Герои умирают

– Грандиозные цифры, Джед, это просто невероятно! Собирается ли Студия поделиться с нами какой-либо дополнительной информацией по мере развития Приключения?

– Я связался с председателем Студии Артуро Коллбергом и меня заверили, что необходимо быть готовыми. Надеюсь, это хороший знак, Бронсон.

– Спасибо, Джед. Мы вернемся через минуту. Теперь мы отправимся в Чикаго, где Джессика Роан взяла интервью у родителей Пэллес Рид, Алана и Мары Лейтон, которые сейчас входят в Студию Чикаго, чтобы своими глазами увидеть это потрясающее Приключение. Джессика?

– Доброе утро, Бронсон…

Весь мир ждет, волнуется и не может сдержать нетерпения, словно обжора, учуявший трапезу.

Система слежения Студии засекла Коллберга, едва он вышел из гримерной. Экран на ближайшей стене вспыхнул, и прозвучало объявление:

– Администратор Коллберг! Срочное сообщение от профессионала Моны Карсон!

Профессионал Карсон возглавляла юридический отдел Студии; ее звонок мог означать только серьезную проблему. Коллберг выругался про себя и вытер ладони о штаны, прежде чем ответить.

– Проиграть.

На экране появилось худощавое лицо Карсон. Тонкие брови были озабоченно сведены.

– Администратор, покровители Кейна и Пэллес Рил сейчас находятся в техкабине. С ними люди из Социальной полиции. Пожалуйста, подтвердите получение этого сообщения и идите в техкабину как можно скорее.

Коллбергу показалось, будто на его голову обрушили мешок с песком. Ему не хватало всего двух ступенек на кастовой лестнице, чтобы не бояться визита фараонов. На мгновение все вокруг завертелось, и Коллберг испугался, что может потерять сознание.

Головокружение прошло, он полез в карман за коробочкой, вытряхнул из нее пилюлю и проглотил не запивая, а потом отослал охранников обратно на пост. Появляться перед полицией с охранниками не следовало: его испуг выглядел бы подозрительно.

Коллберг посмотрел на настенный экран, вызвал собственный лифт и старался идти к нему твердой походкой, как бы желая возместить недостаток уверенности ее симуляцией.

Когда он; отдуваясь, поднялся к техкабине, там его уже ждала Карсон.

– Я ничего не могу сделать, администратор. Они нагрянули неожиданно, а у Социальной полиции был особый ордер. Юридически к нам нельзя подкопаться, но они начали ставить нам всякое лыко в строку. Я уже направила в суд жалобу с просьбой выписать временно ограничивающий ордер, но они готовы к этому и заставят нас попотеть. Нам понадобится не один час, чтобы выдворить их отсюда, – и это в лучшем случае.

– Это все тот проклятый приказ о запрете продолжения противоправного действия? Карсон кивнула.

– Они притащили фараонов, чтобы подкрепить жалобу. Коллберг шлепнул по ладони жирным кулаком, и волоски на руках встали дыбом – сказывалось действие амфетамина.

– Плюньте на них. Ладно, я займусь этим. Продолжайте работу.

– Хорошо, но я уже воюю с адвокатами Семьи Дойл… Продолжать не было нужды, Коллберг все прекрасно понял.

– Мы сделаем все что сможем, Мона. Не сдавайтесь. Она кивнула и ушла, пообещав продолжать схватку. Коллберг несколько раз глубоко вдохнул, пригладил одежду и вошел в техкабину.

Шермайя Дойл сидела в кресле помрежа, возвышаясь среди техников как королева. Рабочие никогда не находились в такой близости от праздножительницы и потому растерянно жались по углам.

Возле Дойл стоял подобно принцу-консорту Марк Вило; позади него высились фигуры двух полицейских в голубых мундирах и закрытых серебристых шлемах.

Изобразив улыбку на мясистых губах, Коллберг произнес:

– Праздножительница Дойл, бизнесмен Вило, для меня большая честь видеть вас на моем рабочем месте.

Вило фыркнул с откровенным недоверием, но Дойл оборвала его.

– Марк, прошу тебя, веди себя прилично! Праздножительница выпрямилась и величественно заговорила:

– Администратор, мне жаль, что наша новая встреча происходит в таких… сложных обстоятельствах. Надеюсь, вы понимаете, что никто из них… – она жестом обвела стоящих позади полицейских – …не имеет ничего против вас лично. Они пришли только потому, что по сети прошли определенные сообщения, которые обеспокоили меня и заставили принять кое-какие меры для защиты интересов Семьи Дойл и наших служащих.

– По сети? – изобразил вежливое удивление Коллберг. «Эта сука старается отвести от Майклсона все подозрения, и помешать ей невозможно, по крайней мере сейчас».

– О да. И хотя я понимаю, что записи и контракты Студии тщательно оберегаются, любое наблюдение, сделанное представителем Социальной полиции, будет принято в суде как свидетельство.

– Похоже, вы хорошо знакомы с деловым правом, – пробормотал Коллберг,

Дойл кокетливо пожала плечами, что, на взгляд Коллберга, совершенно не шло грузной женщине средних лет,

– У меня есть свои маленькие увлечения, – призналась она. – Надо же дать простор мыслям. Что ж, я думаю, нам пора. Марк снова пригласил меня в свою виртуальную кабину, а Кейн может перенестись в Поднебесье в любой момент. Благодарю вас за внимание, администратор, и приношу извинения за причиненные неудобства. Идемте, Марк, – сказала она вставая,

Не вымолвив больше ни слова, бизнесмен с праздножительницей покинули техкабину,

Коллберг покосился на полицейских. Они не пошевелились, и он подумал, как неуютно будет чувствовать себя в кресле помрежа, когда через плечо станут заглядывать две абсолютно равнодушные физиономии,

Администратор повернулся к одному из перепуганных техников.

– Два кресла для полицейских, быстро! Тот бросился выполнять приказ.

– Мы постоим, – заявил один полицейский. Они стояли так близко, что невозможно было понять, кто из них заговорил. – Когда будет нужно, мы сядем. Продолжайте работу.

Коллберг откашлялся в кулак и опустился в кресло, всей спиной ощущая направленные на него взгляды.

– Хорошо, – с усилием произнес он. – Прекрасно. Сообщите в фойе, что мы начинаем отсчет.

Ближайший предмет, который материализуется рядом со мной, не превышает размерами гроб. Предмет опирается на стену, похоже, давным-давно готовую упасть. В дыру у меня над головой проникают сероватый свет, вонь гнилой штукатурки и мокрых углей.

Я налегаю плечом на прелое дерево противоположной двери; она визжит, словно поросенок в мешке, а потом заедает.

Ладно, к черту осторожность.

Я упираюсь спиной в угол стены и бью ногой в центр двери. Она не ломается, а скорее мнется, рассыпая ржавые гвозди. Я вхожу в тот самый разрушенный склад, из которого меня столь поспешно перенесли на Землю.

Пол устлан обломками черепицы, а свисающие с потолка лоскутья штукатурки похожи на длинные ветви засыхающей ивы. Плотные серые тучи висят совсем низко, и последние капли дождя все еще сочатся в отверстие над головой. Вместе с ними сюда проникают стук копыт скачущей мимо лошади, редкие крики или брань прохожих.

Я поднимаю руки и поворачиваю лицо к бледному свету. Вдыхаю и выдыхаю воздух Анханы, ожидая того внезапного ощущения свободы, которое всегда охватывает меня во время Приключения.

Но его нет.

Я чувствую только тяжесть, которая гнет меня и давит на плечи, словно я несу на себе все эти тучи. Мне причиняет боль каждая уходящая секунда.

Свобода исчезла, и я начинаю подозревать, что она Уже никогда не вернется. У меня ее отобрали…

Отец сказал бы, что свобода, которую можно отобрать, не настоящая. Вероятно, он прав. Вероятно, эта свобода была всего лишь игрой моего воображения – но я дорожил этой иллюзией.

А обида за разбитую иллюзию не простится никогда.

Я встряхиваю головой и трогаюсь с места, пробираюсь между обломками и ухожу все глубже в руины. Я возьму след там, где потерял его. Хотя Пэллес и говорила, что к этому времени ее здесь уже не будет, начинать все-таки лучше отсюда.

Маленький участок под крышей пуст, если не считать остывших углей от костра Томми. Дверь в подвал распахнута настежь. Я смотрю вниз на ступеньки – большая часть воды утекла. Стоит, наверное, спуститься и оглядеться в последний раз.