Лучшее за год 2006: Научная фантастика, космический боевик, киберпанк

— В твоей группе все такие мрачные?

— Они не бывают в тех местах, где приходится делить детей на марионеток и «пустышек», но… Да, все они мрачноваты.

— Похоже, они из той же породы, что и Маркес. А что с боевым духом твоего отряда? — спросила Анна.

— Серьезно пошатнулся после событий в Нью-Йорке.

— Так что там на самом деле произошло?

Он не должен был рассказывать ей. Но рассказал.

— Кто-то выше — на один уровень комплексности выше — обнаружил способ воздействия на нас, — произнес человек на трибуне. — Вопрос в том, что мы должны предпринять в связи с этим. И ответ прост: ничего. Мы ничего не должны предпринимать. Занимайтесь своими делами так же, как и всегда. Позвольте мне объяснить, почему это столь важно.

До сих пор все обнаруженные нами аномалии обладали общей структурой. Все они сводились к пропаганде. К нам дружелюбно, может быть, даже примирительно обращаются наши враги. Мы начинаем думать о них как о хорошеньких девочках и милых старушках. В противном случае на нас обрушивается поток сообщений, напоминающих нам, что и те, кто нам не безразличен, тоже могут погибнуть. Что мы можем погибнуть.

И с подобными мыслями мы выходим на задание. В сражении между двумя массовыми сознаниями подобное ослабление противника становится сильным ходом. Представьте, как легко вы смогли бы победить в кулачном бою, если бы умудрились убедить мускулатуру соперника, что на самом деле вы ей нравитесь. Именно так все и может обернуться, — резко завершил фразу человек на трибуне. — Нам необходимо соблюдать осторожность. Необходимо постоянно помнить о том, что происходит, потому что, если мы изменим свое поведение, эта тварь победит. Пускай наш противник размякает — будет просто замечательно. Но себе мы этого позволить не можем. Если у нее ничего не выйдет, она может отказаться от подобной стратегии. Но если мы дадим ей точку опоры — если у нее все начнет получаться, — повода для отказа от своих намерений у нее не возникнет.

Теперь перейду к хорошим новостям. Некоторым из вас они уже известны. Поступили устные доклады, что то же самое происходит и с бригадами террористов, так что, может быть, подобная тварь есть и на нашей стороне. Если все именно так, то нам остается только убедиться, что плохие парни сломаются раньше нас.

Ренц потряс головой. Она казалась тяжелой и словно набитой ватой. Маркес коснулся его руки.

— Ты в порядке?

— С чего он взял, что их две?

— Что?

Докладчик продолжал свою речь. Ренц наклонился к Маркесу и быстро зашептал:

— Две. Почему он думает, что этих тварей две? Если существует только одна, то мы имеем дело не с войной. А если так-Почему мы решили, что это война, а не болезнь? Может, это нечто просто пытается сказать нам, что все идет не так, как должно? Может, с миром происходит то же самое, что и с Анной?

— А какая разница? — спросил Маркес.

— Когда болеешь, стараешься излечиться, — сказал Ренц. — А в войне хочешь только победить.

— Прежде чем мы продолжим, — произнес человек на трибуне, — я должен прояснить несколько моментов.

Он поднял руку и выставил указательный палец, желая подчеркнуть значимость своих слов, но те — какими бы они ни были — умерли раньше, чем он успел их произнести. Линк Ренца оборвался. Пауль, Паасикиви и Торн исчезли, а Маркес стал просто телом рядом с ним, а не кем-то в его сознании. Наступило полсекунды мертвой тишины, когда каждый агент в зале осмысливал произошедшее. Во время этой бездыханной паузы Ренц успел задуматься: сидит ли Анна сейчас в Сети и когда узнает о случившемся? Он услышал, как выругался Маркес, прежде чем раздались первые взрывы.

Взрывной волной из легких Ренца вышибло воздух. Наступило тупое оцепенение, какое бывает после автомобильной аварии, и мир превратился в калейдоскоп из бегущих людей, выкрикиваемых приказов, кислого запаха взрывчатки. Спотыкаясь, Ренц побрел к выходу в одной из стен зала, но остановился прежде, чем дошел до него. Именно этого нападающие и ждут — к выходу бежали большинство агентов. Маркес растворился в толпе, и Ренц машинально попытался установить с ним связь. Под высоким потолком, словно грозовая туча, клубился дым. Раздался еще один отдаленный взрыв.

Аудитория практически опустела. Бомбы были заложены в правой части зала — несколько рядов сидений исчезло. Мертвый докладчик безмолвно повалился там, где стоял. Его тело было изрешечено шрапнелью. Пожар распространялся прямо на глазах Ренца. Он подумал об остальных — Паасикиви, Торне и Пауле. Они тоже могли подвергнуться нападению.

Среди обломков лежали тела. Ренц быстро пошел мимо них; воздух в помещении начинал выгорать. Мертвец. Мертвец. Мертвец. Первым живым оказался человек чуть старше его самого, лежащий на ступенях. Седеющие волосы, темная кожа и огромные руки, покрытые кровью.

— Надо выбираться, — произнес Ренц. — Идти можешь?

Мужчина поднял на него расфокусированный взгляд.

— Начался пожар, — сказал Ренц. — На нас напали. Надо выбираться.

Что-то из сказанного подействовало. Человек кивнул, и Ренц ухватил его за руку, помогая подняться. Вместе они похромали наружу. За их спинами кто-то закричал, призывая на помощь.

— Скоро вернусь! — крикнул Ренц через плечо. — Вытащу этого парня — и сразу назад!

Он и сам не знал, правду ли говорит. Снаружи улица напоминала разворошенный муравейник. Аварийные машины, полиция, агенты. Ренц передал своего подопечного бригаде «скорой помощи». Но когда собрался вернуться обратно, его остановил медик.

— Не двигайтесь, — сказал врач.

— Там еще остались люди, — ответил Ренц. — Я должен вернуться. Со мной все в порядке, и мне надо вернуться.

— С вами не все в порядке, — произнес медик, мягко укладывая его на носилки.

Ренц непонимающе мотал головой, но врач показал рукой. Из тела агента торчал кусок металла размером с карандаш. Кровь пропитала рубашку.

— Ого, — сказал Ренц. — Я… я не заметил.

Врач склонился над ним, заглядывая в глаза.

— У вас шок, — сказал он. — Оставайтесь на месте.

Ренц подчинился. Тени, мечущиеся по улице, словно утратили свою индивидуальность — повсюду бурлила густая смесь из плоти и металла, камней и огня, перетекая то в одну сторону, то в другую. Вначале он смотрел на нее как на единый организм, потом как на людей, работающих вместе. И то и другое казалось верным.

Появились пожарные, ударившие из своих брандспойтов, и в воздухе неожиданно запахло водой. Ренц попытался вызвать Маркеса, но ничего не вышло. Кто-то стал перевязывать его, и он не сопротивлялся. Проступила боль, тупая, отдаленная пульсация.

Он увидел девочку, выскользнувшую из дверей. Похоже, никто больше не замечал ее. Ренц, опираясь на здоровую руку, поднялся и пошел к ней.

Она не была одной из тех — очередным призраком Самары. Эта девочка выглядела старше, хотя, может быть, всего на год или на два. Ее кожа обладала глубоким оливковым цветом, а волосы и глаза были черными. В глазах отражалось пламя. Несмотря на раннее лето, на ней была толстая, дутая куртка. Девочка взглянула на Ренца и улыбнулась. На ее лице появилось блаженное выражение.

— Мы должны остановить происходящее, — произнес Ренц. — Это не война, а болезнь. Это лихорадка. Мы все — часть одного организма, и он умирает. Как нам это остановить?

Ренц никогда не думал, что станет рыдать перед незнакомцем, а тем более перед ребенком. Но он не мог остановиться. И все это было глупо. Несмотря на шок, он думал о том, что где-то там, выше, какое-то разумное существо умирает от болезни в своей постели. И, обращаясь к этой девочке, Ренц безнадежно пытался достучаться до него, как если бы кричал в небеса. Его слова были бесполезны, как бесполезно было бы пытаться спасти Анну, разговаривая с ее кровью.

Ренц увидел, как девочка что-то перемещает под своей курткой, и понял все. Арабская девочка в дутой куртке посреди Нью-Йорка. Повторная атака, подхватывающая первую и направленная на уничтожение спасательных служб.