Пятый всадник (СИ)

Когда все замечания были готовы, я позвонил Профессору. Без звонка заходить к нему не решился – мало ли, чем он мог быть занят. Может, у него важный клиент или заказчик. Контора, как-никак, коммерческое предприятие. Он сам зашел ко мне. Я попытался озвучить написанное, но он остановил мою речь жестом.

– Не надо, я все равно не смогу ответить на твои вопросы. Передам это Командору.

– А Командор что – сможет?

– Он передаст это Мериновскому. Понимаешь, Мериновский не должен знать, где расположены Контора и База. Поэтому такая многоступенчатость. Это неудобно, но вопросы безопасности, сам понимаешь, сейчас важнее удобств. Даже если будет страдать эффективность. Все обсуждения с его участием теперь будут происходить на яхте. Ну, или, в каком-нибудь другом месте, где будет гарантированная защита от прослушивания.

Услыхав фразу о прослушке, я сделал пальцами недвусмысленный знак. Профессор понял его смысл.

– Нет, здесь все нормально. Герман знает свое дело.

– Но какой смысл соблюдать секретность в тех вещах, которые и так станут известны, когда начнутся работы в Черноголовке. Может, проще договориться не использовать в разговорах и письмах определенные слова и фразы? А то, боюсь, с такой секретностью мы завязнем на двадцать лет.

Профессор странно посмотрел на меня, даже, как показалось, открыл рот, чтобы что-то произнести, но промолчал. Может, именно этого он и хотел – искусственно замедлить работы по Бомбе? Учитывая главную цель, которую я преследовал в этой работе – разгадать физическую природу явления – мне такое затягивание тоже было на руку. Плюс к этому, чем ближе к завершению, тем будет опаснее. И на определенном этапе с неизбежностью встанет вопрос о том, что надо куда-то сваливать. Но почему он не сказал мне об этом? Чего опасался – меня или возможной прослушки в комнате? Хотелось верить, что причиной был второй фактор. Больше всего на свете я не желал бы потерять доверия Профессора. И, если он все же боится прослушки, то это значит, что не доверяет Герману. Мне всегда было интересно – как Герман появился в Конторе и в Организации. Спросить об этом прямо не было повода, но решил, что все равно в ближайшем будущем надо будет этим вопросом поинтересоваться. Когда наступит подходящий момент.

На следующий день созвонился с человеком из Черноголовки и на завтрашнее утро назначил встречу. Путь предстоял неблизкий. Выезжать я собирался пораньше и на этот чисто ознакомительный визит запланировал потратить целый день. Так что все мероприятия, ранее назначенные на эту дату, пришлось переносить. Интересно, как я смогу каждый день туда-сюда мотаться, когда надо будет там работать? Видимо, придется искать в Черноголовке что-то вроде гостиницы. Или студенческого общежития, типа того, что было в Пущино. Черт! Воспоминания о счастливом времени, что я провел в Пущино, где познакомился с Машуней, чуть не выбили слезу. Я воспроизводил в памяти давно забытые картины, но никак не удавалось отделаться от впечатления, что это воспоминания другого человека. Будто кадры просмотренного кинофильма. Возможно, что-то в этом есть. Я теперь на самом деле совершенно другой человек.

Моему куратору в черноголовском институте на вид было лет пятьдесят. Приятное интеллигентное лицо в очках с аккуратной короткой стрижкой серебристо-стальных волос мгновенно располагало к себе. Его реальный возраст мог быть и меньше, так как седина старит. Тем более что телосложение он имел на редкость подтянутое, я бы даже сказал, спортивное. Одет был в светлые брюки и светлую же рубашку с короткими рукавами и расстегнутым воротником. Мне почему-то сразу пришло в голову прозвище для него – «Доцент». В реальности, конечно, он мог быть и профессором, но для такого определения ему явно не хватало солидности – животика и темного костюма с галстуком.

– Сергей Васильевич, – с широкой открытой улыбкой подал он мне руку.

Первым делом Доцент повел меня в бюро пропусков, где все было улажено быстро и без особых формальностей. Мне даже выдали заранее заготовленную карточку на лобовое стекло, чтобы я мог заезжать на своей машине прямо на территорию. Как потом оказалось, пропуск на машину был не просто удобством, а, в какой-то степени, необходимостью. Расстояние от проходной до корпуса, где должны были происходить все взрывные эксперименты, составляло не менее километра. Пеший путь туда-сюда по нескольку раз в день занимал бы чувствительную часть отведенного рабочего времени.

Пока мы ехали с Доцентом по широкой дороге с неплохим асфальтовым покрытием, поразило то, что основную часть территории института занимал настоящий лес. В основном здесь были сосны и ели. Деревья, свет в которых всегда так загадочно гуляет и путается, что создается впечатление сказочного, нереального пространства. В Москве, где на счету каждый квадратный метр, представить себе подобное было бы невозможно.

Остановились у двухэтажного здания из красного кирпича, на площадке перед которым стояла одинокая машина – «четверка» «Жигулей». По бокам здание украшали здоровенные белые купола, а позади всего комплекса колокольней возвышалась кирпичная водонапорная башня. Я понял, что это и есть конечная цель нашего путешествия. Доцент резво побежал по лестнице на второй этаж. Я последовал за ним. В одном из кабинетов оказался полноватый человек лет сорока – сорока пяти в очках. Он сидел за столом с расположенным на нем компьютерным монитором, и читал газету. При виде нас отложил свое чтиво, встал и сделал шаг навстречу, протягивая мне руку.

– Владимир Дмитриевич, – представился он мне.

– Олег, – решил я быть попроще и отчества не упоминать.

– Владимир Дмитриевич – наш инженер и будет вести всю экспериментальную работу, – вступил в разговор Доцент, – если возникнут вопросы, обращайтесь ко мне, не стесняйтесь. Я почти всегда здесь, в корпусе. Или на территории.

И с этими словами он удалился, не прощаясь.

Я же, сев на предложенный стул, принялся обсуждать детали предстоящего эксперимента. Инженер, как я стал про себя именовать своего собеседника, уже имел определенное представление о том, чем нам предстоит заниматься. Так что ничего объяснять «с нуля» мне не потребовалось. Он покопался в своей электронной почте, выудил оттуда техническое задание на эксперимент и распечатал на стоящем в этой же комнате принтере. Разные технические детали мы обсуждали не менее двух часов. В основном, все эти детали касались требований к образцам, которые я должен был заранее подготовить.

– Сколько ваша организация заплатила за эти работы? – вдруг ни с того, ни с сего спросил Инженер. Точную сумму я не знал, но, учитывая слова Профессора о том, что этих денег хватило бы на содержание Базы в течение нескольких месяцев, можно было бы предложить, что это не один миллион.

– Много, – ответил я, – точно не знаю, но много.

– Слушай, – заговорщически произнес он, приблизившись вплотную ко мне, – можно было бы официально провести всего один эксперимент, а за остальные вы лучше мне заплатили бы, и все. Хрен бы кто чего узнал из начальства. Зато получилось бы в несколько раз дешевле.

– Да, жалко, что до того не удалось с вами поговорить, – ответил я, выражением лица демонстрируя крайнее разочарование, – ну, теперь уж поздно.

На самом деле, подумал я, ничего не поздно. Мало ли, какие еще эксперименты придется проводить. Наверняка Профессор будет не против сэкономить.

Эта весьма долгая беседа оказалась для меня весьма полезной. Во-первых, я, наконец, понял причину странной формы образца – цилиндр вместо шара. Оказывается, чисто технически обеспечить взрывное обжатие цилиндрического тела на порядок проще, чем сферического. Еще познакомился с таким понятием, как детонационная разводка. Эта вещь сильно упрощает проблему необходимости очень точного совпадения начала процесса детонации сразу по всей площади заряда.

Я осознал, что обеспечить равномерное всестороннее сжатие образца тем способом, которым собирался ранее, не удалось бы в принципе. Но для того, чтобы это понять, тогда у меня попросту не хватало знаний. Я собирался утыкать множеством взрывателей слой взрывчатки и одновременно все подорвать. Но, как я узнал, разница во времени срабатывания отдельных взрывателей в несколько миллионных долей секунды привела бы к полному провалу эксперимента. А даже такой точности удалось бы добиться. Решение проблемы оказалось довольно простым, но крайне эффективным. Взрыватель использовался один, но от него по канавкам, проделанным в пластике, шло множество дорожек из взрывчатки. Каждая дорожка шла к одной из точек, с которых начиналась детонация основного заряда. А так как длина всех этих дорожек была строго одинаковой, то одинаковым было и время, прошедшее от срабатывания взрывателя до момента, в который происходила детонация заряда по всей площади. Единственной сложностью здесь было добиться одинаковой скорости распространения волны детонации по всем дорожкам. Но здесь уже роль играл специально подобранный состав взрывчатого вещества. Я тут же решил, во что бы то ни стало, этот состав выведать.