Ни жизнь, ни смерть

ерта с просьбой о разрешении ему построить "Консерваториум" для консервирования безработных. Гильберт подробно и красноречиво писал о том, какую пользу можно извлечь из этого средства в "деле изжития периодических кризисов и связанным с ними рабочих волнений". Рукою министра на этом заявлении была наложена резолюция: "Конечно, лучше, если они будут мирно почивать, чем бунтовать разрешить..."

Но самым интересным было то, что к заявлению Гильберта был приложен план шахт. И в этом плане мое внимание привлекла одна шахта, шедшая далеко в сторону от общей сети. Не знаю, какими соображениями руководствовались строители шахт, прокладывая эту галерею. Меня заинтересовало другое: в этой шахте могли остаться тела, не поврежденные катастрофой. Я тотчас сообщил об этом нашему правительству. Была снаряжена специальная экспедиция. Приступили к раскопкам. После нескольких недель неудачных поисков нам удалось открыть вход в эту шахту. Она была почти не тронута, и мы направились в глубь ее.

Жуткое зрелище представилось нашим глазам. Вдоль длинного коридора в стенах были устроены ниши в три ряда, а в них лежали тела. Ближе к входу, очевидно, проник горячий воздух, при взрыве он сразу убил лежавших в анабиозе людей. Ближе к середине шахт температура, видимо, повышалась более медленно, и несколько рабочих ожили, но они, вероятно, погибли от удушья, голода или холода. Их искаженные лица и судорожно сведенные члены говорили о предсмертных страданиях.

Наконец в самой глубине шахты, за крытым поворотом, стояла ровная холодная температура. Здесь мы нашли только три тела, остальные ниши были пустые. Со всеми предосторожностями мы постарались оживить их. И это нам удалось.

Первым из них был известный астроном Эдуард Лесли, гибель которого оплакивал весь ученый мир, вторым - поэт Мерэ и третьим - Бенджэмин Джонсон, только что доставленный мною сюда на аэроплане... Если моих слов недостаточно, в подтверждение их я могу привести неоспоримые доказательства. Я кончил!

Все сидели молча, пораженные рассказом. Наконец Джонсон тяжело вздохнул и сказал:

- Значит, я проспал семьдесят три года? Отчего же вы не сказали мне об этом сразу? - обратился он с упреком к Круксу.

- Дорогой мой, я опасался подвергать вас слишком сильному потрясению после вашего пробуждения.

- Семьдесят три года!.. - в раздумье проговорил Джонсон. - Какой же у нас теперь год?

- Август месяц, тысяча девятьсот девяносто восьмой год.

- Тогда мне было двадцать пять лет, значит, теперь мне девяносто восемь...

- Но биологически вам осталось двадцать пять, - ответил Крукс, - так как все ваши жизненные процессы были приостановлены, пока вы лежали в состоянии анабиоза.

- Но Фредерика, Фредерика!.. - с тоской вскричал Джонсон.

- Увы, ее давно нет! - сказал Крукс.

- Моя мать умерла уже тридцать лет тому назад, - проскрипел старик.

- Вот так штука! - воскликнул молодой человек. И, обращаясь к Джонсону, он сказал:

- Выходит, что вы мой дедушка! Вы моложе меня, у