Путь Базилио (СИ)

Вблизи стало понятно, что хозяин делянки то ли отсутствует, то ли забросил дела. Табак созрел, но никто не убирал его. Душистые зёрна понапрасну вытекали из колосьев. Сигары тоже были в самой поре: твёрдые столбики кохиб и монтекрист сидели в цветоложах неплотно, а какие-то уже и валялись на земле.

Арле не стал церемониться, решив, что с правами собственности он разберётся как-нибудь потом. Сначала он хотел просто обтрясти куст, потом передумал и стал снимать самые крупные и тёмные сигары. Пьеро, табачным курением увлекавшися умеренно, нашёл грядочку сигарилл с мятой, удивительно ароматных, и набрал себе полную пазуху. Потом пощипал заросли нюхательного табака, сняв бутоны с вишнёвой отдушкой, чем и ограничился.

Снеся добычу на подводу, Арле и Пьеро решили всё-таки вернуться, заглянуть в домик и разузнать, что с хозяевами. Во всяком случае, так озвучил свои намерения Арлекин. Хотя вероятнее было то, что он рассчитывал что-нибудь стыбзить.

Пьеро и Арлекин заходят в дом Джо-Джима Грегорюка

При ближайшем рассмотрении домик оказался именно что домиком — маленьким, но каменным, аккуратно побелёным. На крыше серебрилась решётка тесла-приёмника. Видимо, тут случались зацепления.

Низенькая дверь была открыта и вела в сени или прихожую, пропахшую табаком и сухими травами. Там ничего не было, кроме очень широкой лежанки с двумя подушками, окаменевшими от времени, да расписного ночного горшка изумительной красоты. Арлекин попытался его было открыть, да не вышло: крышка буквально прикипела.

Пока педрилка возился, Пьеро открыл следующую дверь, миновал тамбур и оказался на кухоньке — тоже очень маленькой, квадратов на пять, на шесть. Посуды не было. Посередние стола одинако стояла морозилка хаттифначьего производства. Открыв её, он с удивлением обнаружил там початую, но почти полную бутылку водки, всю в изморози. Похоже, тесла-зацепление было совсем недавно и аккумулятор успел напитаться.

Следующая дверь была заперта изнутри. Однако первый же тычок показал, что косяки стоят неровно и к тому же рассохлись, так что дверь удалось выбить с двух ударов. Пьеро вошёл — и от неожиданности стал столбом, треснувшись головой о притолоку и получив горсть трухи за шиворот.

Перед ним была большая комната с деревянным полом. Окна были закрыты ставнями, но через них пробивался солнечный свет. В косом луче его поблёскивал желтоватой костью двухголовый скелет, удобно расположившийся на продавленном диванчике. У ног его валялись две стеклянные стопки, обе целёхонькие [86].

Скелет был чистым, без единого кусочка плоти. Кто постарался, тоже было понятно: в левой глазнице правого черепа стоял, как часовой, большой крылатый муравей и хозяйски пошевеливал усиками.

Пахло старым деревом, муравьями и совсем чуть-чуть — сладковатым ароматом тлена.

Оторвавшись от зрелища, Пьеро позвал Арлекина и они пошли открывать ставни. Те оказались запертыми на замки. Арлекин, не обинуясь, сбил их какой-то железкой. Её же он прихватил с собой — на случай, если придётся открывать что-нибудь ещё.

Так и вышло. В комнате со скелетом они обнаружили задвинутый в угол шкафчик, тоже запертый. Взломав его, приятели убедились, что на нижних полках образовалось муравьиное гнездо. На верхней лежал обтрёпанный бювар. Любопытный Арлекин потянул его на себя, но тут ему на спину упала жужелица и укусила — так что Арле бросился колотиться спиной об стенку, чтобы раздавить зловредную тварь. Пьеро был аккуратнее, ему бювар поддался охотнее.

В нём лежал листок бумаги, исписанный крупным неряшливым почерком.

«Прочетайте не пабрезгуите» — морщась от слишком яркого света, разбирал Пьеро кривые каракули.

— Дай почитать, — Арлекин отнял у него листок, проглядел, отдал. Пьеро снова вперился в него, шевеля губами — вестимо, искал рифму или красивую строчку.

Арлекин не стал ждать и полез в подпол. Там действительно нашлись четыре бутылки с мутной жидкостью. Он запихнул их в мешок, и туда же положил водку из морозильника — чтить чью-то волю, особенно волю покойника, он не собирался.

Минут через пятнадцать оба сидели в телеге, перед каждым лежал кусок освежёванной пигалицы. Пьеро сел на самый край и разлил холодную водку по стопкам.

— Ну, — сказал Арле, — помянем мужика. — Хоть и дурак он был, и писал безграмотно, а всё-таки наш. Пидарас.

— Жизнь торопил, но чувствовать умел, — добавил Пьеро, нюхая стопку. Ничем вроде не пахло, но ему что-то не нравилось, неприятное щемливое чувство в основании позвоночника не отпускало.

— Кароч, Мать ему Дочь, — закончил Арлекин, которому хотелось побыстрее холодной водки и покурить. Не дожидаясь Пьеро, он опрокинул стопарь и зажевал пигалицей.

Через несколько секунд он внезапно сбледнул с лица, скрючился и упал на подстилку, пытаясь засунуть себе пальцы в рот. К сожалению, рвотный рефлекс у него давно атрофировался из-за привычки к глубокому минету.