Там вдали, за рекой

Краюхин отвечал голосом странным и с таким запозданием, будто кабель телефона тянулся через луну. Это походило на сеансы связи с «Порт-Армстронгом» или «Королевым» – Стахов, старший оператор Центра дальней связи РКА, провел их сотни, пока его не сократили за политический радикализм. И вот теперь он даже оглянулся, чтобы убедиться: нет, это не зал Центра, а старая железнодорожная насыпь перед стальной заслонкой туннеля, уходящего в сердце горы. Вот если здесь, ткнул пальцем под ноги полковник Юлин, рванет бомба в сто пятьдесят килотонн, эта железка выдержит. А ты – взорвать… А лазером – ну, понаделаем дырок, а дальше? Так вот и будем резать, но это на сутки работа… капли горящего железа от струи плазменного резака разлетались вокруг. Четыре заляпанных грязью саперных танка стояли, до половины выбравшись на твердый грунт.

Тучи вроде бы разогнало, дул упругий северный ветер.

– Толя, можно подробнее?

– Нет.

– Дети хотя бы живы?

– Кажется, да. Не мешайте мне, ладно? И вот что, Федор…

– Что?

– Прикажи саперам, чтобы помощнее заминировали вход. Так, чтобы насмерть могло завалить. Герметически. Радиовзрыватель – и передатчик мне сюда. Все понял?

– Зачем это, Толя?

– Дурацкий вопрос. Делайте.

Стахов беспомощно посмотрел на полковника.

– Он говорит, что…

– Я слышал, – кивнул полковник. – Наверное, он прав.

Краюхин сунул телефон в карман, вернулся в вагон. Чтобы поговорить, пришлось выйти. Мощность сигнала маленькая… Пенопластовой заглушки на пусковой не было. Много неясного с этим поездом… и много ходило в свое время легенд вокруг них… Он зачерпнул из ведра густую темно-красную термитную пасту и стал обмазывать боеголовку сверху. Конечно, он не собирался взрывать бомбу – это было невозможно сделать. Слишком много всяческих блокировок. Но ее можно разрушить, добраться до плутония…

До одного из самых токсичных веществ в природе.

Железный сурик и алюминиевая краска хранились рядышком, на «разъезде». Просто в углу. Ведерные банки сурика и бидоны с алюминиевой пудрой. Как специально собранные в одно место. Компоненты термита. Оставалось только смешать…

Через два часа здесь будет ад.

Килограммов десять термита в бумажном мешке он пропихнул поглубже к основанию обтекателя. Потом спустился к тачке, взял две банки, тоже полные термитом, и отнес их к хвосту ракеты – туда, где на стенке направляющей были скобы. Он примостил банки между направляющей и крышей вагона, примотав их толстой проволокой к ферме и надеясь, что пять сантиметров стеклопластика не окажутся слишком серьезным препятствием для потоков пламени в три тысячи градусов…

Когда прогорит направляющая, а потом стенка ракеты, когда вспыхнет горючее – весь туннель превратится в огромную пушку, стреляющую отравленной картечью – туда, внутрь горы, в этот мерзкий подземный лабиринт. Газов образуется столько, что частички окиси плутония вдавит во все закоулки, во все тупички и укрытия. Никакие двери, шлюзы, фильтры…

Вы нас держали за скот? Который – резать и жрать? Вот вам – скот!

Его начинало трясти, когда он думал об этом, и потому он старался не думать вообще ни о чем.

Царь Колмак ощутил прилив беспокойства. Источник его был где-то впереди и сверху, но впереди не в обычном смысле, не перед грудью, а – так впереди, что не обойти. И это была не обычная угроза со стороны ренегатов, и не от банды, и не от Айболита: те ощущались короткими иглами, выступающими из стен. А здесь – было похоже на котел с кипящей водой, который наклоняется, наклоняется… Жар этого котла ощущался всей кожей лица. Пока еще далекий жар.

Да, это было там, на верхнем этаже Города, который поглотила Тьма. Люди Тьмы одолели ренегатов, это было хорошо… но угроза возникала для всех.

Сын Наставника дошел до реки. Добрый знак. Колмак хлопнул в ладоши.

– Пусть Куница и пять воинов поднимутся к месту битвы с людьми Тьмы. Я хочу видеть это…

После гибели Петра Петровича Митяй некоторое время просто ничего не понимал. То есть на автопилоте он распоряжался, кого-то куда-то посылал… и, как впоследствии оказалось, распоряжался разумно и посылал куда надо. Потом подошел весь черный Стахов, дал глотнуть коньяка из фляжки и сказал, что спасателям спасибо, но вот теперь полиция и армия этим занялись, так что… Пятачок перед воротами туннеля был полон людей в форме, садились и взлетали с большого понтона вертолеты, вот-вот будет готов наплавной мост… Митяй покивал, усмехнулся чему-то, потрепал Стахова по плечу – и вдруг понял, что Петра нет и никогда уже не будет.

– Да, сказал он. – Нам пора сваливать.

– Кто же знал, что так обернется… – виновато сказал Стахов.

Нефиг мешать большим дядькам, думал Митяй, глядя на уходящую вниз и назад скалу выветренно-красного цвета. Было досадно. Теперь мы уже только мешаем… Странную серую фигуру на краю обрыва, на светлом мху, он увидел – и долго не мог понять, зачем этот человек в плащ-палатке машет руками. Потом – дошло.

– Валера! – он повернулся к пилоту. – Сможешь подгрести во-он туда? Подобрать того парня?

– Аск, – пожал плечами пилот.

Струей от ротора человека на обрыве едва не сбросило вниз. Плащ-палатка развевалась, как знамя в шквал: то взлетая, то обвиваясь вокруг древка. Пилот опер машину о землю одной лыжей, Митяй распахнул дверцу: садись! Человек забрался в салон. Откинул капюшон. Он был абсолютно лыс, под истонченной кожей голубели вены. Глаза его прикрывали огромные непроницаемые очки.

– Кто у вас тут самый главный? – голос его звучал неестественно, – будто говорил не он, а невидимый чревовещатель. – Отвезите меня к нему.

– А вы кто? – спросил Митяй, хотя уже догадывался, кто.

– Зовите меня Айболитом, – сказал человек. – Настоящее мое имя вам знать не надо. Я оттуда, снизу.

– Дети живы? – сразу спросил Митяй.

– Одна девочка. Остальные мертвы.

– Толя. Толя. Отвечай, Толя… – монотонно звал Стахов.

– Я здесь, – бросил Краюхин. – Помолчи.

– Я и так только и делаю, что молчу! Толя, они же тебе врут! Или… или ты мне врешь, Толя? Что ты задумал? Ты же делаешь там что-то, как я сразу не понял…

– Через пять секунд взрываю вход, – сказал Краюхин. – Пять… четыре…

– Не надо! Ты же обратно…

– Два…

– Ветка жива! А твой…

– Один…

Краюхин вдавил кнопку передатчика и широко раскрыл рот. Толкнуло в лицо, ударило по ушам. Вдоль вагона прокатилась волна ударов: сталкивались буфера. Сам взрыв был почти беззвучен: все поглотила скала.

Слышно было, как падают камни.

Краюхин выронил передатчик из рук. Зачем-то – наступил каблуком. Почувствовал жалкий хруст.

Все легли, и Стахов тоже лег. Чуть дрогнула земля. Из щелей между скалой и заслонкой вылетело облачко пыли.

Стахов тут же вскочил, машинально отряхивая плащ. Обернулся к Айболиту. Тот стоял, как стоял. Презрительно улыбался. Желто-голубая покойничья рожа.

– Как мы можем получить обратно девочку? И тела других детей?

– Тела – нет, – процедил Айболит. – А девочку можно. Я вам ее отдам. Обменяю.

– На что?

– А у вас есть что-то, на что вы ее не обменяете? – он усмехнулся серыми губами. – Впрочем, это может оказаться ненужным мне… Если какая-нибудь женщина согласится пойти со мной, то девочку я верну. А впридачу – помогу очистить подземелье от крыс. Они мне надоели.

– Вы чудовище, – сказал Стахов, помолчав.

– Да? – удивился Айболит. – Кто бы мог подумать…

– Мы прочешем этот подвал и вывернем его наизнанку…

– Их несколько тысяч, и каждый из них там, под землей, стоит пятерых. Они и наверху-то неплохие бойцы… В подземелье тридцать этажей, некоторые туннели тянутся на полсотни километров. Атомная крепость. Вам и через эти-то ворота не пройти, а там такое на каждом шагу. А я – включу освещение, и можно будет просто ходить и собирать их, как картошку. В мешки.