Будни банкира (СИ)

- Не виновен.

Вот это был бы финал... достойный американского фильма.

Или даже не так.

Пусть вердикт оглашён: сто двадцать лет одиночества. Ровно на двадцать лет больше, чем нужно нобелевскому лауреату для создания нетленного произведения.

Арестант пишет текст, - день, другой, третий... и вот текст написан, заключённый ставит финальную точку.

Впереди безнадёга и унылая необозримость, оглушительная тоска одинаково серых дней.

Но вдруг... я не знаю, пусть случится необъяснимое чудо... и вдруг провернётся ключ в замочной скважине, с лязгом отодвинется засов, тяжёлая железная дверь распахнётся, и надзиратель Онищенко скажет:

- Хвалько, с вещами на выход.

Да, вот это я понимаю: отличный финал.

Но у нас здесь не Голливуд.

Сто двадцать лет заключения, долговая тюрьма, одиночная камера.

Досрочное освобождение исключено.

Конец истории.

Я поставил финальную точку.

Лёг на койку, включил телевизор.

Ближайшие сто двадцать лет делать было абсолютно нечего.

В этот момент ключ в замочной скважине провернулся. Лязгнув железом, отодвинулся мощный засов. Дверь распахнулась. На пороге стоял надзиратель Онищенко.

- Эй, Хвалько, - буркнул он, - собирайся.

- Куда, начальник? - оторопел я.

Тюремщик осклабился:

- С вещами на выход.

Глава семнадцатая

Беспилотник начал снижение.

Мгновенным серебром блеснула река. Пятно зелени посреди мегаполиса обернулось уголком заповедного леса.

Будто талантливый декоратор взялся обставить моё возвращение с размахом не стеснённой бюджетом костюмированной постановки, - лужайки, цветы, дом... дворец королевской четы на фоне его выглядел бы жалкой безделицей.

Рядом с домом толпились люди: Изя-олигарх, Свят и Мыся, кто-то ещё.

Чуть осторонь - в одиночку - задрав голову, стояла Мария-Терезия.

Она с энтузиазмом махала рукой, будто гоняла в воздухе невидимую навозную муху, лицо её светилось неподдельной искренней радостью.

Дрон завис над бетонным пятачком посадочной площадки и, спустя мгновение, бесшумно опустился точно в её центр.

Я выбрался из салона.

- Привет, - закричала Маша и кинулась мне на шею.

Как я люблю пылкую непредсказуемость этой девушки, спонтанность душевных её порывов, эмоциональность и чувственность... просто люблю.

Я нежно прижал Марию-Терезию к сердцу.

Но что тут делает Изя? присутствие вундеркинда мне не нравилось.

Как бы это сказать, мешало полноте счастья.

- А этому что здесь надо? - буркнул я, даже не пытаясь изобразить учтивость.

- Вообще-то он заплатил за твою свободу сто пятьдесят миллиардов, - сказала Мария-Терезия.

- С чего бы такая щедрость?

- Ну, для неё есть достаточно веские основания, - моя любовь улыбнулась. - Изяслав, сынок, иди познакомься с папой.

Изя сделал пару шагов, вид он имел слегка смущённый.

- Мстислав, Святополк, все подходите, ребята.

Гурьбой меня обступили амбалы... все как на подбор: под два метра ростом, квадратные плечи, квадратные подбородки...

Я обнял своих будущих пока не рождённых детей и подумал: если когда-нибудь кинокомпания Уолта Диснея выкупит права на экранизацию моей книги, то в этот момент самое время зазвучать эпической музыке.

И чтобы шутихи, спрятанные в кустах, брызжа снопами искр, завертелись огненными кольцами.

Чтобы, свистя, разрезали воздух, взлетели ввысь кометы салюта и с грохотом лопнули небеса, горя и сверкая яркими всполохами фейерверков.

Но у нас здесь не Голливуд.

- Кхм, кхм, - деликатным покашливанием привлёк наше внимание крепыш с огненно-рыжей шевелюрой.

- Чего тебе, Трувор?

- Синеус вернулся из дальнего поиска, - проинформировал рыжий. - С гостями... Звать?

- Зови, - на правах старшего велел я.

Рыжебородый сделал знак.

Приблизились два высоких и статных старца, в белых посконных одеждах с посохами в руках.

- Земля наша велика и обильна, - зычным уверенным голосом объявил первый.

- Но порядка в ней нет, - со вздохом добавил второй.

- Это бывает, - находчиво и остроумно поддержал я дипломатическую беседу.

Однако пустые лясы точить не входило в намерения депутации.

- Приходи княжить и владеть нами, Рюрик, - предложили послы без экивоков.

- Я не Рюрик, а Юрик.

Старцы озадаченно переглянулись.

- Странно, - пробормотали они, - в летописях значится Рюрик.

- Я Юрик, - упрямо и непреклонно стоял я на своём.

- Ну не будем же мы в самом деле из-за одной буквы историю переписывать? - посланники робко и чуть растерянно улыбнулись.

Я принял позу, достойную войти в анналы.

- Будем! - твёрдо сказал я.