Жена вдовца

Джейг Карр

Жена вдовца

Все мужчины — идиоты. Наверное, первой это сказала Ева уже через пять минут после знакомства с Адамом. Или через пять секунд. Как ни странно, даже осторожнейшие из особей мужского пола, оступившись, оказываются обычно по горло в самом дурно пахнущем болоте.

Возможно ли, чтобы он так нелепо сглупил?

Я была уверена почти на все сто, что случилось именно это. «Он» — это мой вдовец, который по-прежнему взирал на меня с недоверием; сейчас он спокойно ел, сидя на своем обычном месте — во главе стола.

Ренди, один из сироток (хотя я по-прежнему воспринимала его как своего старшего сына), отправлял куски в рот с видом парня, извлеченного из лабиринта в тот самый момент, когда он был готов отыскать сокровище, освободить принцессу и получить наивысшие очки; ему не терпелось вернуться туда и продолжить начатое.

Линк, младший сиротка, громко жевал, косясь на чужого мужчину напротив. Я тоже поглядывала на него.

Чужой человек… Как он мог оказаться настолько… У меня просто не укладывалось в голове, что мой вроде бы умный вдовец проявил столь вопиющее недомыслие.

Бывшая моя дочь Лиззи, средняя сирота, никак не могла решить, на кого смотреть: на чужака или на меня. Пока что она выплескивала свое негодование на двоих, хотя на меня — как на зло известного масштаба — приходилась более весомая порция.

С моей точки зрения, она судила справедливо — на свой лад. Все-таки я убила ее мать и превратила ее отца во вдовца.

Все верно. Я сама жестокость, исчадие ада. Если бы на мне действительно лежала такая вина, то я была бы достойна самой лютой ненависти.

А ведь мне всего лишь не хотелось умирать. Но сейчас выходит, что смерть — еще не худшая из бед.

По закону меня уже не было в живых. Моя семья — моя официальная бывшая семья — считала меня умершей.

Чужой мужчина пытался смотреть словно сквозь меня. Это-то и разбудило во мне подозрение — его медленное… узнавание.

Я была уверена, что это не репортер. Керт (Харкерт Рандолф Уинтроп, мой вдовец) убил бы репортера, защищая священную неприкосновенность своего жилища.

Только не репортер.

Адвокат или какой-нибудь еще законник? Но Керту не хуже меня был известен риск. Не годится.

Когда это случилось, мы на какое-то время стали излюбленной темой телевидения. Но постепенно внимание к нам ослабло: сначала пятнадцать секунд славы, потом забвение. Однако нежные карие глаза неизвестного человека были мне знакомы. Словно я знала его.

Моя догадка переросла в уверенность. Керт, мой возлюбленный, мой безмозглый вдовец, притащил к себе на ужин ДРУГОГО моего вдовца. Сейчас двое мужчин обедали и вели любезную беседу. Я мысленно проверила наши запасы съестного на наличие в них крысиного яда.

Я буквально сверлила пристальным материнским взглядом всех троих детей и ждала неизбежного. Керт, этот ультра-консерватор, давно настоял, чтобы мы питались по старинке: никакой электроники и дистанционных пультов. Сам обеденный стол из отполированного до блеска дуба был лишен встроенных устройств. Не отвлекаться за едой! Как же тут не грянуть беде?

Первым начал Линк.

— Мистер Адамсон, — брякнул он, — а вы знаете, что у вас красные глаза?

И правда, глаза у него были красные, будто он долго рыдал или долго тер их, как человек, ждущий слез, но не способный заплакать.

— Разве? — Он машинально поднес руку к глазам, подтверждая мой диагноз, и, криво улыбнувшись Линку, добавил: — Все моя работа. Слишком подолгу таращусь на дисплей. — Слабая усмешка. — Я программирую компьютерные игры.

Лиззи бросила на него свой коронный взгляд, именуемый «Ненавижу компьютерные игры!», зато Ренди тотчас проявил интерес.

— «Логово Джейсона»? — Так называлась его излюбленная на данный момент игрушка.

— Боюсь, что нет, сынок. — Харли Адамсон производил на меня странное впечатление — взрослого, не привыкшего общаться с детьми и не знающего, как с ними разговаривать. — Я делаю игры по математике и по английскому для школ.

То был скорейший способ лишиться их интереса. Даже в наши дни, при компьютеризации жилища, когда многие получают образование на Дому, слово «школа» пугает детей до икоты.

— Еще я делал математические игры «Герои и концерты Негодяев», — добавил он извиняющимся тоном.

Линк скривился.

— А вот эти мне нравились! Кто же любит школу?

— Ты по ней учился? — У Харли Адамсона прорезался профессиональный интерес.

Линк выпятил нижнюю губу.

— Не-е…

Харли покачал головой.

— Придется еще над ней поработать. Например, если Негодяи украдут красивую девушку и заставят ее петь, это прибавит им очков и сократит аудиторию Героев. Тогда их процент уменьшится, и им станет труднее финансировать кампанию «зеленых» по защите окружающей среды.

— Ниже процент и входная плата? — с отвращением переспросил Линк. — Как вы можете?

— Если бы они давали больше концертов, то компенсировали бы недостачу, — проговорил Харли, разыгрывая невинность.

— Глупости! — фыркнул Линк. — Если вы снизите их долю хотя бы еще на процент, то им придется давать… — он быстро произвел вычисления, — на пять концертов больше, чтобы иметь ту же выручку, не считая более низких сборов на каждом концерте.

— Дурачок же ты, Линк! — хмыкнула Лиззи. — Он заставил тебя помогать ему с его дурацкой программой.

— Ничего подобного, — искренне возразил Харли. — Просто мне хотелось узнать, как он разобрался с дробями и процентами.

Я мысленно закатила глаза. Теперь Харли превратился в ноль для всех троих. Линк не простит ему вранье; Лиззи искала хоть какого-нибудь повода для скандала, и обведенный вокруг пальца Линк был наиболее лакомым предлогом; Ренди возненавидит его за работу над «ненастоящими» играми.

И тут Харли выдал домашнюю заготовку.

— Я работаю над одной программой… Пришлось временно прерваться. Может, кто-нибудь из вас захочет сыграть, а потом скажет мне, стоит ли игра того, чтобы я довел ее до ума.

Теперь три пары юных глаз сверлили его почище лазеров.

— В нее никто раньше не играл? — медленно спросил Ренди.

— Нет. Я как раз собирался протестировать ее, но тут был вынужден… взять отгул. Но я могу воспользоваться паролем и вызвать ее прямо здесь, у вас. — Он криво усмехнулся. — Правда, перед уходом мне придется ее стереть, потому что это собственность компании. Однако я имею право назначить испытателя, который произвел бы опытный прогон. Если все пройдет хорошо, я бы оформил тебя для испытательных прогонов других моих игр. Тебе придется являться ко мне на работу, пока программа не пойдет в продажу. После этого ты получишь копии игры. Главное — рассказывай мне о своем впечатлении и обо всех слабых местах программы.

— Играть в НОВЫЕ игры! — Ренди затаил дыхание.

— Участвовать в создании игры! — Линк расширил глаза.

— Предатели! — отрезала Лиззи.

— Никто никому не выкручивает руки, Лиззи, — медленно проговорил Керт. — Если мальчикам хочется играть в новую игру или игры мистера Адамсона, пускай играют. Не захотят — не будут. У тебя есть та же привилегия. Демократия — это когда право, которым располагает кто-то один, распространяется на всех.

Лиззи недовольно поморщилась.

— Права — это для взрослых. У детей нет никаких прав, кроме права слушаться старших.

Я открыла было рот и тут же его закрыла. Лично я лишилась права говорить что-либо более серьезное, чем «Передай, пожалуйста, соль», своей воинственной дочке.

Харли Адамсон задумчиво взирал на Лиззи. Внезапно он удивил всех нас.

— Я знаю, почему ты не любишь компьютерные игры. Они ведь по большей части ориентированы на мужчин, то есть на мальчиков.

Моя феминистка подросткового возраста пожала плечами.

— Какая вам разница, что чувствует какая-то глупая девчонка!

Харли улыбался. Он смотрел на Лиззи, но, несомненно, видел мысленным взором что-то другое (или кого-то?).