Фата-Моргана 3

– Ну конечно же.

Ирма исчезла за дверью своей квартиры.

Одна стена комнаты была полностью из стекла и закрывалась белой прозрачной занавеской. Они повернули за угол. Эту часть комнаты заполняло медицинское электронное оборудование, частично встроенное в стены, частично в высоких черных ящиках на колесах. Четверо людей в белых халатах склонялись над чем-то похожим на кресло космонавта. В кресле кто-то лежал: Синеску видел ступни в мексиканских мокасинах, темные носки и серые брюки.

– Еще не кончили, – сказал Бэбкок. – Видимо, нашли что-то неладное. Выйдем на террасу.

– Я думал, что осмотр проходит ночью, когда ему меняют кровь и тому подобное.

– Утром тоже, – ответил Бэбкок.

Он повернулся и толкнул тяжелые стеклянные двери. Терраса была выложена каменными плитами и закрыта стенами из затемненного стекла и зеленой пластиковой крышей. В нескольких местах стояли пустые бетонные корыта.

– Здесь планировался садик, но он не захотел. Пришлось убрать растения и застеклить всю террасу.

Сэм расставил вокруг белого стола металлические стулья, и они сели.

– Как он себя чувствует, Сэм? -спросил Бэбкок.

Сэм улыбнулся и опустил голову.

– Утром он в хорошем настроении.

– Говорит с тобой? Вы играете в шахматы?

– Редко. Обычно он работает. Немного читает, иногда смотрит телевизор.

Улыбка Сэма была искусственной. Он сцепил пальцы, и Синеску заметил, что костяшки на одной ладони побелели, а на другой – нет. Он отвернулся.

– Вы из Вашингтона, правда? – вежливо спросил Сэм. – Первый раз здесь? Простите… – Он встал со стула, заметив за стеклянными дверями какое-то движение. – Похоже, кончили. Подождите немного здесь, я посмотрю.

Сэм вышел. Двое мужчин сидели молча. Бэбкок сдвинул маску, Синеску, видя это, последовал его примеру.

– Нас беспокоит жена Сэма, – сказал Бэбкок, наклоняясь ближе. – Сначала это казалось хорошей идеей, но она чувствует себя здесь очень одиноко, ей у нас не нравится, здесь нет движения, детей…

Дверь снова открылась, и появился Сэм. Он был в маске, но тоже сдвинул ее вниз.

– Прошу вас.

В комнате жена Сэма, тоже с масочкой на шее, наливала кофе из фаянсового кувшинчика в цветочек. Она лучезарно улыбалась, но вовсе не казалась счастливой. Напротив нее сидел некто высокий в серой рубашке и брюках, откинувшийся назад, вытянув ноги и положив руки на подлокотники. Он не шевелился. С лицом его было что-то не в порядке.

– Вот и мы, – сказал Сэм, потирая руки. Жена взглянула на него с вымученной улыбкой.

Высокая фигура повернула голову, и Синеску испытал потрясение, поскольку лицо было из серебра: металлическая маска с удлиненными вырезами для глаз, без носа, без губ, на их месте были просто изогнутые поверхности.

– …Эксперимент? – произнес механический голос.

Синеску вдруг сообразил, что замер над стулом, и сел. Все смотрели на него. Голос повторил свой вопрос:

– Я спрашивал, вы приехали, чтобы прервать эксперимент?

Сказано это было равнодушно, без акцента.

– Может, немного кофе? – Ирма подвинула ему чашку.

Синеску вытянул руку, но она дрожала, и он торопливо отдернул ее.

– Я приехал только для того, чтобы установить факты, – ответил он.

– Вранье. Кто вас прислал? Сенатор Хинкель?

– Да.

– Вранье. Он был здесь лично. Зачем ему посылать вас? Если хотите прервать эксперимент, можете мне об этом сказать.

Лицо под маской не двигалось, когда он говорил, и голос шел как будто не из-под нее.

– Он хочет только сориентироваться в ситуации, Джим, – сказал Бэбкок.

– Двести миллионов в год, – снова сказал голос, – чтобы продлить жизнь одному человеку. Согласимся, что это не имеет смысла. Да вы пейте, а то кофе остынет.

Синеску заметил, что Сэм и его жена уже выпили и натянули масочки. Он торопливо взял свою чашку.

– Стопроцентная неспособность к труду при моей должности дает пенсию в размере тридцати тысяч в год. Я мог бы превосходно жить на эту сумму. Неполные полтора часа.

– Никто не говорит о прекращении эксперимента, – вставил Синеску.

– Ну тогда скажем об ограничении фондов. Это определение вам больше нравится?

– Возьми себя в руки, Джим, – сказал Бэбкок.

– Ты прав. С вежливостью мы не в ладах. Так что же вас интересует?

Синеску глотнул кофе. Руки у него все еще дрожали.

– Почему вы носите маску?.. – начал он.

– Никакой дискуссии на эту тему. Не хочу быть невежливым, но это чисто личное дело. Спросите лучше… – Без всякого перехода он вдруг вскочил с криком: – Черт побери, заберите это!

Чашка Ирмы разбилась, кофе черным пятном растекся по столу. Посреди ковра сидел, склонив голову, коричневый щенок с высунутым языком и глазами как бусинки.

Столик опасно наклонился, жена Сэма вскочила, слезы выступили у нее на глазах. Схватив щенка, она выбежала из комнаты.

– Я пойду к ней, – сказал Сэм, вставая.

– Иди, Сэм, и устройте себе выходной. Отвези ее в город, сходите в кино.

– Пожалуй, я так и сделаю, – сказал Сэм и вышел.

Высокая фигура села снова, двигаясь при этом, как человек; откинулась на спинку, как и прежде, с руками на подлокотниках, и замерла. Ладони были идеальны по форме, но какие-то странные; что-то неестественное было в ногтях. Каштановые, гладко зачесанные волосы над маской – это парик; уши были из пластика. Синеску нервным движением натянул свою марлевую маску на рот и нос.

– Я, пожалуй, пойду, – сказал он, вставая.

– Хорошо. Я хочу еще показать вам машинный зал и секцию научных исследований, – согласился Бэбкок. – Джим, я скоро вернусь. Нам нужно поговорить.

– Пожалуйста, – ответила неподвижная фигура.

Бэбкок принял душ, но рубашка у него вновь была мокрой под мышками. Тихоходный лифт, зеленый ковер. Холодный, затхлый воздух. Семь лет работы, кровь и деньги, пятьсот лучших специалистов. Секции психологическая, косметическая, медицинская, иммунологическая, серологическая, научная, машинный зал, снабжение, администрация. Стеклянные двери. Квартира Сэма пуста; он с женой поехал в город. Ох уж эти психологи. Хорошие, но лучшие ли? Трое первых отказались сотрудничать. "Это не обычная ампутация, этому человеку ампутировали все".