Помни о микротанцорах

разница – что она говорила и о чем она говорила, если сама она была черным сгустком зла? Ее лицо было лицом человека, привыкшего ненавидеть и искоренять. Проповедницы рассказывали библейские истории, приправляя их историями из собственной жизни и говорили, что было время, когда они не любили людей, близких и дальних, когда они причиняли кому-то боль и так далее, и так далее, и любой зрячий мог видеть, что это время не прошло, что плоды остались плодами и лишь налились темным соком.

– Отличить борца от изменника, – продолжала уварова, – Потому что все, слышите меня – все! делятся не на хороших и плохих, и даже не на мужчин и женщин, а на борцов и изменников. Кто не борец, тот изменник. А кто не извенник – тот борец!

Позади ораторши стояли четыре девушки, в позе: ноги на ширине плеч, руки за спиной, лица неподвижны и выражают суровую решительность искоренять нечто, хорошо знакомое им. Все четверо в черной форме, напоминающей военную.

– …И расчищать для этого путь! Не колеблясь, применять самые жесткие и последние средства, – в этот момент совсем близко от Гектора вспыхнула потасовка; две решительно настроенные бабы вцепились в волосы друг другу и вскоре повалились на землю, в круге, образованном отзывчивой толпой. Уварова говорили о вырождении, о том, что нужно жестко и беспощадно вырвать всю худую траву, о том, что нужно бороться за то, что любишь, объявляла кого-то вырожденками, но, сколько бы Гектор ни слушал, он не мог ухватить смысл: кто должен бороться, как, против чего и, главное, почему. Кажется, смысла не было вообще, были лишь фразы, вбиваемые как гвозди, бросамемые как осколочные гранаты, и были лица, повернутые как черные подсолнухи к черному солнцу тьмы. И ему вдруг стало по-настоящему страшно. На какое-то мгновение он почувствовал, что это все по-настоящему, что все это серьезно – но заставил себя прогнать эту мысль.

Несколько коротко остриженных девушек в черной форме пробились через толпу и быстро и умело разняли дерущихся.

– Ваша кто? – спросил Гектора соседний мужчина.

– Вы о чем?

– Вон та на сцене, крайняя слева – моя жена, Морта. Она так волновалась, что попросила меня прийти. Волновалась, потому что нас снимают и передают и даже передают в прямом эфире. Вы не представляете, сколько она перевела косметики! И не спала всю ночь.

Гектор внимательнее посмотрел на Морту. Ничем не отличается от остальных трех. Сдвинутые брови, застывший взгляд помощника палача.

– Морта? – спросил он. – Редкое имя.

– Да, – ответил мужчина, – очень редкое. Оно означает смерть. Так что вы тут делаете?

– Я, – соврал Гектор, – архитектор этой церкви. Смотрю, чтобы ничего не испортили.

– То-то я вас не узнаю, – ответил мужчина, – вы поосторожнее, у нас посторонних не любят.

В медовом воздухе плыла луна, как большая капля меда. В ночи было что-то волшебное, что-то от сказок Уайльда. Сквозь открытое окно входили запахи трав, приправленные ароматом далекого костра, а сверчки, казалось, стрекотали прямо в комнате, у самых