Человек - Луч

Михаил Ляшенко

ЧЕЛОВЕК-ЛУЧ

Глава первая

КАРТОШКА «АГ-181-ИНФ»

Семь городов Греции — Смирна, Родос, Хиос, Аргос, Колофон, Саламин, Афины — столетия ссорились и даже дрались друг с другом за честь называться родиной великого певца — Гомера…

Двадцать городов Италии спорили о том, где именно родился Христофор Колумб, и каждый из двадцати городов неопровержимо доказывал, что Колумб родился вот здесь, в этом самом городе, а все остальные девятнадцать городов просто жалкие врунишки…

И, хотя место и время рождения Юрия Сергеева известны сейчас любому жителю земного шара, все-таки более ста городов и поселков всех пяти континентов по сей день спорят, где началась его история.

Немаловажными данными по этому вопросу располагает Леонид Бубырин, лицо, вполне заслуживающее доверия. Его хорошо знают не только в четвергом классе «Б» Третьей майской средней школы, но и по всей улице Карла Маркса. Леонид Бубырин и его друзья Павел Алеев, Нина Фетисова и многие другие приводят веские доказательства того, что история Великого Открытия и Великого Подвига началась во вторник, 17 декабря, в городе Майске, в доме № 3 по улице Карла Маркса, в квартире № 43, где живет Леонид Бубырин, почему-то прозванный Бубырем.

В это утро после многих пасмурных дней ленивое зимнее солнце вышло наконец погулять, и ранние солнечные зайчики весело прыгали по комнате. Необыкновенного здесь не было ничего, но корпеть в такой день над арифметикой становилось просто невыносимо. Лёня Бубырин, человек разумный, давно выскочил бы во двор, но рядом, неподвижная, как скала, сидела мама. В ее упорном молчании и непроницаемом лице было что-то такое, что заставляло Бубыря протестующе сопеть, но, в общем, помалкивать.

— Ну? — изредка говорила мама.

— «В саду пятьсот восемьдесят шесть яблонь… — подумав, начинал сердито шептать Бубырь. — Это на сто тридцать восемь деревьев больше, чем груш, и на девяносто пять деревьев меньше, чем вишен… — Сделав большую паузу и тяжело вздохнув, он дочитывал с некоторым удивлением в голосе: — Сколько всего деревьев в саду?»

Мама испытующе устремляла на него требовательные глаза, но Бубырь молчал, упорно и внимательно всматриваясь в чистый лист тетради, или загадочно обозревал снежную даль за окном. Ну какие там груши и вишни зимой! Вот если б задача была о пропущенных и забитых хоккейных шайбах, тут он сообразил бы в два счета!.. А что это значит — в два счета? Поразмышляв об этом, Бубырь начал гадать, с каким счетом «Химик», знаменитая хоккейная команда города Майска, выиграет у кировского «Торпедо», своего ближайшего соперника. Лицо Бубыря сохраняло при этом такое озабоченное, вдумчивое и даже скорбное выражение, что мама начала сочувствовать своему сыну, а он в это время уже вспоминал, внутренне ликуя, обо всех прошлых славных победах «Химика».

Из окон третьего этажа, где помещалась квартира Бубыриных, виден был небольшой чистенький сквер, где, по пояс в снегу, зябко вздрагивали тонкие кустики. На дорожке, то прижимая носы к талому снегу, то подпрыгивая, как серые пружины, захлебывались радостным лаем и весело косили глазами по сторонам два длинноногих щенка — будущие грозные овчарки. Передними на четвереньках, взбивая валенками лежалый снег и взвизгивая от восторга, лаял малыш лет четырех. Девочка чуть побольше тащила его из снега, а на скамейке совсем еще молодые мамы, привалившись друг к другу, хохотали, смущенно и гордо поглядывая на прохожих. За сквером, а также направо и налево были видны дома, люди, грузовики; на бетонной площадке стоял яркий, новенький вертолет, готовясь к очередному рейсу Майск — Горький. Из огромного самосвала грузили в вертолет какие-то ящики, а по улице бежал плечистый, рослый парень, боясь опоздать на посадку. «Бычок!» — радостно вздрогнул Бубырь, вспомнив своего любимца — капитана хоккеистов «Химика». Но, присмотревшись, убедился, что это вовсе не Бычок…

— Ну? — грозно произнесла мама.

Бездействие и слишком долгое молчание, а главное — счастливая улыбка, мелькнувшая некстати на пухлой физиономии Бубыря, вызвали у нее нежелательные сомнения. И Бубырь трагически зашептал, заткнув пальцами уши:

— «В саду пятьсот восемьдесят шесть яблонь… Это на сто тридцать восемь деревьев больше, чем груш…»

— «…и на девяносто пять деревьев меньше, чем вишен». — Мама, кажется, начинала сердиться. — Это я слышу в седьмой раз. Что дальше?

— «Сколько всего деревьев в саду?» — голосом невинным и полным задумчивости неторопливо выговорил Бубырь.

— Вот это я и хотела бы наконец выяснить! — крикнула мама. — Вынь карандаш изо рта!

Но маминому любопытству пришлось остаться неудовлетворенным. Не успел Бубырь вынуть карандаш изо рта, как в воздухе что-то сверкнуло, слабо щелкнуло, и тотчас по блестящему и чистому листу классной тетради в клеточку покатилась большая розовая и, кажется, хорошо вымытая картофелина, которой здесь вовсе нечего было делать.

— Тю! — удивленно сказал Бубырь.

— Это что такое? — закричала мама.

— Картошка, — сказал Бубырь, вытаскивая из-под картофелины свою тетрадку и с удовольствием убеждаясь, что особых повреждений нет. — Сырая…

Прицелившись, он щелкнул картофелину, которая смирно посматривала на него белыми глазками.

— Я хочу знать, откуда взялась эта картошка! — рассердилась мама. — Что все это значит?

— А я сам не знаю, — поспешил отмежеваться Бубырь.

— Безобразие! Я вечно нахожу в твоих карманах куски пирога, булки, даже колбасу! — с негодованием продолжала мама. — Посмотри на свой живот! (Бубырь немедленно последовал этому совету.) Над тобой и так все смеются! Но чтоб таскать сырую картошку…

— Мама, — очень серьезно и убедительно сказал Бубырь, — честное слово, я ее не таскал.

Мама внимательно посмотрела на своего сына и подумала, что он как будто говорит правду.

— Тебе известно, что чудес не бывает?

Бубырь пренебрежительно фыркнул и пожал плечами, как убежденный реалист. При этом он несколько покривил душой. Конечно, он не верил в чудеса и с презрительным сожалением посмотрел бы на младенца, еще верящего в подобную ерунду, но когда он раскрывал толстую книгу русских сказок или арабские сказки, то, увлеченный чудесными вымыслами, он с душевным трепетом следил за приключениями героев, веря в те минуты и в небывалые происшествия, и в чудесные превращения… Может быть, и эта картофелина из сказки?

Мама задумчиво протянула руку и взяла картофелину. Это был чистый, крепкий и довольно увесистый экземпляр из тех, которые попросту называют «рассыпухой». Мама перевернула картофелину другой стороной и тотчас слабо вскрикнула.

— Что ты? Что? — Бубырь на коленках прополз по столу, через тетрадку, заглядывая на картофелину сверху. — Что там такое?

— Тут… тут буквы!.. — выговорила мама.

— Буквы? — Бубырь от восторга едва не свалился со стола. — Где? Дай!

Мама повернула к нему картофелину, и на ее розовом плоском боку Бубырь увидел темные, очень красивые буковки, похожие на фабричные метки на карандашах. Буквы сложились в слова.

— «Просьба… вернуть… по адресу… — прочел Бубырь. — Г… я… об… п/я 7..» Чего это, мама, а? И еще, смотри!

«АГ-181-ИНФ».

— Может быть, это вовсе не картофелина?.. — Мама поспешно вырвала из рук своего Бубыря таинственный предмет и со страхом на него уставилась.

Бубырь молниеносно колупнул ногтем около букв.

— Картофелина! — объявил он радостно. И, спрыгнув на пол, заплясал вокруг стола: — А я знаю! А я знаю!

— Ну, что ты знаешь? Что? — с отчаянием металась за ним мама, зажав опасный овощ в далеко вытянутом кулаке. — Что ты знаешь?