Млечный Путь №1 (1) 2012

– Да, – твердо сказал он. – Все как обычно. Не думаю, что с этим делом будут проблемы.

Кроме одной, постоянной, той, о которой они с Кларой никогда не говорили во время процесса. О чем говорить? Наука пока не придумала способ, как обойти проблему. Когда-то он сам был соавтором двух работ, посвященных квантовой перезагрузке. С тех пор мало что изменилось.

Он включил двигатель.

* * *

Логан рядом с Кларой, смотрел новости, но думал не о процессе Хешема, а об Эмме и наваждении, наступившем внезапно и не отпускавшем; более того – становившемся глубже, захватившем мысли и чувства, заставившем вернуться в молодость, ощутить себя двадцатилетним юнцом.

Он собирался предать Клару? Чепуха, но эта мысль все равно пришла в голову, потому что жизнь без Эммы, которую он вчера увидел впервые, Логан не представлял. Жизнь с Эммой не представлял тоже, и не только (даже не столько) потому, что она была замужем. Он не знал ее, не успел узнать ее привычки, ее образ жизни, ее недостатки.

Может, это лишь физическое желание, которое исчезнет, как только…

Нет. Логан точно знал, что охватившее его чувство было гораздо выше физического желания – он хотел Эмму, себе-то он мог признаться, и разве это не естественно, почему он должен заставлять себя не думать о радости, восхитительном счастье, которое мог ей подарить и получить сам?

Клара будет страдать, узнав…

Он перестал любить жену? Нет, только не это! Логан смотрел на пятачок экранного телевизионного поля посреди комнаты и ощущал присутствие Клары, ее дыхание, прикосновение ее ладони, ее нежность и привязанность. Готовность сделать для него все, не спрашивая, не раздумывая – как обычно.

Логан не представлял, что сможет оставить Клару одну, потому что от Корнеля душевной поддержки не дождаться. Сын давно от них отдалился, Логан даже не знал, где он сейчас: то ли в Южном Провансе на конференции по диаторике, то ли уже в Нью-Дели, в своей лаборатории. Корнель мог бы позвонить, сообщить о себе, но он никогда этого не делал, самостоятельность сын понимал как отсутствие необходимости в каких бы то ни было контактах с родителями, Логан к этому привык – даже когда его не было в этом мире, и Клара сутками просиживала у его постели, Корнель звонил лишь изредка, об отце узнавал из новостей – ему этого было достаточно, и он искренне не понимал, чем может помочь его присутствие.

– Что-то не в порядке с этим делом, – сказала Клара. – Ты не такой, Логан.

– Не такой? – Он заставил себя посмотреть в глаза жены – беспокойный взгляд, но ни тени понимания того, что с ним на самом деле происходило. И не надо. Хорошо, что она не понимает.

– Был на месте преступления?

– Конечно. Инспектор Шелдон мне все показал.

– Шелдон? С ним у тебя не должно быть проблем, он хороший дознаватель, это с ним ты работал по делу Виннигейма?

– С ним.

Дело Виннигейма было вторым в его практике, многих тонкостей новой профессии Логан еще не знал и все еще боялся того, что должно было произойти, когда он даст присягу свидетельствовать правду, только правду и ничего, кроме правды. Присяга была простой формальностью, юридической меткой, Логан и его коллеги при всем своем желании (которого, конечно, ни у кого из них не было и быть не могло) не могли погрешить против правды в своих показаниях. В свидетельском кресле они становились приборами, точными фиксаторами, не более. В деле Виннигейма молодой тогда инспектор Шелдон очень ему помог – психологически. Своей скрупулезностью, надежностью, готовностью принять любой его вердикт, в том числе и в корне противоречивший прежним уликам и показаниям.

– Ты никогда не волновался, когда работал с Шелдоном.

– Я и сейчас спокоен, – с легким раздражением, которого он не смог скрыть, сказал Логан и, чтобы сгладить невольную напряженность, обнял жену, привлек к себе и поцеловал в щеку, тут же вспомнил, как целовал сегодня Эмму, почувствовал укол вины и коснулся губами губ жены. Она ответила на поцелуй, и он опять ощутил себя молодым, но это была иная молодость, не та, что с Эммой. Логан не понимал, как такое могло происходить, но он действительно был сейчас иначе молодым, чем с Эммой, какие-то тонкие настройки в его мозгу, в его памяти, резонировали по-разному.

Новости закончились сообщением о том, что судебный процесс над Эдвардом Хешемом, обвиняемым в убийстве компаньона, начнется завтра в Суде восточных графств. Обвиняемый вины не признал, и прокуратура обратилась к Институту Свидетелей, поскольку существовала вероятность судебной ошибки. Полиция на этот раз удивительно немногословна – видимо, доказательная база оставляет ожидать лучшего…

– До судебного заседания еще есть время, правда? – сказала Клара. – Сколько дней в запасе?

– Двенадцать. Но…

– Да, я понимаю. Значит, не больше недели.

Логан кивнул.

* * *

Нужно было торопиться. И нельзя было торопиться. Начальные стадии процесса (оглашение обвинительного заключения, перекрестные допросы, доклады экспертов, предварительные речи прокурора и адвоката) предстояло завершить не более чем за неделю, потому что оставшиеся дни были сроком критическим, и малейшее промедление, связанное, к примеру, с болезнью Свидетеля или отказом технического обеспечения, грозило провалом.

Нужно было торопиться, потому что истекал месячный срок после совершения преступления. И нельзя было торопиться, потому что юридическую процедуру следовало провести четко и доказательно, иначе и сам Свидетель, и сторона, потребовавшая его показаний, не будут признаны юридически состоятельными судом более высокой инстанции.

Приехав утром в суд, Логан решил, прежде чем знакомиться с техническим описанием места преступления, которое он вчера предварительно осмотрел, переговорить с адвокатом обвиняемого Стенли Лутвиком. В уголовно-процессуальном кодексе не было четко прописано, имеет ли Свидетель право общаться с защитой, если в суд его вызывало обвинение. И наоборот, естественно. Приняв во внимание множество юридических тонкостей, которые Логану были не по зубам, законодатели решили оставить этот вопрос на усмотрение Свидетеля, чем Логан не преминул воспользоваться.

С Лутвиком Логан работал три года назад по делу об убийстве Перински. Тогда его вызывала именно защита, и они с адвокатом очень плотно пообщались, что, конечно, не отразилось ни на отношении самого Логана к обвиняемому, ни на том, что он сказал, когда лег в свидетельское кресло.

Адвокат встретил Логана на пороге кабинета, похлопал по спине и провел к креслу у журнального столика. Сам садиться не стал, мерил шагами комнату, стараясь не выпускать Логана из поля зрения, что ему, как ни странно, удавалось, несмотря на сложные фигуры, которые он выписывал, расхаживая от окна к столу, от стола к двери, от двери к компьютерному блоку.

– Полагаю, Корин тебя уже напичкал сведениями, – говорил Лутвик, – повторяться не буду. Задавай вопросы, отвечу, но имей в виду, Логан: в деле отсутствует признание обвиняемого. И второе: физические улики, на которые опирается обвинение, – косвенные. У обвинения нет доказательства даже присутствия Хешема в нужное время в нужном месте, не говоря о том, что именно он произвел выстрел.

– Я знаю, – вяло отозвался Логан. Он привык к тому, что Лутвик не любил сидеть, адвокат достаточно просиживал штаны во время длительных процессов и потому вне зала суда старался больше ходить, чем сидеть, а во время прогулок – больше бегать, чем ходить, в противоположность тому, что завещал Черчилль.

– Сегодня оглашение обвинительного заключения и моя предварительная речь, – Лутвик на минуту остановился перед креслом, в котором сидел Логан, и говорил, приседая, будто делал зарядку. Выглядело смешно, и Логан позволил себе улыбнуться. – Я верю, что Хешем невиновен.

– Они были в кабинете вдвоем.

– Не доказано.

– У Хешема сильный мотив.

– Ты…

– Нет, – покачал головой Логан. – И в мыслях не имею его оправдывать или обвинять. Хешем мне безразличен. Я лишь хочу сказать, что у обвинения, кроме косвенных улик, есть еще и мотив, верно?