Тропа поперек шоссе

В дверь постучали, показалась голова Чака.

-- Вода еще не остыла?

-- Все прелестно, Чак! Я тебя люблю! -- прямо из ванны Чита помахала ему рукой.

-- Если что, всегда могу подбросить дровишек.

-- Спасибо не надо, -- я решительно притворил дверь. Искристо улыбаясь, Чита одарила меня одним из наиболее теплых своих взглядов.

-- Не трогай моего Чака! Он ужасно милый!

-- А я?

-- Ты? -- она состроила гримаску, изображая задумчивость. -- Ты у меня бедненький! Потому что весь в шрамах и шамкаешь, как штарушка. Лис тоже... -Она смолкла на полуслове и угрюмо начала гонять волны по воде. Еще пару дней назад мы твердо условились не касаться этой темы.

Я кашлянул в кулак и попробовал улыбнуться.

-- Между прочим, не ты один в шрамах и царапинах! -- она ожила и, дурашливо вывернув локоть, продемонстрировала бледную полоску. -- И еще есть, на ноге...

-- Мозоль? -- осведомился я.

-- Сам ты мозоль! Шрам! Самый настоящий. Это я на стекло наступила. Давным-давно. Знаешь, как болело!..

Бултыхаясь в ванне, она еще раз любовно пересчитала все свои синяки и царапины. С гордостью объявила:

-- Целых четыре штуки, дружок!

-- Что ты говоришь! Должно быть это опасно. И потом, может быть, ты обсчиталась? -- намекнув таким образом на свои глубокие познания в области подсчета царапин, я со скрипом пододвинул себя вместе с креслом к ванне. Безусловно, я рисковал. Мокрые, в мыльной пене руки тут же обвили мою шею.

-Эй, Русалка! Ты меня утопишь! -- соблюдая видимость приличий, я попытался вырваться.

-- Но мы же утонем вместе!..

###Глава 13

Чак влетел в самую неподходящую минуту, когда мы чинно сидели за столом, под бульканье старого самовара наполняя столовую аппетитным хрустом сухарей.

-- Автобус!.. Вот-вот подъедет к площади!

Барсучок как раз рассказывал чрезвычайно запутанную историю про свои скитания по автостанциям. Отчего-то грустное у него выходило смешным, и, поперхнувшись смехом, мы уставились на Чака.

АВТОБУС!.. Это означало только одно: нам необходимо было мчаться на площадь. Покинув стол, нашу уютную столовую. Бежать со всех ног.

Рефлексы оказались сильнее нас. Наверное, уже через каких-нибудь десять минут мы были на месте. Известие друга в буквальном смысле сгребло нас за шиворот, безжалостно вышвырнув в бурлящее море тел. Никто уже не думал о чае с сухарями. Продираясь сквозь визг и давку, мы разгорающимися глазами взирали на людское светопреставление. Площадь была вымощена людскими головами. Тысячи и тысячи орущих существ давили друг дружку, клокотали водоворотом вокруг невзрачного автофургона. Это походило на какое-то массовое безумие. Ради двух-трех десятков мест эти толпы готовы были вцепиться друг другу в глотки, пустить в ход ножи и палки. С самого начала было ясно, что повезет лишь горстке счастливцев -- из тех, что находились поближе. Тем не менее, рвались к машине тысячи.

Привстав на цыпочки, я разглядел, как плечистые контролеры вышвыривают из автофургона сопротивляющихся беспропускников. Заслон из глянцево-черных автомобилей кое-как сдерживал натиск страждущих. Опустившись на пятки, я прищемил чьи-то ноги и тут же получил тычок в спину. Вынырнув сбоку, Чак резким взмахом заставил кого-то позади крякнуть. Не оборачиваясь, я лягнул крякнувшего и, потянув Читу за руку, рванулся к автофургону.

Вероятно, контролеры уже уводили свои машины, потому что перетаптывающаяся армада людей ожила. Нас подхватило и понесло. Гигантский пресс начинал работать, втискивая человеческие тела в крохотный объем единственного автобуса. Это продолжалось недолго. Уже через минуту разочарованный стон прокатился над площадью, движение остановилось. Какое-то время толпа еще стыла на месте, не веря в случившееся, прислушиваясь к уплывающему тарахтению фургона. Потом люди стали потихоньку расходиться.

..Возвращались мы измученные и опустошенные. Нас ждал незаслуженно брошенный стол, сухари и чай, но мы не радовались. Даже Чак и тот свирепо пинал ногами встречный мусор. Барсучок шел сгорбленный, напоминая со спины дряхлого больного старика...

Очнуться нас заставила Чита. Рванув меня за рукав, она вскрикнула и шарахнулась в сторону. Резко обернувшись, я увидел перед собой бледный неприятный овал и скверную улыбку. То ли зубы у человека были слишком велики, чтобы поместиться во рту, то ли сам рот не закрывался, но лошадиный оскал не сходил с его лица. Прыщавый, худосочный, незнакомец даже на расстоянии внушал отвращение. Продолжая скалиться, он как-то боком шагнул к Чите, медленно протянул руку. В этот самый миг я его и ударил. Столкновение черепа с кулаком получилось довольно жестким. Должно быть, я вложил в удар страх за Читу, свою собственную злобу, которую в избытке успел почерпнуть там, на площади. Отлетев к забору, человек хряснулся о доски, беззвучно осел.

-- Не бойся, он больше не сунется, -- я покосился на свои разбитые костяшки. -- Откуда взялся этот страхилат?

Чита молчала. Взглянув на нее, я перепугался не на шутку. Глаза у нее казались пустыми, зрачки превратились в булавочные точечки.

-- Чита! -- я схватил ее за плечи. -- Он что, успел тронуть тебя?

-- Это их человек, -- едва слышно шепнула девушка. -- Они убили Лиса, понимаешь?

Позади шумно задышал Чак. Сжав сухонькие кулачки, Барсучок тоже шагнул к лежащему. Если бы тот шевельнулся, они без сомнения разорвали бы его в клочья, но человек остался недвижим.

-- Ладно, чего уж теперь, -- пробормотал я.

Чита слепо двинулась вперед, я бросился за ней.

-- Забудь о них! Они ничего нам не сделают...

Чита ничего не ответила.

Лошадиный оскал остался позади. Мы возвращались домой, сопровождаемые тенью убитого Лиса. И отчего-то впервые мне подумалось, что, возможно, весь наш Путь с его пропусками, автобусами и контролерами, в сущности, ни что иное, как жестокая бессмыслица.

###Глава 14

Стараниями Чака дом наш превратился в уютное гнездышко. Паутина и грязь окончательно покинули его, тополиные ветки выпустили первые клейкие листочки. Мы могли бы жить и радоваться. Могли бы, если б не одно обстоятельство. В городе поселился Манта. Увы, это случилось, и страхи за Читу, за наше эфемерное будущее отравили все наше существование...