Случайный попутчик.

Она держит меня за руку, и щедро переливает в меня свою энергию, мне тепло, хотя на тропе все чаще попадаются замерзшие лужи и наметы снега. Когда я спотыкаюсь об мелкие булыжники, а сумка с инструментами бряцает и крепко бьет меня по боку, мать недовольно поддергивает меня вверх, и я легкой ракетой взмываю ввысь, щекой прижимаясь к пружинистым густым волосам на ее ногах, а макушкой касаюсь нижнего края жесткой медвежьей шкуры, накинутой на ее сильное тело.

Легенда нашего народа гласит, что мы – далекие потомки почерневших горных бурых медведей, но мы стали разумными и черными, а они – нет, и остались дикими и бурыми. Мы не верим пришедшим к нам триста Светостояний назад со звезд маленьким новангам, которые все эти века утверждают и учат нас, что дикие бурые медведи – наши глупые, остановившиеся в развитии братья, а они, нованги, – тоже наши братья, только ушедшие от нас очень далеко вперед. Нованги и взаправду немного похожи на нас, только они в три раза меньше нас ростом, у них на лапках не твердые ногти-когти, как у правильных урду, а маленькие ловкие пальчики, они плачут, обнаружив в горах ободранный и объеденный нашими охотниками труп бурого медведя, и хоронят его, громко порицая нас, но не наказывая. Не наказывая нас.

Но каждый взрослый урду и теперь старается найти в горах и убить дикого бурого медведя, убить не страшным дальнобойным оружием новангов, а как полагается – честно померившись с ним силой, когтями и зубами, убить и сшить из его шкуры накидку. Хотя теперь найти большого бурого медведя становится все трудней. Хотя теперь можно купить у новангов любую одежду.

На пути нам встречаются Камни Памяти чужих родов, и существующих и пропавших во времени, и тогда мать берет меня на руки или сажает на плечи, с разбега перепрыгивая их. С ее плеч в просветах между покрытыми снегами и ледниками вершинами ближних двадцатитысячников виден шпиль Центра Галактической Связи, и купол Госпиталя, и пирамида Складов, а однажды я вижу беззвучно взмывающий вверх грузовой шатл, похожий на гигантскую шишку. Склады опустели – вот почему мать сегодня не на работе. Я сам понял это! Я смышленый. Это признают и нованги. Только в моем племени это не почетно.

За поворотом тропы открывается ровная поверхность старого кратера. Мать останавливается и ссаживает меня с плеч. Вокруг нас множество больших валунов.

– Покажи мне Камень твоего отца, – экзаменует меня мать, и я показываю на большой валун с высеченным сбоку рисунком корабельного сопла. Мать довольно кивает. – Ты помнишь, кто твой отец и как его зовут?

– Землянин, Эйван. Механик. Ты называла его Шоколадка.

– Сейчас он – в Пространстве. Ты знаешь: он признал тебя своим сыном. Гордись этим. Теперь покажи мне Камень твоей матери и скажи, кто она и как ее зовут.

– Она земурда, – я трогаю Камень матери. На камне выбит наш родовой герб. – Ее зовут Красотка.

– Нет, – мать сердится, и гребень на голове начинает топорщиться. – Так меня называл твой отец, скажи мне мое родовое имя, и что оно значит и почему.

– Дауутрипрака. Половина горы. Потому что ты – дочь землянки и урду.

Мать улыбается, обнажая клыки, белоснежные и очень правильной формы – это потому, что она пользуется зубной пастой и каждый год ходит в Госпиталь к стоматологу. И меня водит к нему. Я люблю ходить к стоматологу – у меня отличные человеческие зубы, осмотрев их, он просто дарит мне игрушки и конфеты. Моему деду-урду, Большому Черному Каменному Медведю, не нравится мое человеческое лицо и особенно – мои зубы. Его утешат только то, что я смышленый, хотя так мало похож на урду.

– Покажи мне свой Камень, скажи, кто ты и как тебя зовут, и что значит твое имя.

– Я – Кадет! Я люден. Я дважды землянин и однажды урду. А мое имя означает молодой воин. Я – наследный внук вождя урду.

– Кадет – ученик воина, – поправляет меня мать. – Сегодня, – торжественно и с гордостью произносит мать традиционную формулу, – когда тебе исполняется пять Светостояний, пять стандартных лет по исчислению новангов, ты нарисуешь, а потом вырежешь на своем Камне свой герб. Когда ты умрешь, твой дух войдет в этот камень и будет спать там до той поры, пока камень не разрушится по воле Судьбы или людей. Тогда твой дух возродится в другом теле, здесь или в другом мире, в эти или в другие времена. Пусть будет так.

– Пусть будет так, – повторяю я за матерью.

– Когда врач из Госпиталя сказал, что ты жизнеспособен, человекоподобен и дал тебе код и зарегистрировал тебя в Реестре Разумных, мы с твоим отцом поставили здесь этот Камень. Видишь, какой он большой и ровный и твердый, твой Камень? Мы его долго выбирали и много потели, пока катили его сначала вниз с гор, а потом сюда. И потом много потели. – Мать улыбнулась, вспомнив. – Твой отец – очень сильный мужчина… Ты будешь таким же, Кадет! Приступай!

Мягкой синей глиной я нарисовал на южном боку моего Камня мой герб – я сам его придумал! – тройную звездную спираль, а затем плазменным резцом из инструментальной сумки начал вырезать рисунок. Эту сумку год назад мне подарили нованги, когда я нашел в дальнем распадке потерянный грузовым флайером стотонный контейнер с концентратом руды. Неделю я искал в горах этот проклятый контейнер, дважды ускользал от взрослых белых тигров, убил детеныша паука-вампира, несчетное число раз чуть не срывался со стен в пропасти и трещины, сто раз пожалев, что у меня пальцы кончаются человеческими ногтями, а не твердыми когтями, как у настоящего урду. Но я единственный из всего нашего племени, вышедшего на поиски, нашел контейнер. Все потому, что мать научила меня пользоваться электронным зондом. И я даже смог включить резервный электронный буй контейнера. Потому что много раз видел, как это делает мать на Складах, где она работает на электропогрузчике. Компания выплатила мне премию и подарила эту настоящую инструментальную сумку планетолога-петрографа. Я знаю все эти слова и все, что они значат. Я – смышленый! И мой дед гордился моей славой. Он тогда даже признал меня наследным внуком. А жало паука, мой трофей, сложил к трофеям рода, а это большая честь, и мои родственники-урду еще сильнее невзлюбили меня. Я большой и сильный. У меня голова и ум землянина, а не урду. Я – люден. Так я значусь в Реестре Разумных, сказал мне нованг-воспитатель в нашем детском саду при Складах.

– Я хочу отдать тебя в школу новангов, а потом ты поступишь в кадетский корпус, – говорит мать. – Так хотел твой отец. Для этого он оставил деньги и еще твои деньги…

Резец был чудо как хорош, но гранит моего Камня поддавался с трудом, и это радовало нас с матерью, потому что означало, что мой герб на Камне будет держаться долго. И сначала жарко стало ладоням, а потом всему телу, мышцам рук и ног.

… Шорох! Осторожный шорох – неосторожное движение. Кадет вынырнул из транса. Шагах в двадцати от себя, там, где была груда валунов, он увидел новую тень. Человек. Крадется на четвереньках, ощупывая почву перед собой руками. Не напугать бы его… Кадет чуть слышно застонал, и человек замер. Прошло несколько минут, прежде, чем он шевельнулся. И Кадет опять застонал, давая понять, что он – человек. И тень опять застыла в неудобной позе. Кадет простонал дважды. Через несколько секунд из-за валунов дважды негромко постучали металлом о камень. Кадет приподнял скованные руки. Осмысленные движения – информативны.

Невысокий сухощавый старик с пятью косичками на голове – признак, объяснял Монах, высокого рода – рассматривал стоящего на коленях Кадета с нескрываемым любопытством, и в его бледных светлых глазах без труда читались переходы мыслей от осторожного доверия к колебаниям. Один из телохранителей старика, молодой силач, вставший позади Кадета и целящий ему в спину тяжелым копьем, уже устал от их молчания и начал нервничать и перетаптываться. "Этак я могу и копьем между лопаток получить", – подумал Кадет. В шатре было жарко от раскаленной походной жаровни, а старик все равно кутался в плед, покрытый изображениями сложного герба. А еще в шатре было очень светло от трех светильников – это были знаменитые холодные светильники королевства Стерра, и свет отражался от полировки нагрудного панциря старика и от длинного лезвия его обнаженного меча, удобно лежащего на коленях у старика.