Нелетная погода (сборник)

Он поклонился и вышел, чуточку шаркая ногами – профессиональная походка релятивистов, годами вынужденных ходить в тяжеленных ботинках с магнитными подошвами. За двадцать с лишним лет Кедрин от нее, разумеется, отвык, но она снова возникала в моменты его тягостной задумчивости.

– Пойдемте? – сказала Марина.

– Куда? – не сразу сообразил Панарин.

– В ваш кабинет, помогу вам освоиться – все-таки женская рука. Ну, не нужно таких взглядов – сквозь землю я все равно не провалюсь, придется вам меня потерпеть. Кстати, давай перейдем на «ты». Меньше официальности, да и тебе будет приятнее. Идет?

– Идет, – сказал Панарин.

Неожиданно доставшийся ему кабинет не был ни особенно большим, ни особенно шикарным – условия Эвридики этого не требовали, летучки и совещания проводились в зале, расположенном тут же, за стеной. Да и проводить здесь Панарину предстояло не более трех часов в сутки, исключая дежурства по поселку и экспериментальные полеты, во время которых ему теперь предстояло безотлучно быть здесь. Заместитель по летной части полигона Проекта – совсем не то, что его коллеги на больших космодромах и в управлениях. Работы раз в двадцать меньше, но в силу какого-то из пунктов устава должность эта введена и на полигонах.

Комната примерно пять на пять с одним окном, Т-образный стол, несколько стульев, селекторы и прочие административные причиндалы. Стеллаж с необходимыми документами. Портреты Гагарина и других знаменитых космонавтов прошлого – тех, кто впервые вышел за пределы Системы, впервые совершил гиперполет. Из предметов роскоши имелись ваза с невянущими здешними бессмертниками, красивыми бело-сиреневыми цветами и почти метровой длины модель фрегата в стеклянном ящике – медные пушечки выглядывали из портов, поблескивали шкивы величиною с ноготь. Модель осталась от самого первого хозяина кабинета, Винаблза, погибшего на испытаниях четыре года назад. Он ее сделал сам – такое у него было хобби, и готовые модели он обычно раздаривал без сожаления, а эту попросту не успел.

«Глупо как, – подумал Панарин. – Погибших испытателей, в общем, быстро забывают, и только хозяева полутора десятков моделей чаще других вспоминают, что да, был такой парень, летал где-то далеко и делал замечательные кораблики…»

Он постоял на пороге дольше необходимого – это был его первый кабинет. Он слышал от Кедрина, что во времена молодости адмирала попасть из пилотского кресла в кабинетное считалось несчастьем, но времена сейчас были другие – три четверти «кабинетников» совлекали кресла обоих видов.

Это был первый кабинет в жизни Панарина, впервые ему предстояло руководить не только экипажем корабля. Он порылся в своих мыслях и ощущениях – и ничего особенного не обнаружил.

Проверил ящики стола – там не осталось ничего от Каретникова, только деловые бумаги, кабинет на короткое время стал безликим, ничьим, но теперь это кончилось.

Панарин поднял голову – синий глазок камеры был направлен на него.

– Снимала?

– С твоего первого шага. Неплохой сюжет – пилот, только что шагнувший на первую ступеньку административной лестницы. Когда-нибудь ты станешь почтенным седым адмиралом, будешь руководить какой-нибудь галактикой, и тебе будет что вспомнить, посмотрев эти кадры.

– Но то, что я буду заведовать какой-нибудь галактикой, означает, что мы все же выйдем к дальним звездам, и тот фильм, что ты собралась снимать…

– Я не доказываю, что галактики недостижимы, – сказала Марина. – Я доказываю, что Проект «Икар» – грандиозная зряшная трата времени и сил. Уловил разницу? – Она подошла, встала рядом и критически оглядела кабинет. – Мрачновато и пустовато. Нужно обживать. Я думала, что ваши кабинеты выглядят гораздо экзотичнее – как на Жемчужине, например.

– Ну, там собрались все наши пижоны…

– Просто тебе лень поработать над дизайном. Вон в тот угол можно поставить кусок корабельной обшивки. Повесить картины, сейчас в моде Наокити, Пчелкин и Бонер. Сюда лучше всего поставить фотографию девушки. Мою, например. Подарить?

– А если у меня уже есть чья-то?

– Дома у тебя я что-то не заметила женских фотографий.

– Это может означать и то, что я не сентиментален.

– Рассказывай… Даже если ты не сентиментален, ты – из романтиков. Юный Вертер. Слышал про такого?

– Это плохо?

– Как знать, – сказала Марина. – Вам, «икарийцам», как раз, по-моему, идет. Забавно, до чего вы, мужчины, не меняетесь. Тысячу лет назад у вас была чаша Святого Грааля, потом – всевозможные Терры Инкогниты, теперь – Проект. Надеетесь найти заколдованный замок, надеетесь встретить сказочную принцессу. Лишь бы не заниматься делом – это труднее, чем болтаться в поисках царства амазонок и города Эльдорадо.

– Что касается нас, мы работаем. И Терра Инкогнита все-таки была открыта.

– Но чашу Святого Грааля так и не нашли, – отпарировала Марина. – А сколько сил и времени угробили… И со сказочными принцессами то же самое – ждал ты ее, ждал, а явилась ведьма. Я, если ты еще не догадался. И песенка твоя спета.

– Ну, мы еще посмотрим, – сказал Панарин.

Рядом с Мариной ему было неспокойно – тревожила не столько ее красота, сколько ощущение, что он стал для нее прозрачным насквозь, и оба об этом знают. До сих пор с женщинами он ничего подобного не испытывал.

– Посмотрим, – сказала Марина. – Ладно, не буду полностью повергать тебя в смятение – тебе надо утверждаться в новой должности. Сделай первый шаг – подбери мне подходящий рейс. Ты сам летишь не скоро?

– Я летал вчера. Теперь только через три дня.

– Жаль. У тебя был бы случай покрасоваться передо мной, да еще какой… А ваш адмирал всегда такой хмурый?

«Одним хорошо ее присутствие, – подумал Панарин, – позволяет забыть на минуту о только что закончившемся совещании, которое, собственно, и совещанием нельзя назвать – хладнокровное избиение». И сказал:

– Что, не поддался чарам? – Он слишком многое видел, чтобы…

– Чтобы поддаться на примитивные уловки смазливой девчонки?

– Ну, я бы не стал формулировать так резко. Но в принципе верно.

– А ведь он наверняка имел когда-то успех у женщин, – сказала Марина. – Как же, возвратившийся релятивист – мы, бабы, дуры, влечет нас к ярким личностям… Но все равно бирюк бирюком. Ты – другое дело, ты так забавно пытаешься обмануть Рок в моем лице… напрасный труд, Тим. Вот только имя твое меня удивляет, остается пусть малюсенькой, но загадкой, а это мне не нравится.

– Вот и пусть остается загадкой, – сказал Панарин.

– Ты хочешь сказать, что признаешь – я тебя насквозь просветила рентгеном, и остается прятаться за мелкие тайны? Как я тебя подловила? По-моему, тебя назвали Тимофеем в честь какого-нибудь дедушки, а тебе не понравилось, и ты со временем сократился. Так?

– Не совсем, – сказал Панарин. – Но действительно в честь. Понимаешь, отец у меня был космонавтом, еще до ДП-кораблей, естественно, он летал за пояс астероидов, на внешние планеты, как это тогда называлось, и у Юпитера… Короче, они попали в переделку, и если бы не штурман, отец бы наверняка… Штурмана звали Тихон Игоревич Меньшов. Отец почему-то назвал меня не Тихон, а Тим – наверное, ему казалось, что так лучше.

– Потрясающе, – сказала Марина. – Разве я могу устоять перед человеком со столь романтичным ореолом? Пропала я, молодая и неопытная… А потом ты будешь сатанински хохотать над моей юной доверчивостью и разбитым простодушным сердцем…

Засвиристел сигнал, и Панарин, обрадовавшись передышке в этом чертовом поединке, включил видеофон.

– Здорово, Тим! – жизнерадостно рявкнул Перышкин, заместитель начальника космодрома. – Обживаешь вотчину? Хочешь узнать пикантную новость? Через час приземлится «Апостол Павел». На борту два десятка пассажиров, все заявлены как совершающие служебную командировку по заданию своего ведомства, не иначе прибыли изгонять Сатану, строящего козни против проекта. Будет вам духовное напутствие. Ну, пока!

– Черт-те что… – сказал Панарин погасшему экрану.