Паутина Белого Паука(СИ)

Лихорадочно и бестолково Ева принялась доставать нож из кармана, не думая о том, откуда вампир о нем узнал. Мешал подол футболки, мешал слишком узкий карман, и даже глупые руки слишком тряслись, чтобы выполнить такое простое движение. Но нож Ева все-таки достала и тут же его выронила. Измаил его подобрал, выдвинул лезвие, проверил остроту.

- Устройся между ними, чтобы было удобно дотянуться рукой до лица каждого, - Ева сделала, как он сказал, уже совершенно не соображая, что и для чего от нее требуется. - Твою руку, Ева.

Она послушно протянула левую руку. Измаил бережно взял ее в свою и поднес лезвие к запястью. Не спрашивая, готова ли она, одним молниеносным движением он сделал надрез - небольшой, всего в три пальца. Но вдоль не запястья, а вены.

- Чтобы рана не закрылась, - пояснил он, пусть Еве и было все равно. Острая боль пришла с запозданием, и под ее горячим, жалящим воздействием, девушка отстраненно смотрела, как Измаил направил ее руку к губам лежавшего слева Ильи. Кровь закапала ему на лицо, на губы.

- Прижми рану к его рту.

Подавшись вперед, Ева прижала кровоточащую руку к неподвижным губам брата. Почти сразу Илья закашлялся, давясь кровью. Измаил приподнял ему голову, и судорога прошла.

- Филипп, - позвал он, и вампир послушно приблизился. - Нужна подушка.

Филипп бросил на Еву встревоженный взгляд, но забрал с дивана декоративную подушку и, вместе они уложили на нее голову Ильи. Из-за движения зубы брата задели рану, и Ева тихо охнула. Больно.

- Теперь вторую руку.

Измаил пересел по другую сторону от девушки, снова нанес разрез и лично приложил ее руку к губам Исаии.

Едва первые капли попали в рот, веки его затрепетали. Глаза, правда, не открыл. Без просьбы Филипп принес вторую подушку и пристроил на нее голову второго брата.

Ева сидела между ними, боясь шелохнуться.

Все, что ей оставалось, это молиться. Молиться неистово, до одури, так, как никогда до сих пор.

И молила она о том, чтобы стать достаточным нечеловеком. Ради Ильи. Ради Исаии. Ради себя.

10 глава

Очень быстро у Евы затекло все тело: и руки, что требовалось держать на весу, и полусогнутая спина, и поджатые под себя ноги. Даже самая комфортная поза, если ты вынужден оставаться в ней неподвижно, рано или поздно превращалась в пытку. Пытка Евы началась еще раньше.

У нее кружилась голова. Подкатывала тошнота, но с этим пока удавалось бороться. Кровь стучала в висках мелкими назойливыми молоточками. Хотелось спать. Глаза слипались, кожа горела.

- Она теряет сознание, - услышала девушка голос Филиппа. Холодная рука легла ей на лоб. Это взбодрило. На пару мгновений.

- Ева, ты должна знать, - произнес Измаил, обойдя лежавших парней и присев у них в ногах так, чтобы она могла его видеть, - сейчас твоя кровь еще слаба для обращения и потому ее требуется больше. Ты понимаешь?

- Понимаю, - отупело отозвалась Ева, и ей самой не понравилось, как прозвучал собственный голос. Нахмурившись, она легонько потрясла головой и чуть не упала. Измаил с невидимой для глаза скоростью оказался у нее за спиной и вовремя удержал.

- Тебе нужна поддержка, - присел он позади. Прижавшись к спине Евы, вампир вытянул руки под ее, позволив на себя облокотиться. Немного настороженная, девушка все же расслабилась, уронила голову ему на плечо. В глазах ее плясали цветные круги.

Филипп наблюдал за ними со странной смесью ужаса и настороженности. В комнате витал сладковатый аромат свежей крови, тяжело дышала девочка, едва слышно бились сердца ее братьев. Сами вампиры не производили ни звука: оба они не дышали, не двигались, даже пульса - и того не было. В свои неполные пятьдесят лет, двадцать из которых провел в качестве вампира, Филипп уже понимал, насколько все же отличаются их существование от жизни людей. Они - имитация, исковерканная пародия на человека - и Измаил, и сам Филипп, и любой другой вампир. Не было в природе ничего более противоестественного, чем они - 'бессмертные'. Куклы, что могли застыть безо всякого дискомфорта, подобно простой статуе, холодные, пока чужая кровь не согреет их тела, и, пожалуй, проклятые, бездушные - такими видел Филипп себя и себе подобных.

Но сейчас, глядя на своего князя, заботливо поддерживавшего изможденную девочку, Филипп был растерян. Он не узнавал Измаила, чьи глаза сияли тем лихорадочным блеском, что свойственен влюбленным юнцам да изрядно принявшим на грудь, но никак не его господину, у кого даже добродушная улыбка наводила мысль скорее о работе мышц, нежели о душевном порыве.

Было ли у него то же отношение и к Алиане? Филипп не мог вспомнить.

По мере все большей кровопотери Ева то теряла сознание, то вновь в него возвращалась. Измаилу пришлось держать ей руки, чтобы она их не уронила и не сдвинула, и кожа ее, казалось, утратила цвет, сделавшись призрачно-белой, прохладной на ощупь.

Уловив неприятные для себя изменения, Ева попыталась на чем-то сконцентрироваться, и взгляд ее зацепился за портрет женщины с рысью.

- Кто она? - вышло хрипло, шепотом, на грани простого дыхания. Но Измаил ее услышал.

- Моя старшая сестра. Агарь, - помедлив, ответил он негромко.

- Тебе бы понравилось, если бы я вломилась в ваш дом и разбила ей голову? - заставила Ева себя проворчать. С приливом злости в голове немного прояснилось, и она ухватилась за это ощущение, как утопающий за соломинку.

Филипп дернулся. Измаил никому не позволял упоминать о своей сестре с пренебрежением. Но, отчего-то, не в этот раз.

- Она умерла, - спокойно отозвался князь, шокировав второго вампира. - Очень давно.

Еве стало неудобно, но лишь чуть-чуть. В конце концов, из-за кого ее братья сейчас на волоске от смерти?

- А ты ее сильно любил, да?

- Она - все для меня, - так спокойно, так ровно он произнес эти слова. Так говорят о логичных вещах, об истинах, не требующих доказательств.

Измаил, чудовищный, неадекватный тип, любил свою покойную сестру. И напал на братьев Евы, едва узнав об их кровных узах. Это наводило на нехорошие мысли.

- Я не могу быть ее заменой. Ты ведь это понимаешь?

Еву мутило все больше. Сколько крови она уже потеряла?

- Не волнуйся, - услышала она улыбку в голосе вампира, - мне не нужна никакая замена Агари.

Ева подумала, что этот вампир над ней смеется. Она хотела сказать что-то резкое и обидное, но волна жара накрыла ее с головой и в глазах потемнело.

Измаил почувствовал, как тело в его объятиях осело, лишившись того напряжения, что было лишь при сознании разума, и осторожно сжал раны на кистях Евы, останавливая кровотечение.