Закон эволюции - роман завершен (СИ)

Теперь о кандидатах... В Доминион не пускают всех подряд, и получение гражданства - процедура с сильным воспитательным привкусом. Вначале иммигранты поселяются в специальные лагеря, где проходят воспитательно-трудовой курс. Там им платят, обеспечивают жильем, читают лекции по праву и законоведению. Умных и детей еще и учат: программа от начальных классов до выпускных. Непосвященному наблюдателю, попавшему туда, показалось бы, что это концлагерь: дисциплина там очень жесткая. Провинился - срок удваивается. Второй раз провинился - выметайся туда, откуда прибыл.

После прохождения начального курса адаптации кандидаты получают документы и официальный статус будущего гражданина, а также базовые права. На питание, крышу над головой, охрану жизни, медицинскую помощь и прочее. Они направляются по всей стране туда, где требуются рабочие руки на тяжелый физический труд. Живут по-прежнему в специальных поселках, но после работы могут выходить из лагеря. Надзор жесткий. Проштрафился любым образом - обратно в лагерь для иммигрантов. Кандидаты, которые делом доказывают, что готовы стать частью нашего общества, получают гражданство третьей степени и гражданские права.

- Степени гражданства?

- Да. Третья - базовая. Это недавние иммигранты и бесполезные члены общества, те же маргинальные элементы, осужденные и прочие. Вторая имеет некоторые привилегии, основная масса граждан - именно вторая степень. Первую степень гражданства получают люди, сделавшие для общества что-то важное, вложившие в Доминион много сил, или занятые на опасных работах. Солдаты, полицейские, спасатели, пожарные, летчики, рабочие вредных для здоровья специальностей - граждане первой степени. После определенной выслуги лет первая степень закрепляется пожизненно. Главное отличие от второй - отдельная пенсия по факту гражданства. Она невелика, но на нее можно жить, не нуждаясь. То есть, скажем, вернувшийся с войны солдат сделал для Доминиона достаточно, чтобы общество обеспечивало его жизненные нужды до конца жизни. Разумеется, если он желает жить с шиком - надо работать.

- Понятно. У вас?..

- Первая, конечно же: военно-космический летчик, после - летчик-испытатель... едва не убившийся на ровном месте.

***

Музей, расположенный в паре километров за чертой города, в пригороде, представлял собой огромный комплекс, состоящий из двух десятков павильонов для экспонированной техники и трехэтажное здание, в котором на обозрение публики выставлялось все то, что меньше танка.

Публики, к слову, было мало: Маркус встретил всего десятка два посетителей. Военная техника, видимо, особого интереса у жителя столицы не вызывала.

За каждым павильоном присматривал экскурсовод, причем все, как на подбор, оказались пожилыми людьми в военной форме. У двоих - протезы руки, как у Каспара, один при ходьбе издавал характерные звуки сервомоторов.

Янек подтвердил догадку.

- Верно, это военные ветераны, в некотором смысле все они - сами часть нашей истории. Музей, формально, является воинской частью, весь персонал - действующие военнослужащие, имеющие какие-либо награды за участие в военных действиях. Своего рода почетная пенсия. Ну и, само собой, не пристало боевую технику оставлять без присмотра компетентных людей.

Танковые павильоны особого интереса не вызвали: Маркус уже видел практически все представленные там экспонаты, а по некоторым даже пострелять пришлось. Но последние два, где экспонировались танки последних лет, все же были позанятней.

Первый целиком и полностью занимали машины, принятые на вооружение Доминиона за последние две сотни лет. Экскурсовод вкратце рассказал о возможностях каждой боевой единицы и истории применения, отметив, что практически все модели, кроме одной, уже сняты с вооружения и хранятся на консервации.

- А вот этот все еще на службе? - просил Маркус.

Экскурсовод кивнул:

- Да. "Гоплит" - единственный танк Доминиона и заодно - вообще единственная боевая машина на гусеничном ходу. Хоть ему уже восемьдесят лет с начала выпуска, это достаточно универсальный и эффективный танк. Я сам тоже на "Гоплите" воевал, на Ближнем Востоке. Защита такая, что "Гоплит" можно назвать практически неуязвимым для всего, что есть у остального мира. Композитная броня, активная защита, противоракетная система...

- Против кого и за что воевали?

- Да против индуистов. За что - ну мы-то за стабильность, они - за чужие нефтяные скважины. Видимо, так и будут воевать за нефть, пока она совсем не кончится. Хотя "воевали" - немного сильно сказано. Мы перебросили туда танковый корпус и с незначительной поддержкой авиации разогнали весь этот сброд, потеряв всего один танк и всего один экипаж...

Интонации старого танкиста изменились, взгляд на секунду стал "взглядом на две тысячи ярдов" : некоторые душевные травмы не залечиваются никогда.

- Это был ваш экипаж? - догадался Маркус.

- Да, мой. Сожгли гады мост, чтобы нас задержать. Я вылез из танка, пошел проверить брод, убедился, что танки пройдут, ну и махнул мехводу, чтобы подъезжал. Он вперед двинулся - а там, аккурат перед бродом, заложили управляемый фугас, взрывчатки, наверное, килограммов пятьдесят. А у танка ахиллесова пята - всегда днище. Двадцать-тридцать миллиметров брони. Иного способа уничтожить "Гоплит" у других армий пока что нет - только фугас под днищем...

- А более совершенных танков не конструируют?

Экскурсовод пожал плечами:

- А зачем? Никто ничего не может противопоставить и ему. Было дело в Турецком Ханстве - турки на сибиряков полезли, те нам сообщили. Доставили транспортом танковую роту, пошли на разведку боем туда, где предполагали найти танки противника. И нашли. Мой друг там был, так рассказывал. Турецкие танки стояли тремя колоннами - пустые, штук сорок. Экипажи, как только узнали, что идет двенадцать наших "Гоплитов", побросали свои машины и попрятались. Знали, что не смогут ни победить, ни удрать на своих ведрах с гайками.

Последний павильон занимали танки других государств, сконструированные и выпущенные уже после войны. Более-менее нормально выглядел только один, английский, который можно было бы принять за танк времен второй мировой войны. Все остальные выглядели даже не столько допотопно, сколько примитивно и нерационально, сконструированные кое-как.

- А нечего удивляться, - пожал плечами смотритель павильона, - вон, допустим, в Монголии танков всего восемь, и все разные, кустарным методом построенные. Такими только детей пугать. После третьей мировой строить танки нормально можем только мы. Другие страны либо до сих пор эксплуатируют довоенное старье, века простоявшее на консервации и затем тысячу раз чиненное, но все же хоть на что-то способное, либо клепают такие вот недопанцеры.

Гвоздем выставки был длинный, габаритами напоминающий сарай, восьмиметровый танк с паровой трубой на крыше моторно-трансмиссионного отделения.

- Паровой танк, что ли? - удивился Маркус.

- Ну да. Экипаж - командир, наводчик, заряжающий, машинист, два пулеметчика и два кочегара. И это не шутка.

- Даже не верится, что это чудо в перьях ездило.

- Представьте себе. На полном пару - пять километров в час. Запас угля и воды - на сорок минут такой, с позволения сказать, езды.

Выставка воздушной техники располагалась в нескольких больших ангарах за главным зданием, и в просвет между ними Маркус заметил взлетно-посадочную полосу.

- Здешние экспонаты все еще в состоянии летать? - спросил он у Каспара.

- Большинство. И танки тоже могут ездить - на некоторых хоть сейчас на войну. Только заправить и боекомплект загрузить. Собственно, периодически тут проводят показательные полеты и поездки на экспонатах, стараются все, что можно, держать в ходовом состоянии.

Больше всего Маркуса интересовали послевоенные экспонаты. Среди них он увидел самые причудливые самолеты, начиная с полупрозрачных этажерок и заканчивая реактивными боевыми машинами, еще более совершенными, чем то, с чем летчик имел дело в двадцать первом веке. Благодаря вмешательству Каспара, Маркусу разрешили посидеть в кабинах нескольких самолетов и провели подробную лекцию по истории боевой авиации в послевоенные столетия. Посещение музея затянулось вплоть до обеда, так что Янек через свой ПЦП выяснил, где находится ближайшее кафе, и заказал доставку обеда на двоих, затем разжился в здании музея столиком и парой стульев.