Хроники Кадуола

«Фьюно, между прочим, женщина».

«Что? Вы шутите!»

«Ни в малейшей степени».

«Ха! Удивительно, что несчастной Лайле вообще удается не сойти с ума».

«Ты находишь Лайлу сексуально привлекательной?»

Глядя в полумрак подземелья, Глоуэн нахмурился. Ситуация явно становилась чреватой щекотливыми возможностями. Ни в коем случае нельзя забывать о времени! Плок, наверное, уже получил сообщение и безотлагательно займется его вызволением из семинарии.

Тем временем, Заа казалась расслабленной и общительной — может быть, она соблаговолит предоставить ему требуемые сведения. Если он будет вести себя очень любезно, вполне вероятно, что она поддастся на лесть и развяжет язык. Глоуэн поморщился. Спору нет, теперь Заа казалась не столь карикатурным, почти человеческим существом — тем не менее, в ней оставалось что-то зловещее, что-то от скользкой белой рептилии. Двуногая ящерица, подземная саламандра-альбинос с бронзовыми кудряшками! Глоуэн снова поморщился. Нужно было гнать эти мысли — если Заа заподозрит, о чем он думает, она станет не только холодной, но и мстительной.

Весь этот ворох мыслей промчался в голове Глоуэна за какие-нибудь две секунды. О чем бишь она спросила? Находит ли он Лайлу сексуально привлекательной?

Глоуэн сказал: «Я отвечу совершенно откровенно. Как вам известно, мужчины возбуждаются не так, как женщины».

«Никогда не давала себя труда изучать этот вопрос».

«Так оно и есть. В случае Лайлы, серая ряса полностью лишает ее фигуры, а фигура у нее неважнецкая, прямо скажем. Бритая наголо голова не внушает никаких нежных чувств, и я видел трупы с более здоровым цветом кожи. Есть и положительные факторы, конечно: у нее правильные черты лица и красивые глаза. Она грациозна, в ее манерах заметно остаточное тоскливое изящество. Насколько я помню, мое внимание ее не особенно встревожило — напротив, она оживилась».

«По-видимому, новые ощущения беспокоили ее, вызывая одновременно чувство вины и замешательство, причину которых она видит в тебе — хотя, как я теперь понимаю, ее впечатления преувеличены. Так что же получается — ты находишь ее непригожей?»

«Непригожей, натянутой, неподатливой — называйте это, как хотите. Если бы ей позволили отрастить волосы, хорошо одели и дали порезвиться на солнышке, она могла бы показаться более или менее привлекательной».

«Любопытно! Значит, ты считаешь, что она непривлекательна?»

Глоуэн осторожно выбирал слова, стараясь ничем не задеть повелительницу помешанных философов: «Звездолетчики встречают женщин всех мастей. Они говорят, что ночью все кошки серы».

Заа задумчиво кивнула: «Лайла, конечно же, совершенно невинна. До сих пор она вела строгую мономантическую жизнь, ни в чем не отклонявшуюся от принципа единства. По некоторым причинам мы интересовались ее инстинктивной реакцией на близость привлекательного молодого человека, вроде тебя».

«Поэтому вы и назначили ее моей наставницей?»

«Отчасти поэтому».

«Неужели у нее раньше не было никакой возможности общаться с мужчинами?»

Заа печально рассмеялась: «Мне придется объяснить. Мономантики ставят своей целью полное Единство. Полимантики принимают Двойственность, но среди них преобладают особи мужского пола. Мономантики восстали под предводительством героических женщин, настоявших на равноправии полов и стремившихся к созданию расы, в которой сексуальность была бы не связана генетически с принуждением. В биологических лабораториях Штрока испытывались многие варианты, но результатам всегда чего-нибудь недоставало. Сперва зубенитов округа Лютвайлер считали великим достижением, окончательным успехом, так как они — как минимум некоторые из них — способны к самооплодотворению. В этом отношении Двойственность была побеждена; нам удалось усовершенствовать мономантические принципы и во многих других направлениях. Согласно нашему учению, «мужчина» и «женщина» — архаичные, по существу случайные термины. Мьютис — мужчина, Фьюно — женщина. Но они, скорее всего, даже не осознают свои половые различия, не выполняющие никаких функций. Мьютис — импотент, Фьюно бесплодна. Так обстоит дело с зубенитами. Способность их популяции к долгосрочному выживанию весьма сомнительна».

Глоуэн предусмотрительно не высказывал никаких мнений.

«Тем не менее, наши усилия успешны хотя бы в теоретическом отношении. Двойственность дискредитирована, ей нанесен сокрушительный удар, ее больше невозможно рассматривать как вдохновляющий философский принцип. Ты согласен?»

«Мне не подобает ни соглашаться с вами, ни отрицать то, что я еще не вполне понимаю».

«Отныне Единство — всеобщий закон! Мужчины и женщины равноправны во всех отношениях. Женщины освобождены от древнего проклятия деторождения. В свою очередь, мужчины больше не страдают от гормональных напряжений, приводивших к пустой растрате энергии и побуждавших их к нерациональному ухаживанию. Что ты об этом думаешь?»

«Любопытная точка зрения, — осторожно заметил Глоуэн. — Мои гормональные побуждения не причиняют мне никаких неудобств, и я не испытываю ни малейшего желания достигнуть Единства».

Заа улыбнулась: «Да будет тебе известно, что предложена новая теория. У нее много влиятельных сторонников, и я в их числе. Зубениты не вполне удовлетворяют нашим требованиям — по той или иной причине они не желают совокупляться и их популяция не возобновляется. Молодняк привозят из Штрока; без лабораторного импорта зубениты вымрут уже через пятьдесят лет».

«Лайла не выглядит, как типичная зубенитка — и вы, между прочим, тоже».

«У Лайлы интересная биография. Для того, чтобы продвинуть наши исследования в Штроке, мы привезли туда блестящего молодого генетика с Альфанора. Он не хотел ехать, но ему пришлось. От скуки он начал заниматься тайными экспериментами. По-видимому, в случае Лайлы он использовал высококачественную контрольную яйцеклетку и свою собственную сперму. Он вырастил эмбрион из зиготы в специальной колбе, не применяя секвестраторы или ингибиторы гормонов, но добавляя особые питательные вещества. Тем временем, возмущенный принуждением и неспособный отказывать себе в развлечениях, этот вундеркинд занялся вредительством при выполнении основных обязанностей. Он произвел на свет тысячу одноглазых одноногих созданий с синими пятнами по всему телу и гигантскими половыми органами — ему это, видите ли, показалось смешным. В другом чане он загубил три дюжины первосортных яйцеклеток, оплодотворив их спермой енота, забравшегося в лабораторию. Никто не заметил этой шутки, пока у младенцев не начали расти хвосты, после чего вредителя-генетика наказали с пристрастием.

Лайлу почти что постигла участь патологических выродков, но кто-то заметил, что она развивается нормально, и ей позволили жить. Но каким образом был достигнут столь впечатляющий результат, мы так и не узнали, потому что генетика уже не было в живых».

«Исключительно интересная история!» — заметил Глоуэн.

«В настоящее время Лайла напоминает женщину эпохи Двойственности. Мы не желаем ее смущать, и не делились с ней этой информацией. Похоже на то, однако, что эта новость до нее каким-то образом дошла».

«Все это очень замечательно, — прервал ордину Глоуэн, — но меня прежде всего интересует моя собственная судьба. Как долго вы собираетесь держать меня в этой дыре?»

«Вижу, что должна высказаться откровенно, — живо ответила Заа. — Как ты уже знаешь, мы приложили чрезмерные усилия, искореняя Двойственность. Мы можем производить зубенитов сколько угодно, но у них много негативных характеристик. Необходимы изменения. Следует ли внести поправки в мономантический синтораксис и рискнуть новой сексуальностью? Теория реформаторов, о которой я упомянула, допускает такую возможность с учетом естественных свойств протоплазмы. Из Штрока поступают самые неутешительные вести. Зиготы гибнут раньше, чем их успевают производить, растет тщедушный молодняк, частота аномальных нарушений достигла недопустимого уровня.

Судя по всему, для того, чтобы выжить, мы вынуждены вернуться к примитивным методам. Но каким образом? Наши мужчины подобны Мьютису и непригодны для выполнения этой задачи, наши женщины подобны Фьюно — одна мысль о совокуплении вызывает у них судороги.