так, что времени на беседу с Нейдельманом не оставалось.

- Но через пять минут я выезжаю.

- Вы хотите перенести встречу на другой день?

Ему хотелось вообще отменить ее, но в то же время она была необходима.

- Ладно, - сказал президент устало. - Я поговорю с ним. Сообщите, пожалуйста, службе безопасности, что Нейдельман поедет со мной в аэропорт. Им придется сделать кое-какие перестановки, я хочу поговорить с ним наедине. Да, и выясните, что произошло с докладом о взрыве мемориала Линкольна. Я же приказал приготовить его!

Выйдя из-под колоннады Западного крыла, президент поправил солнцезащитные очки и неторопливо направился к машине. Следом за ним, отстав на полшага, шел офицер-связист с двенадцатикилограммовым металлическим, обтянутым черной кожей чемоданчиком. Куда бы президент ни отправлялся, чемоданчик неотступно следовал за ним, и, как всем давно было известно, содержал программы команд, необходимых для нанесения ответного ядерного удара на случай нападения извне, а совсем недавно телевизионный комментатор Дуглас Уолкрофт сообщил телезрителям, что теперь в чемоданчике находился и секретный план на случай, если в Соединенных Штатах вспыхнет революция.

Появился запыхавшийся Нейдельман и, неуклюже вскарабкавшись в машину, сел рядом с президентом, отдуваясь и умещая на коленях портфель, упрямо соскальзывавший с выпирающего живота. Толстый подбородок и складки кожи на шее скрывали смявшийся ворот рубашки. Глаза, нос и рот Нейдельмана казались маленькими и как-то слишком тесно посаженными друг к другу. Сняв очки в стальной оправе, которые оставили красноватые следы на висках и у переносицы, он тщательно вытер потное лицо смятым носовым платком.

- Не знаю, откуда они достают плутоний, - произнес он голосом, неподобающе тонким для его фигуры, - но, как им пользоваться, учить их не приходится.

Президент молча смотрел, как один из охранников, Хэл Бота, разворачивал два флажка, государственный и президентский, на крыльях бронированного "линкольн-континенталя".

- А вы представляете, что это значит? - продолжал Нейдельман, проводя ладонью по своей почти безволосой макушке. - Это значит, что в один прекрасный день они запихнут бомбу мощностью в железнодорожный состав тринитротолуола во что-нибудь похожее на это. - Он кивнул на атташе-кейс черной кожи, лежащий на откидном столике перед президентом.

Бота занял место рядом с шофером, взял в руки микрофон и оглянулся, проверяя, все ли готово. Убедившись, что кавалькада машин чинно вытянулась за президентским "линкольном", а мотоциклисты полицейского эскорта выстроились по бокам, он кивнул шоферу, и все тронулось с места.

Сняв солнцезащитные очки и сунув их в карман пиджака, президент открыл свой атташе-кейс и достал доклад Нейдельмана, на белой обложке которого четко чернела надпись "Только для президента". Задумчиво листая его страницы, президент сказал:

- Я буду откровенен с вами, Дик. За время президентства мне не раз приходилось испытывать страх, но это... - он раздраженно хлопнул ладонью по обложке, - это, пожалуй, напугало меня по-настоящему.

- Мы в беде, мистер президент, - ответил Нейдельман. - Мы сползаем в гражданскую войну. Вот это, - он коснулся толстым пальцем папки в руках президента, - возможно, спасет нас от нее.

Президент с недоверием уставился на Нейдельмана.

- Вы хотите, чтобы я разрешил предумышленное убийство американских граждан, но лишь допускаете возможность, что это спасет нас?

Нейдельман подышал на очки и протер их полой пиджака.

- Если вам нужна убедительная аргументация, то загляните на двести двадцать восьмую страницу, там выводы и заключения.

Президент нашел страницу и начал читать вслух:

- "...Мнение настоящей комиссии заключается в том, что воссоединение Соединенных Штатов может быть наилучшим образом достигнуто способом, политически и экономически приемлемым..."

Президент взглянул на Нейдельмана:

- А что вы называете "последним козырем"?

Советник по вопросам науки задумчиво взглянул в окно.

- Сейчас это выражение используется специалистами по теории игр, особенно военными, когда они имеют в виду непредсказуемый по своим последствиям фактор, способный принести далеко идущие результаты в самом конце игры.

Кавалькада выехала на Пенсильвания-авеню и вынуждена была сбавить скорость до трех миль в час, так как приходилось ехать по "гребенке" ступенчато уложенному асфальту, заставлявшему замедлять ход перед контрольно-пропускным пунктом. За ним уже ожидал тяжелый бронеавтомобиль, готовый пристроиться сбоку, как только кавалькада снова наберет скорость. Из откинутых люков выглядывали автоматчики, внимательно осматривавшие крыши близлежащих домов на случай появления снайперов.

Нейдельман видел стены домов со следами пуль, окрашенные до второго этажа в черный цвет, чтобы ночью сделать армейские патрули менее заметными на их фоне; окна, заложенные мешками с песком; кольца колючей проволоки в проездах и подворотнях; надписи, предупреждающие, что оставленные без присмотра автомобили будут подорваны службой безопасности. Смотрел и думал, какой аргумент может убедить президента в том, что необходимы более решительные меры, а не игра в войну, чтобы спасти страну от ран, которые она наносит сама себе.

Президент продолжил чтение.

- "Следует иметь в виду, что умышленное убийство американских граждан по численности будет лишь небольшой долей тех потерь, которые понесет народ в случае всеобщего вооруженного восстания". Вы же требуете убийства американцев!

- Чтобы спасти американцев. Разве не к этому мы все стремимся?

Президент бросил доклад Нейдельмана на колени.