Один из многих на дорогах тьмы

- А зачем я, по-твоему, в это влез? Думаешь, только из-за тебя?

Он медленно опускался в пучину чужого сна. Чужие угрюмые сны, где властвует смерть. Клубки перепутанных жизней, разрубленных болью смертей; бесчисленная вереница смертей, позорных и славных, мучительных, безобразных, всегда одиноких...

Он поднялся там, во сне, и угрюмая горькая радость забила ключом из угрюмых глубин души. Жестокая темная радость, рожденная смертью, налитая смертью, несущая смерть.

И смерть отозвалась ему, подползла и покорно прижалась к ногам. Он взял ее в руки - трепещущий черный комок, он тихо ласкал ее, и она потеплела в его ладонях, раздалась и словно бы обрела чуть заметную плоть. И он поднес ее, как младенца, к окну; он подбросил ее, словно ловчую птицу, и она унеслась над городом прочь, прочь, прочь - к руке, что ее послала.

И тогда Торкас понял, что он не спит.

Безымянный долго стоял у окна, а потом отошел, присел на постель, засмеялся жестоким безрадостным смехом.

- Спи, малыш, - сказал он, - теперь уже спи.

И снова мы бродим по Ланнерану. Мне жутко и одиноко, как не было еще никогда. Я думал: он видит и слышит лучше меня, он знает и может больше, чем я - он бог, но немножечко человек. А теперь я знаю, что это не так. У нас будто десять глаз и десять ушей, мы видим то, что у нас за спиной, кинжал за пазухой, лицо под повязкой, шаги на соседней улице, и что говорят за стеной вон в том доме, далекий крик, запах дыма, запах похлебки, запах страха, запах смерти...

Мы идем по границе, по узенькой границе, которая соединяет миры. Мир живых: он серый, тусклый, громкий; он колышется, он исходит болью, а с другой стороны подступает мрак, холод, ужас и гнилостный запах смерти.

Я боюсь...

- Зря, - отвечает он. Мертвецы - покладистые ребята, они не лезут в дела живых. Кроме немногих, - говорит он с усмешкой, от которой немеют губы.

- А тот, кого ты ищешь... он мой враг или твой?

- Браво, малыш! - говорит он небрежно.

Два поминальных огня в молельне матери. Значит, он жил в Энрасе, как живет во мне? Значит, мама знала об этом?

- Да, - говорит он. - Наверное, так.

А если не только мама? Если Энраса убили?..

- Может быть, - отвечает он.

Но почему? И Ланнеран, и Рансала...

- А! - говорит он с досадой. - Что нам твои городишки! Рано или поздно Энрас бы меня разбудил. Мальчик, - сказал он, - вам здорово повезло, что ты такой, какой есть, и мне с тобою уютно. С Энрасом бы я обошелся иначе. А уж тогда - если бы я не ушел - вашему миру пришлось бы туго. Он просто делает то, что мог бы делать и я, но я бы прихлопнул его заодно с Ланнераном. Торкас, - сказал он, - мне наплевать на ваши дела. Думаешь, я сержусь, что он меня раз подловил и хочет выгнать опять? Просто для этого он должен убить тебя, а тебя я убить не дам. Все, - сказал он, молчок! Я сбился со следа.

А теперь мы в мире живых. Опять он почти человек. На нем коричневый плащ болорца, и он ведет себя, как болорец, и ходит там, где ходят они. Базарная площадь, харчевни, лавки; он слушает и задает вопросы - какие-то странные вопросы, я даже и не пойму, о чем. Как будто бы я оглох: я слышу слова, но в них нет совсем никакого смысла.

А он доволен. Я чувствую: он чем-то доволен, и мы опять куда-то идем. По Верхней улице, мимо Дома Рансалы, мимо развалин, развалин...

- Это дом твоего деда, - говорит он вдруг. - Не осуждай старика, это было ему не по силам.

Мимо портика Верхнего Храма, а вон переулок, где вчера - неужели только вчера? - он выручал Даггара, дальше, дальше, здесь уже есть жилые дома, где слышны голоса и пахнет едой...

Здесь еще есть живые...

- Зачем? - говорю я с тоской. - Что вам от нас надо? Почему вы не оставите нас в покое?

- Потому что мы были не лучшими из людей, - отвечает он неожиданно мягко. Наше бессмертие - наказание, а не награда. Что нам до вас - однажды живущих? Если нам достается эта короткая, хрупкая жизнь, мы стараемся взять от нее все, что только возможно. Вам повезло, - говорит он с усмешкой, - мы очень не любим друг друга. Он начал первый? Ладно!

- Ну и что? Все равно мы скоро умрем!

- Мальчишка! - говорит он. - Щенок! Разве ты знаешь, что я могу? Разве я сам это знаю? Я все забыл о себе, - говорит он, - но чем дальше я есть, тем больше я вспоминаю, и с каждым часом я становлюсь сильней. Может быть, я смогу...

- Погасить огонь?

- А почему бы и нет? Если ты будешь жив... Торкас, - говорит он, мне нужна твоя помощь. Спрашивать будешь ты - эти сразу меня учуют.

- Кто?

- Бабы из Храма Ночи.

- Нет! - говорю я, пытаясь остановить непослушно-стремительные ноги. Служительницы Матери не могут быть виноваты!

Все равно что сдвинуть гору ладонью. Он смеется - там, в глубине, - и смех его безрадостен и насмешлив.

- Мальчик, - говорит он, - город разрушен. Не дома, а обычаи и порядок жизни. Людям приходится жить без правил и без обрядов. И только два островка среди разрушения, два нетронутых храма. Храм Матери и Храм Предвечного. А почему обязательно _О_н_? - говорит он и снова смеется. Почему не _О_н_а_, а, Торкас?

Потому что я не хочу.

- Все следы ведут в Нижний Храм. Я не верю такому следу. Или враг мой - дурак, или это ловушка. Мы сначала понюхаем здесь.

- А если ловушка здесь?

- Я не знаю ловушки, которая может меня удержать.

Я не хочу, но существуют Долг и Судьба. Он - мой долг и моя судьба, я должен ему служить, чтобы он совершил то, что ему не хочется делать.

- Ты добьешься встречи с Верховной жрицей. Не беспокойся, она тебя примет. Ты скажешь ей правду, но не всю. Кто твой отец и кто твоя мать, и почему ты пришел в Ланнеран.

- Почему?

- Кто-то хочет тебя убить. Дважды ты уцелел только чудом.

- Дважды?

- Дважды, - говорит он серьезно. - Помнишь, во время схватки с ночными ворота закрылись и ты остался один?

- Это вышло случайно!

- Нет, - отвечает он. - Хорошо, что ты продержался, пока Тайд не прорвался к тебе.

Мы долго шли вдоль высокой стены, пока не увидели дверь. Простая узкая дверь с полукруглым окошком сверху. Стучусь - и в окошке блеснул чей-то глаз.

- Впустите меня. Я пришел к Великой за помощью и советом.

Впустили. Рослый воин в белой одежде. Он разглядывает меня, словно хочет увидеть сквозь повязку лицо.

- Сюда не входят с оружием и закрытым лицом.