Лучшее за год 2006: Научная фантастика, космический боевик, киберпанк

— А вот теперь, детки, вы все узнаете про бобы. Пока мы плыли к нашему убежищу, я направил все усилия на то, чтобы приручить последнего из мирмидианцев. С моим блестящим образованием это оказалось нетрудно. Я обнаружил, что хотя по сравнению со своими ужасными предками он был хил и слаб, тем не менее у него сохранились отдельные свойства муравья! Да-да, и, в частности, их поразительная способность считать бобы и горошины!

— Минуточку, — вмешался учитель. — Муравьи не умеют считать.

— Вы ошибаетесь, любезный господин, — возразил Голеску. — Кто же не помнит историю об Амуре и Психее? Любой образованный человек знает, как царевна была наказана за чрезмерное любопытство: ее заперли в комнате, где лежала груда бобов вперемешку с просом, и велели все пересчитать, не так ли? И кто же пришел к ней на помощь? Вот именно — муравьи! Потому что она была осмотрительна и в свое время не наступила на муравейник или что-то в этом роде. Поэтому проворные малыши аккуратно разобрали бобы и просо, а заодно и пересчитали их. И это, друг мой, известно из классической литературы. Об этом писал Аристотель — и кто мы такие, чтобы с ним спорить?

— Но… — начал было учитель.

— А теперь, — перебил Голеску, отодвигая занавес и открывая взглядам гроб, который был помещен на специальную подставку, удерживающую его вертикально, — вот он! Усладите свои жаждущие взоры! Итак, последний из мирмидианцев!

И он широким жестом отбросил крышку.

Эмиль, облаченный в черный костюм демоненка, дополненный парой набитых соломой рук, и в черный капюшон, к которому были приделаны два длинных проволочных усика, взглянул на яркие огни рампы. И взвизгнул от ужаса.

— Э-гм… Да! — Голеску захлопнул крышку, прищемив при этом один усик. — Однако вы имеете возможность насладиться созерцанием этого существа в его естественном состоянии лишь, скажем так, краткий миг, поскольку… поскольку мой пленник, при всей своей слабости, сохранил способность поджигать предметы одной лишь силой взгляда! К счастью, я придумал, как всех нас обезопасить. Минутку…

Толпа зашумела, и Голеску задвинул занавес. Стоявшие поближе видели его ноги, некоторое время бегавшие туда-сюда. Они слышали краткий загадочный стук и негромкий вскрик. Занавес снова распахнулся.

— Итак… — повторил Голеску. — Перед вами — последний из мирмидианцев!

Он снова открыл крышку. На этот раз Эмиль не стал кричать, поскольку укрылся за очками. Несколько мгновений толпа молчала, а потом отдельные зрители начали хихикать.

— Ах, так вы думаете, он слаб? Вы думаете, он безобиден? — спрашивал Голеску, изображая надменную улыбку. — Но только представьте себе, какие у него невероятные способности к вычислению! Эй, мальчик, подойди сюда. Да-да, ты. — Он нагнулся, ухватил ближайшего мальчугана с кувшином и втащил его на помост. — Знаешь ли ты — только не говори мне, ладно? — сколько в точности зерен в твоем кувшине?

— Да, — ответил мальчик, моргая от яркого света факелов.

— Ага! А теперь, добрые люди, скажите — есть ли здесь родители этого ребенка?

— Это мой сын! — крикнул цирюльник.

— Великолепно! А есть ли среди присутствующих полицейский?

— Я, — сказал капитан полиции, делая шаг вперед и глядя на Голеску с несколько неприятной улыбкой.

— Превосходно! А теперь, мой мальчик, не будешь ли ты так добр шепнуть на ухо этому доблестному стражу порядка… я сказал — шепнуть!., точное число бобов в твоем кувшине?

Сын цирюльника послушно подошел к краю помоста и шепнул что-то на ухо капитану полиции.

— Восхитительно! А теперь, бравый полицейский, не будете ли вы столь любезны записать число, которое вам только что сообщили? — произнес Голеску, слегка потея.

— Охотно, — отозвался капитан полиции и, вытащив записную книжку, сделал в ней пометку.

Он подмигнул публике — как-то особенно холодно и по-ящеричьи.

— Очаровательно! — сказал Голеску. — А теперь, с вашего позволения… — Он взял у сына цирюльника кувшин бобов и подержал его в свете факелов, потом поднес к лицу Эмиля. — О последний из мирмидианцев, взгляни на этот кувшин! Сколько в нем бобов?

— Пятьсот шесть, — проговорил Эмиль слабо, но вполне внятно; публика затаила дыхание.

— Сколько?

— Пятьсот шесть.

— Ну, мой любезный господин, какое число вы только что записали? — сурово спросил Голеску, разворачиваясь лицом к капитану полиции.

— Пятьсот шесть, — ответил тот, недобро прищурясь.

— И так оно и есть! — объявил Голеску, вручая кувшин владельцу и незаметно спихивая его с помоста. — Давайте раздобудем новые доказательства! У кого еще есть кувшин?

Ему поднесли полдюжины кувшинов, и дети принялись истошно вопить, чтобы оказаться на сцене следующими. Хрюкнув от напряжения, Голеску втащил на помост еще одного мальчика.

— А ты кто? — спросил он.

— Это мой сын! — отозвался капитан полиции.

— Хорошо! Сколько у тебя бобов? Скажи папочке! — воскликнул Голеску, а когда мальчик шепнул что-то отцу на ухо, добавил: — А теперь запишите это число!

Он выхватил у мальчика кувшин и снова поднес его к Эмилю:

— О последний из мирмидианцев! Сколько здесь бобов?

— Триста семнадцать, — сказал Эмиль.

— Ты уверен? Ведь кувшин гораздо больше!

— Триста семнадцать, — повторил Эмиль.

— А какое число вы только что записали, мой любезный господин?

— Триста семнадцать, — признался капитан полиции.

— Я спрятал в середину луковицу, — гордо заявил его сын, и стоило Голеску отправить мальчика обратно в толпу, как капитан полиции немедленно влепил отпрыску подзатыльник.

Тут уж к помосту начали проталкиваться взрослые мужчины, размахивая кувшинами со всевозможными бобовыми, а также просом и ячменем. Эмиль не ошибся ни разу, даже когда ему поднесли кувшин риса, где были спрятаны свернутые носки! Наконец Голеску, сияя, поднял руки.

— Итак, одно доказательство моих приключений вы видели собственными глазами! — воскликнул он. — Но все это, дорогие зрители, не более чем салонное развлечение! А теперь вас ждет поистине поразительное зрелище! Ибо мы приблизились к подлинной цели моего визита. Перед вами — Дары Озириса!

Он сорвал кусок мешковины со стопки ящиков. Пламя факелов заплясало на горлышках множества аптечных пузырьков.

— О да! Я сделал эти снадобья согласно древним тайным рецептам! Здесь, друзья мои, средства для исцеления человеческих недугов! Крона за бутылочку не покрывает даже расходов на редкие ингредиенты! Я предлагаю вам мои снадобья так дешево из чистого милосердия!

Толпа разом смолкла, а потом все услышали, как капитан полиции чеканит:

— Так и знал, что этим кончится.

— Крона за бутылочку? — возмущенно проговорил кто-то.

— Вас нужно убеждать, — покачал головой Голеску. — И убеждать даром. Очень хорошо! Выйдите на свет, мой любезный господин. Да-да, вы, тот, кто не хочет расставаться со своими денежками.

«Любезный» господин взобрался на помост и застыл с оскорбленным видом, а Голеску обратился к публике.

— Человеческие несчастья! — крикнул он. — Что им причиной, добрые люди? Старость. Бессилие. Одиночество. Все это не убивает, но лишает жизнь смысла! Разве не так? Так вот вы, любезный господин! — Он повернулся к стоявшему рядом скряге. — Снимите-ка шляпу, если не возражаете. О, я вижу, вы страдаете облысением!

Зритель побагровел и собрался стукнуть Голеску, а публика захохотала.

— Здесь нечего стыдиться! — с укором произнес Голеску. — А хотите ли вы, чтобы у вас выросла роскошная шевелюра, а?

— Ну…

— Взгляните! — произнес Голеску, доставая из ящика пузырек. — «Птолемеево притирание»! Убедитесь в потрясающих результатах.

Он откупорил пузырек и осторожно наклонил его, уронив на лысину зрителя лишь несколько капель. После этого он подхватил уголок плаща и растер снадобье по всей голове.

— Что вы со мной делаете?! — заорал бедняга. — Жжется, как черт знает что!

— Крепитесь! Придется немного потерпеть, как же иначе? Сосчитайте до шестидесяти!