Три, четыре, пять, я иду искать (СИ)

на рисунок. Потом рисунок на фон, опять колдует с настройками прозрачности,

размерами холста - и пускает результат на принтер. Я поражен. То, что

вылазит на принтер - это настоящая картина, нарисованная углем на грубом

холсте. И она вдвое больше оригинала - как раз под рамку.

Выводим два экземпляра. Зинуленок на всякий случай скидывает

результат на флэшку, а я предупреждаю мастера, что на рисунке - моя жена.

И если я где-то увижу... Мастер клянется и божится, что блюдет авторские

права, тайну личности и при мне сотрет все рабочие файлы.

Довольные, возвращаемся домой, выбираем место для гвоздя на стене.

За грохотом дрели не слышу, как входит Лариса. Не успеваю предупредить

Зинуленка, и та хвастается картиной в рамке... Что сейчас будет...

Странно. Лариса, кажется, довольна.

- Ах ты мой Врубель!

Не пойму. Вчера это было порнографией. Может, все дело в рамке?

На следующий день меня поднимает с постели телефонный звонок.

Смотрю на часы - полпервого. Смотрю на номер звонящего - Старик. Надо

ответить.

- Крым, ноги в руки - и в управление, - говорит Старик. - Машину

я за тобой выслал.

- Что случилось?

- Иваненко возвращается.

Слушаю короткие гудки. Потом бросаю трубку и спешно одеваюсь. Когда

водитель звонит в дверь, я уже завтракаю - жую холодную сосиску из

консервной банки.

Пока несемся по городу, размышляю. Иваненко ушел в полет четыре

с чем-то месяца назад. Полет за три звезды - это шесть джампов. Плюс

программа. Трудно уложиться быстрее, чем в пять-шесть месяцев. Значит,

нештатка. Понятно, что нештатка, иначе чего ради меня из отпуска сорвали?

Водитель ничего не знает. Не по чину. А жаль. Вообще-то, в этот

полет должен был идти я. Но мою лошадку заводчане кокнули. Вот и пошел

Степа Иваненко. Мужик серьезный, основательный, показного риска не любит,

но от неизбежного не прячется. Жена, трое детей - больше ничего о нем не

знаю. Мы с ним по фазе не совпадали. Я на земле - он в полете, и наоборот.

Корабль - "Адмирал Ушаков", пятнадцать тысяч тонн, десяток рейсов.

- Степан вернулся от первой звезды, - встречает меня Старик.

Ушел в джамп на восьмом импульсе, вынырнул с недолетом. Четыре месяца

подгребал к звезде. Решил вернуться, разгрузил трюмы - и опять ушел в

джамп только на восьмом импульсе активаторов. Вынырнул опять с недолетом.

Будет на Земле только через четыре-пять месяцев.

В рубашке парень родился. Восьмой импульс - это уже в зоне отражения.

Его должно было назад отбросить, как Егора. Эффект зеркала. А он всего лишь

чуть-чуть недолетел. И так - два раза подряд.

- Какая моя задача?

- Ты - член экспертного совета.

Только этого не хватало.

- ... А кого же, если не тебя?! - убеждает Вадим. - Я там не был,

я только по системе грузовики водил. Ты у нас авторитет, солнышко наше

ясное!

- Я капитан, какой из меня эксперт? Я даже не знаю, что там

произошло.

- Никто не знает, в том-то и дело! Степан после первого джампа

решил назад повернуть. Ругать его за это, или орден дать?

- Ты что, издеваешься? Капитан должен верить своей интуиции! Иначе

зачем он вообще на борту? Жесткую программу можно и в автопилот забить.

- Это на комиссии и скажешь.

- Степан был прав на сто процентов! И второй джамп это подтвердил.

Он спас корабль и привез информацию, - не могу успокоиться я.

- Вот для этого тебя в комиссию и назначили. В моих устах это просто

слова. В твоих - неоспоримая истина, понял? Потому что ты носишь это,

- Вадим стучит пальцем по капитанской эмблеме на моем кителе. - Потому

что у тебя авторитет. Ты много раз уходил - и всегда возвращался. Твое

слово имеет вес и у нас, и у американцев... Кстати, об американцах.

Через четыре дня у них намечен старт.

- Предупредить надо...

- А что мы им скажем? Степа улетел, но решил вернуться?

- Да, скажем что знаем. Не маленькие, пусть сами думают, сейчас

лететь, или подождать до выяснения.

Вадим садится составлять документ. Никаких выводов, заключений,

только голые факты. И обещание передавать информацию по мере поступления.

Ставлю подпись. Вадим убегает за подписью Старика. Три подписи членов

комиссии - это не полный состав, но уже внушительно выглядит. Бедные

америкосы. Я бы на их месте задержал полет.

- Пап, Дима говорит, что это не габаритно-весовой макет, а самый

настоящий "мячик".

Это вместо "Здравствуй, папа". Смотрю на Диму. Где-то я видел

этого очкарика... Ах да, двухмачтовые подносы в фонтане ресторана!

Беру зонд, взвешиваю на ладони, словно в первый раз увидел.

- Ну да, корпус, наверняка, от самого настоящего. А для чего тебе

настоящий "мячик"?

- Для генератора. Если этот генератор в автомобиль вставить, на

нем год ездить можно. - Паренек тащит из ранца потрепанный журнал

"Техника - молодежи" и тычет в разворот. На развороте - разрез "мячика"

- Гм-м... - чешу я в затылке. Автомобиль этот генератор не потянет.

Слабоват. Но совмещен с аккумулятором на случай пиковых нагрузок. Поэтому

взорвать его можно так, что любая авиабомба покраснеет от зависти.

Собственно, поэтому автомобили пока и ездят на бензине. Если б не было

одиннадцатого сентября, башен-близнецов, взорванных жилых домов... Да мало

ли чего могло не быть! Терроризм - реальная угроза, и давать террористам

ручные гранаты в десяток тонн тротилового эквивалента - себе дороже. Вот

и ездим как в старину, на бензине...

- Бери карандаш, - говорю я пареньку, - считай! Двенадцать вольт

умножить на сто ампер - сколько будет?

- Одна целая, две десятых киловатта.

- Правильно. Меньше двух лошадиных сил. Мопеду хватит, но мотоцикл

уже не потянет.

- Но сто ампер... - парнишка чуть не плачет.

- Ампер много, вольт мало. Зинуль, принеси мои инструменты.

Стелю на стол газету, поручаю Диме придерживать "мячик" и часовой

отверткой отвинчиваю четыре винта, удерживающие лючок. Подковыриваю его

отверткой, кладу на стол. Дима с Зинуленком сталкиваются над мячиком

лбами.

- Песок...

Высыпаю часть песка на газету. Вспоминаю, что и откуда вынул из

"мячика", беру карандаш и, покручивая, погружаю в зонд на полную длину.

В фокусники мне надо было идти, а не в космонавты.

- Что показало вскрытие? - спрашиваю у детей.

- Корпус настоящий, а внутри пусто, - сообщает Зинуленок. Очкарик

Дима шмыгает носом, переживая крушение надежд.

- Внутри не пусто, а весовой эквивалент оборудования, - поправляю

я, аккуратно ссыпая песок обратно в отверстие и завинчивая лючок. Слюню

палец, подбираю несколько песчинок и пробую на язык. - Песок пресный.

О чем это говорит?

- Морской был бы соленый, - бурчит Дима.

- Тоже правильно, - соглашаюсь я. - Сухой строительный песок.

Будь я экспертизой, определил бы, из какого карьера он взят.

- А толку? - насупился Дима. - Генератора-то там нет!

Когда Дима уходит, Зинуленок по секрету сообщает мне:

- Пап, он не электромобиль хотел сделать, а вертолет. Я уже не

знала, что делать. Знаешь, фанатики какие прилипучие!

Четыре месяца комиссии абсолютно нечего делать. Американцы неделю

выжидали, потом отправили свой корабль в полет. Я мотался между Землей