На чужом поле

- Оставайся, Гор, я тебя кормить буду, и деньги буду давать, сколько есть, сколько захочешь, а ты пиши себе и рассказывай мне о своем... своем Под... Завтра вот заберу твои документы и никакой страж не придерется! Ну пойдем, я тебе покажу, как я шью.

Пойдем в мою комнату!

Она, откинувшись, тянула меня за руку и слезы текли по ее красивому лицу. Я набрал в грудь побольше воздуха и медленно, очень внятно произнес:

- Лон, милая Лон. Я никогда не забуду того, что ты для меня сделала. Поверь, это не просто слова. Я очень тебе благодарен... Я верю, что ты прекрасно шьешь... Но... не обижайся, пожалуйста. У меня есть девушка. Ира.

Это, конечно, было жестоко. Но другого верного и менее жестокого средства я не знал.

Лон вздрогнула и разжала пальцы. Несколько мгновений посидела, застыв и опустив голову, так что волосы закрыли ее лицо. Потом медленно встала.

- Лучше бы ударил, - спокойно-напряженным голосом сказала она. - Ира. Не чета мне.

Она взяла с подоконника сумочку, швырнула в нее зеркало и вышла. Хлопнула дверь - и стало очень, очень тихо.

Я перебрался в комнату и долго сидел на диване, отрешенно изучая узоры на ковре под ногами. Потом посмотрел по сторонам, заглянул под стол и тихо позвал:

- Эй, кто вы там? Зачем вы это сделали? с какой целью? Что мне нужно совершить для возвращения? И суждено ли мне вернуться?

Никто не отозвался. Я прислушался: где-то за стеной приглушенно звучала музыка. Мерно гудел холодильник на кухне. Этот мир был очень реальным и основательным, имел многовековую историю, и никто пока не собирался указать мне дорогу обратно. Пока?.. А если по этой дороге можно двигаться только в одну сторону?

Ну так что - привыкать и обживаться? И искать цель? Да, искать

цель. Искать свое предназначение. Ведь должно же быть предназначение! "И никто не сказал мне, зачем я рожден... " Почему же - сказал! Рожден я затем, чтобы, прожив на свете двадцать восемь лет, очутиться в некой Стране в эпоху правления императора Корвенсака Сория Милонда Богоугодного и совершить что-то в этой Стране, выполнить свою миссию, так сказать, и затем благополучно отбыть обратно. Логично? Вполне. Всегда же, во всех историях, появляются в нужный момент нужные герои, совершающие нужные действия и тем самым способствующие благополучной развязке. Если рассудить - случайно ли мое появление здесь? С учетом блондинов и блондинок с милыми родимыми пятнышками. С учетом всех этих театрализованных представлений с бегом по местности, преодолением препятствий, стрельбой, гонкой на автомобилях и прочими атрибутами боевиков. Не

есть ли это испытания, которые я, кажется, благополучно выдержал? А не выдержи я их, гулять мне спокойно по лесопосадке, а потом пить свой вечерний чай и смотреть программу "Время".

Но я прошел испытания, и вот я здесь, и уже не могу уйти отсюда, даже если бы и представилась такая возможность. Не могу покинуть этот мир, не выполнив свое предназначение. Но в чем оно?

Круг замкнулся. Я сбросил кроссовки, лег и уткнулся лицом в мягкий пушистый плед.

5.

- Эх, ребята, - обреченно произнес я, глядя им в лица.

Лица были разные, совсем не похожие друг на друга, но сейчас

их объединяло одно общее выражение: выражение недоверия, ненависти и какой-то брезгливости, что ли. Брезгливость тоже относилась ко мне. В этом была страшная, вопиющая несправедливость, но я ничего не мог изменить. Я не мог их переубедить. Им наскучило слушать мои объяснения.

- Эх, ребята, - вздохнув, повторил я. - А я-то с вами хотел. Через тернии к звездам, так сказать...

Это я решил повествовать по законам жанра. Для пущей занимательности. Знаете, есть у писателей такой прием, когда события излагаются не в хронологической последовательности, а начиная с середины или вообще с конца, с какого-нибудь занимательного, по мнению писателя, эпизода, а потом все постепенно расставляется на свои места. Леша наш Вергиенко в этом деле поднаторел. Но я, к, сожалению, не имею достаточных литературных способностей и мастерства для всяких там сюжетных ухищрений, поэтому все-таки продолжу свое повествование в соответствии с хронологией событий, по порядку.

Вероятно, я задремал на диване, потому что, открыв глаза, обнаружил, что в комнате темно, за окном чернеет небо, а у стола кто-то сидит, положив голову на руки.

- Ира? - спросил я, садясь и нашаривая кроссовки. - Давно ты здесь?

Лон встала и вышла из комнаты и я окончательно проснулся.

Она сидела на своем узком диване и шила. Настольная лампа с розовым абажуром освещала только ее руки. Я остановился у двери.

- Лон, как тут у вас с работой?

- Какая работа тебя бы устроила? - холодно спросила она.

- Любая. Мойщиком посуды, дворником, грузчиком. Главное, чтобы за нее платили.

- Грузчиком, - сказала Лон. - Hе знаю, как там с работой в твоем Под...

- Подмосковье.

- ...Подмосковье, а у нас не очень. Поэтому - грузчиком. В универмаге. Пусть это и будет обещанным мне подарком.

- Каким подарком? Кем обещанным?

- Неважно, - ответила Лон и непоследовательно добавила: - Хозяином универмага. У тебя будет работа, Гор. У тебя будут деньги. Небольшие, но будут. И ты тоже сможешь сделать подарок своей Ире.

Не буду больше распространяться о наших взаимоотношениях. Лучше сразу перейду к тому, что на следующий день я получил от Лон удостоверение личности с собственной фотографией, четкой лиловой печатью и каллиграфически выписанным именем "Гор Линест Врондис", а еще через день вступил в должность "производителя разгрузочных операций" универсального магазина в пятнадцатом секторе Столицы и перебрался от Лон в одно из общежитий для приезжих в том же пятнадцатом секторе.

Не мог я оставаться у нее, понимаете? Не было у меня другого выхода. Пообещал навещать, а она молча ушла в свою комнату и закрыла дверь...

Ладно, вернемся к фактам, беэ эмоций.

Универсальный магазин был пятиэтажным серым зданием с большими яркими витринами, расположенным на оживленном проспекте. Целыми днями мимо универмага в шесть рядов текли в противоположных направлениях автомобильные потоки, замедляясь у светофоров и уносясь к железнодорожному вокзалу, находившемуся в начале проспекта, и к мосту через широкую реку Сандиру, которым проспект завершался. Напротив возвышался пятнадцатиэтажный жилой дом, по обеим сторонам от универмага располагались ателье и гостиница.

Каждое утро я покидал "общежитие для приезжих", то есть заставленный деревянными лежаками подвал многоэтажки неподалеку от танцевального зала, заходил в столовую напротив редакции "Вечерних новостей Столицы", шел по широкому зеленому бульвару мимо банных комнат Пелисьетов, кондитерской, огромной серебристой полусферы столичного цирка, сквера с черномраморным памятником Торию Виду Гедонису, пять столетий назад сподобившемуся беседовать с богом, о чем информировала скупая надпись на постаменте, спускался в подземный переход, где шла торговля газетами, пирожками и столичными сувенирами, и шпалерами стояли симпатичные блондинки (я опускал глаза, боясь обнаружить среди них Лон), выныривал на поверхность, несомый толпой подобных мне, возле самого универмага, проходил мимо броских витрин его фасада и серых боковых стен и вступал с тыла в широкие ворота "зала приема товаров", где стояли ряды контейнеров, у разгрузочных платформ ожидали фургоны, и одна из тележек в длинном ряду предназначалась для меня. Я заходил в раздевалку,здоровался с такими же, как и я, "производителями разгрузочных операций", доставал из стенного шкафчика синий халат и по звучному звонку выходил к платформам в одной шеренге с другими синими халатами...

Уф-ф! Гоголь славился длинными предложениями. Гоголю, возможно, удобно было излагать подобным образом. Я же несколько устал от обилия запятых. И опять же, не Гоголь я, так что буду излагать покороче, не выстраивая из предложения необозримую цепь, когда окончание и не слыхивало о начале, потому что сигнал, посланный из начальной буквы, просто не может догнать конечную букву, которая становится подобной галактикам, улепетывающим за горизонт событий от начала сингулярности... Стоп!