Одна шестьсот двадцать седьмая процента

Китаец сделал едва заметное движение. Он был быстрый, как и положено духовому авторитету. Заточка скользнула из рукава в кулак. В следующую секунду она, пробив ткань фуфайки, упёрлась Ершу под сердце.

– Дёрнешься – завалю, – нарочито спокойно проговорил Китаец. – На понт взять хочешь, курва? У меня такое непрохонже, понял!? Засадил – будешь платить. Ясно? Ну!?

Ёрш обмяк и повалился на ветхий стул, на котором сидел во время игры.

– Сволочи, – сказал он. – Недаром братва говорила не садиться, когда вас двое. Гады, заряженную колоду поставили против своего. Не западло вам?

– Не пойман, не вор, – резонно возразил Китаец. – А свой, не свой – у картишки нет братишки. Закон знаешь? За руку не поймал – значит, схавал. Теперь отработаешь. Да ты не бзди, дело простое. Тебе оно как два пальца.

– Засунь свои пальцы… – начал Ёрш. – Вот же гады, – не закончил он фразы. – Ладно, банкуй. Что за дело на мне?

– Давай, Галочка, – я поднялся с кресла. – Вживайся, пока красных нет.

Стажёрка заняла моё место, длинные вороные волосы спрятались под шлем, нежное полудетское личико стало сосредоточенным. Через полтора месяца стажировка у Галки заканчивается. Экзамен она почти наверняка выдержит, девочка способная. И сосредоточенность на лице закрепится, станет профессиональной. А вот нежность наверняка уйдёт – наша работа быстро перекраивает людей под себя.

Вживание заняло почти полчаса, что ж, неплохой результат для паранормала нулевого пока уровня. Я, помнится, тратил, когда стажировался, минут сорок.

Мы вновь поменялись местами, и я подключился к системе. Электроды приятно холодили виски. Конструкция шлема за бытность мою в конторе усовершенствовалась раз десять. Надо отдать должное разработчикам: последние модели уже не доставляли особых неудобств и не вгоняли в клаустрофобию, как бывало раньше. Иногда я даже ощущал некую приязнь к холодящим кожу электродам.

– Красный, Олег Саныч! – Галкин голос в наушниках звучал несколько искажённо.

Красный появился на северо-востоке, в правом верхнем углу монитора. Я настроился и через несколько секунд уже считывал первую информацию. Титов Сергей Сергеевич, двадцать шесть лет, кличка Титок, последняя профессия – сутенёр. Память, многократно усиленная аппаратурой, услужливо подсказала остальное. Два срока, первый на малолетке за хулиганство, второй – пять лет общего за разбой. Датчик имплантировали на зоне два года назад во время операции по удалению аппендицита. Ещё через год Титок откинулся, и с тех пор – наш клиент.

Я подключил усиление. Теперь исходящие от клиента флюиды угрозы и его беспорядочные мысли трансформировались в более-менее осмысленную речь. Строки побежали внутри очертившего красную точку пульсирующего квадрата.

– Сука, – скороговоркой считывала эти строки Галка. – Шлюха малолетняя, кинуть хотела, долю скрысятничать. Огребёт по полной, манда, мать-перемать.

Красная точка медленно смещалась к центру экрана. Скорость смещения соответствовала передвижению пешком, а значит, временем мы располагали. Я прикинул возможные продолжения. Случай оказался простым – остановить распалившегося Титка можно было любым из трёх наиболее вероятностных вариантов.

– Давай, девочка, – я высвободил голову из-под шлема, и через пару секунд Галка заняла моё место. – На принятие решения у неё ушло полминуты.

– Вариант два, Олег Саныч, – Галка вопросительно посмотрела на меня.

– Не жалко парня? – спросил я.

– Такого – не жалко, – решительно сказала стажёрка.

– Что ж…

Галкины пальцы забегали по клавиатуре, задействуя мотиваторы поведения вовлечённых в вариант людей. Я отметил, что сам бы проделал необходимые операции лишь ненамного быстрее.

В десяти километрах к северо-востоку штангист-легковес Коля Зайцев внезапно отчаянно захотел курить. Коля бросил полгода назад и с тех пор мучился отсутствием никотина, проклиная тренера и спортивный режим. Сейчас, однако, Зайцев почувствовал, что сделать пару затяжек ему попросту необходимо. Несколько секунд ушло на борьбу с самим собой. Наконец, в сердцах плюнув и мысленно послав тренера, Коля наскоро оделся и сунул ноги в кроссовки. Круглосуточный ларёк был от него в десяти минутах ходьбы.

Выскочив из подъезда, Коля едва не столкнулся с сутулым неприглядным индивидом, шагающим вдоль дома, дымя зажатой в губах сигаретой. Необходимость бежать к ларьку отпала.

– Закурить не найдётся, земляк? – улыбнулся сутулому Коля. – Угости сигареткой, будь другом, понимаешь, курить охота смертельно.

– Да пошёл ты, – смерив Колю быстрым взглядом, отозвался сутулый. Он был на голову выше и шире в плечах. – Козёл, мать твою.

Зайцев на секунду опешил. Тряхнул головой, приходя в себя. Кровь бросилась в лицо, кулаки непроизвольно сжались. Тренер неоднократно пенял ему за вспыльчивый нрав, говоря, что штангист в решающие моменты должен уметь оставаться спокойным, но толку от нравоучений тренера было мало.

– Ты что сказал? – Зайцев в три прыжка догнал сутулого и ухватил за рукав. – Ты что мне сейчас сказал, сволочь!?

Парень дёрнулся и высвободил руку. Отпрыгнул назад и пригнулся. Лезвие выкидухи тускло сверкнуло в свете, падающем из окон первого этажа.

Коля Зайцев потерял самоконтроль. Без причины оскорбивший его наглец и хам оказался к тому же опасным. Зайцев рванулся вперёд, увернулся от метнувшегося к нему лезвия, а в следующее мгновение сложенными в замок руками ввалил парню с ножом под челюсть. Ещё две минуты Коля, не обращая внимания на крики из окон, безжалостно месил сутулого кулаками, а когда тот упал – ногами. Прервал избиение лишь пронзительный гудок милицейской сирены.

У вокзала Ёрш поймал такси. Вытащил из кармана мятую салфетку, сквернословя, с грехом пополам разобрал намалёванные на ней Китайцем каракули.

– Гони на Гражданку, – велел он, наконец, водителю.

– Куда именно на Гражданку?

– Угол Непокорённых, – сверившись с адресом на салфетке, сказал Ёрш. – Давай, рули, на месте разберёмся.

Он откинулся на спинку сидения. Стиснул челюсти. Дай волю, он голыми руками передушил бы обоих гадов, прокрутивших с ним игровую подлянку. Однако воли ему не дали, и теперь приходилось отрабатывать за то, что прошёл за лоха. Мысли отказаться у Ерша даже не возникало, что-что, а карточные долги платить его приучили давно. На зоне фуфломёта вполне могут опустить, а то и перехватить ему ночью горло бритвой или обрезком проволоки.

Ёрш снова прикинул, что ему предстоит. Старик-филателист в хате один. Если толково сработать, даже не пикнет. И хрен-то с ним, старому тысяча лет с прицепом, можно считать, зажился. Отмычка подобрана, Китаец на гада божился, что её точил мастер. Что ещё? Может, конечно, сработать сигнализация, хотя навряд ли, не должен старик включать её на ночь, пока сам в хате. Ну, а если сработает – что ж, значит, не пофартило, спиной повернулось к бродяге босяцкое счастье.

Ёрш почувствовал, что ненависть и злоба едва не распирают его. Перед делом надо успокоиться, взять себя в руки, однако это получалось плохо. Перед глазами маячила поганая ухмылка на гнусной роже Гнилого, её сменял недобрый раскосый прищур Китайца.

– Крысы, – в который раз подумал Ёрш. – Обещали долю. Пойди пойми, какая доля с альбома с марками, кто знает им цену? Да какая бы ни была – наверняка опять скрысятничают. Паскуды, что с них взять. После того, как подставили кореша под мокрое дело.

Следующая красная точка появилась на западе. Я сноровисто идентифицировал клиента и, не доверяя памяти, сбросил его личные данные на экран.

– Господи, какое страшное лицо, – ахнула слева Галка.

– Скорее, рожа, – поправил я.

Рожа действительно была отвратной. Вылупив на нас белёсые мертвяцкие глаза, с экрана нехорошо улыбался некто Череп, он же Андрей Черепков, шестидесяти четырёх лет, неоднократно судимый за кражи, разбой и мошенничество.