Стервятник

Одна часть его сознания бодрствовала, другая все время видела сны. В снах к нему приходили мертвые существа и он прикоснулся к тому, к чему не прикасался еще ни один человек: воспоминаниям о гибели целого мира, создании ковчега из материи звезд, тысячелетнем движении в безжизненной пустоте, ужасающе длинном и ужасающе бесцельном существовании... Возможно, причиной этому был древний талисман. Одновременно тени летевших в ковчеге внушили ему и подсознательное знание о том, как управлять Драконом, как сделать его неуязвимым и привести в действие его легендарное оружие. Но прежде всего он должен был разбудить его...

У него возникла иллюзия, что тени знали о Звезде Ада и желали одного - чтобы Люгер уничтожил Дракона и освободил их. Он не понимал этого, но и не должен был понимать, - достаточно было действовать, выполняя свое предназначение. Конечно, раньше ему приходилось слышать мистическую болтовню о душах или призраках, связанных колдовством и обреченных на заточение в магических предметах, из которых они не могли ни воспарить к Богу, ни упасть в Ад, ни последовать в Чистилище, но представить себе чужое сознание, тлеющее внутри энергетического сгустка, было выше его сил...

Тени, обитавшие внутри Дракона, высосали из него правду о цели его прихода, Кравиусе-Дзурге, древнем талисмане и однажды он понял, что не будет уничтожен. Он был нужен теням, хотя еще не понимал до конца - зачем. Как и предсказывал Кравиус, Звезда спасла его. Пленники Дракона по неведомой причине стали его союзниками, а Дзург почему-то оказался чем-то вроде смертельного врага, которого, тем не менее, не торопились убрать. Люгер забыл о времени - в распоряжении теней была вечность.

Постепенно он освоился внутри Дракона и даже научился отличать реальность от сновидений. Хотя самыми реальными теперь стали именно сны, потому что в снах он мог общаться с тенями мертвецов, пришедших в его мир с далеких звезд...

Если бы Стервятник чаще бывал в уникальной библиотеке своего поместья, чем в постелях любовниц, он, возможно, нашел бы среди немногочисленных сохранившихся в эпоху варварства свидетельств древних упоминание о некоем ковчеге из огня и тумана, появившемся на земле три тысячелетия назад и ставшем могилой для существ из другого мира, а также роковой тюрьмой для их призраков. Последнее обстоятельство было навязчивой темой бреда людей, отважившихся проникнуть внутрь ковчега, точнее, тех из них, которым удалось вернуться. Наградой им было безумие и странная болезнь, приводившая к выпадению волос, многочисленным язвам на теле, прогрессирующей слепоте и неизбежной смерти в течение нескольких недель. Уже во время Катастрофы ковчег считался неуничтожимым древним оружием, а после его следы терялись. В подавляющем большинстве письменных источников еще не было сказано ни слова о магии...

Если бы Люгеру было известно это, у него, может быть, хватило бы ума сопоставить сведения об огненном ковчеге с легендами о Небесном Драконе и тем, что он увидел сам. Однако, вряд ли такое сопоставление навело бы порядок в его голове, - субстанция облака слишком отличалась от всего, к чему он привык и того, что мог себе вообразить.

Он утратил всякое представление о времени, проведенном в чреве Дракона, - может быть, прошло мгновение, а может быть, во внешнем мире уже давно скончались все, кого он знал... Ему ничего не было известно о смене дня и ночи; его всегда окружало голубое мерцание, изредка прорезаемое молниями и разноцветными лучами.

Постепенно он научился перемещаться внутри облака и, несмотря на зыбкость очертаний и ориентиров, мог сносно ориентироваться в нем, вернее, тени позволяли ему это. Двигаясь, он "скользил" вдоль спиралей и лучей, по которым перетекала огненная "кровь" Дракона, погруженного в долгий летаргический сон...

Люгер не испытывал потребности в еде и пище; какая-то неведомая сила питала его, наполняя тело и мозг чистой энергией. Его кожа также слабо мерцала в полумраке. Он ощущал себя так, словно его сознание разлилось по всему телу, расширившись до естественных границ, и теперь он приобрел чрезвычайную чувствительность к присутствию другого сознания и его излучениям. Каждой своей клеткой он "видел" животворящие и смертельно опасные токи, пронизывавшие весь мир, - эти прекрасные и устрашающие ручьи текли от солнца, планет, звезд, извергались из земных глубин, проникали от Кзарна, Земмура, острова Лигом и от неизвестной области, лежавшей где-то далеко на востоке, в Океане Забвения или на его мифическом восточном берегу...

Так тени подвели его к главному - последней схватке с Дзургом и пробуждению Дракона. К тому времени он уже не пытался что-либо понять. Человеческая логика была здесь абсурдной, но абсурд становился реальностью. Люгер не мог связать события воедино, потому что они не имели обычной последовательности. Таким образом, внутри Дракона была утрачена связь причин и следствий. Люгер не брался судить о намерениях теней и об их влиянии на него. Пребывание здесь было похоже на волшебный сон, в котором ничто не имело особого значения и не случалось ничего непоправимого...

Люгер был так далек от всего земного, что у него не возникало сомнений и мыслей, в противном случае, безмерное удивление и ужас парализовали бы его и превратили в легкую добычу Дзурга. Дракон превратил человека в марионетку, но из него получилась смертельно опасная марионетка.

Тело Кравиуса, принадлежавшее Дзургу, все еще обитало где-то на периферии облака, но Люгер до сих пор не знал, кому тени отдали предпочтение...

Однажды это тело появилось перед ним, принесенное одной из огненных струй, и ему пришлось сражаться с мертвецом. Это была самая странная схватка из всех, которые ему приходилось вести в своей жизни... Оба противника кружились в пространстве, искривленном мощным источником силы, опираясь на огненные отростки, струившиеся из их тел, и пытаясь поразить друг друга кометообразными продолжениями рук, в которых сконцентрировалась губительная энергия. Это отстояло слишком далеко от искусства владения холодным оружием, да и вообще от любого боевого искусства, и Люгер не получил никаких преимуществ. Дзург неплохо справлялся с чуждым для него телом, хотя и сражался в чуждой среде.