Человек - Луч

— Это гибрид! — объяснил Лёня. — Новый сорт! Вот его и пометили: «АГ-181-ИНФ».

— Гибрид? Возможно… — Мама разжала кулак и поднесла картофелину поближе, но тотчас едва не выронила ее. — Но как она сюда попала? Откуда она взялась?

Только теперь Бубырь испугался. Окно было закрыто и плотно заклеено. Форточку тоже не открывали. Значит, она влетела не с улицы. И разве добросишь картошку до третьего этажа! Так откуда же она залетела? Ведь на столе ничего не было… А на чистой тетрадке и подавно!

— Прежде всего ее необходимо выбросить, — решительно заявила мама. — Терпеть не могу всякие дурацкие фокусы! Выбросить, и немедленно…

Она с возмущением взглянула на розовощекую картофелину, и та, словно обидевшись, медленно оторвалась от ладони и легко вспорхнула вверх! Сделав несколько неуверенных движений, картофелина остановилась в воздухе, под абажуром.

Лёня, слегка приоткрыв рот, а мама, плотно сжав свой в страдальческой гримасе, с ужасом наблюдали за поведением обыкновенной сырой картошки-рассыпухи, которая висела в воздухе, как надувной детский шарик.

Схватив Леню за руку, мама выскочила в коридор, плотно прикрыв за собой дверь. В коридоре на столике чернел телефон. Пока мама дозванивалась до папы, Лёня со страхом наблюдал сквозь верхнее стекло в дверях за картофелиной. Словно отыскав подходящее местечко, она все еще неподвижно висела под абажуром.

— Немедленно приезжай домой! — торопливо кричала в трубку мама. — Бросай все! Ты хочешь видеть сына и жену живыми?.. Немедленно!

Швырнув трубку, она кое-как обула и одела своего Бубыря и, бормоча, что ни на минуту не останется водной квартире с картошкой, которая летает и, наверное, может взорваться, выскочила с сыном во двор. Здесь мама велела ему ждать отца, а сама решила на минуту забежать к своей приятельнице, которая была всегда в курсе всех новостей и могла что-нибудь слышать о загадочных картофелинах.

Едва мама скрылась, как Лёня увидел у сараев Пашку Алеева — он колол дрова.

— Паш, а Паш! — закричал Лёня подбегая. — К нам влетела картошка! На ней буквы, чтоб куда-то вернуть! Она сама летает! И может взорваться…

Только последнее предположение заинтересовало Пашку.

— А мать где? — спросил он, забрасывая в сарай топор и мешок с дровами.

— У Евдокии Ивановны засела! — радостно сообщил Бубырь.

— Ключ есть?

— Пошли! — заорал Бубырь и помчался вперед.

Теперь он ничего не боялся. Сам Пашка был с ним, а Пашка разбирался и не в таких вещах, как обыкновенная летающая картошка. Подумаешь! Просто вывели новый гибрид: теперь картошку не будут перевозить, а она сама прилетит куда нужно…

Но не успели они подбежать к подъезду, как из других дверей, куда раньше скрылась мама, вывернулась тощая девчонка в голубой вязаной шапке и белых валенках, болтавшихся на ее спичечных ножках. Это была Нинка Фетисова, дочка маминой приятельницы…

— Ага! Ага! — подбегая к ним, закричала Нинка, как всегда, на весь двор. — Я все знаю! Вы куда это задумали? А если картофелина взорвется?..

Пришлось взять ее с собой.

Не раздеваясь и не обращая внимания на то, что около валенок уже натекло по лужице, они стояли посреди комнаты и, задрав головы, рассматривали эту загадочную картошку, которая так ловко прикидывалась обыкновенной.

— Может, она пустая внутри, а туда что-нибудь надуто? — задумчиво предположил Лёня.

— «Надуто»! — немедленно возразила Нинка. — Как же!..

— Сачок есть? — спросил, не снисходя до ответа, Пашка.

— Сачок?

— Ну, которым бабочек ловят… У тебя такой должен быть.

И, хотя в последней Пашкиной фразе было что-то насмешливое, Лёня послушно полез искать сачок и действительно нашел. Пашка взмахнул сачком и через минуту держал картофелину в руках. Хмурясь и шевеля губами, он внимательно осмотрел все буквы, даже осторожно их потрогал.

— «Просьба вернуть по адресу…» Вернуть просят, серьезное дело… «Г… я… об… п/я 7…» Где же другие буквы? Растерял?

— Растерял, растерял! — закричала Нинка, больно тыкая Бубыря в бок своим тонким, но удивительно твердым пальцем.

— Так и было, Паш, честное слово…

Лёне пришлось рассказать всю историю, которую Пашка выслушал с явным недоверием, а Нинка — с обидным смешком.

— Это ты Юре расскажешь, Сергееву, — произнес Пашка мрачно. — Он разберется, что к чему. Пошли! Платок чистый есть? У тебя должен быть!

И, хотя Лёне было как будто совестно, что у него нашелся чистый носовой платок, все же он послушно подал платок Пашке. Тот завернул пытающуюся вырваться картофелину и подтолкнул Леню в спину:

— Пошли!..

— А мама? — запинаясь, выговорил Лёня.

— «Мама»! — Пашка сверкнул светлыми лихими глазами. — Эх ты, ребенок! — это звучало как оскорбление, тем более что Нинка укоризненно закивала головой. — А может, это мина! С тайным часовым заводом! Отстукает последние минуты и…

Он приложил завернутую в платок картофелину к уху: ничего не было слышно.

— Ну, все равно, — с некоторым разочарованием выговорил Пашка. — Идем к Сергееву.

— Это к Бычку, что ли?

— «К Бычку»! На стадионе он Бычок, а на работе — Сергеев! Он секретарь комитета комсомола на Химкомбинате, ясно?

Для пущей убедительности Пашка довольно больно щелкнул по стриженой Бубыревой голове. Они нахлобучили шапки и выскочили на лестницу.

— Юра Сергеев, это знаешь какой парень! — твердил обычно немногословный Пашка. — Такого еще не было! Он там всем вертит! Директор — это так, для порядка, полагается директор, вот и посадили, а главный все-таки Сергеев!.. Слушай… — Он остановился, и брови его огорченно насупились. — А ведь эта штука нипочем не взорвется!

— А почему-у?.. — протянул Лёня.

— Ясное дело! Ведь написано: «Просьба вернуть по адресу», и адрес дан: «п/я 7».

— Ну, и что?

— Чудак! Разве шпион напишет на бомбе или на мине: «Прошу вернуть по адресу»? А на этой картошке…

Пашка не успел взмахнуть узелком, как чья-то жилистая тощая рука в больших рыжих веснушках ухватилась за узелок сзади.

— Что ты сказал? — резко прозвучал требовательный голос. — Ты что сказал, мальчик?

Перед ними, все еще держась за узелок, стоял рыжий худой не старый мужчина, на костлявом носу которого криво сидели очки с очень толстыми стеклами.

Прежде всего Пашка вырвал узелок.

— Не хватайте! — тотчас закричала Нинка. — Не ваше!..

— Простите, дети, — сказал незнакомец, отпуская узелок. — Вы сказали: картошка…

— Ну, и что? — буркнул Пашка, глядя в сторону.

— Вы сказали: вернуть по адресу…

— Бубырь, айда! — крикнул Пашка и, толкнув Леню вперед, завертелся среди медленно проезжавших машин и мотороллеров, все время следя за тем, чтоб Лёня был впереди.

Но все равно впереди летела Нинка.

Незнакомец в очках, жалобно пискнув, ринулся было за ними, но тут же решительный свисток милиционера сообщил Пашке, что они в безопасности, а странный незнакомец — в руках властей.

— Понял? — сказал Пашка Бубырю, когда, отдышавшись, они подходили к проходной Химкомбината. — Это неспроста… Ищут!

Они вошли в комитет комсомола, вполне сознавая всю важность своего сообщения. Но Лёня забыл и про картофелину, и про возможные неприятности дома, как только увидел рядом настоящего, живого, веселого Бычка, того самого, которого он привык видеть только издалека, в доспехах хоккеиста.

Если бы Леню спросили, давно ли живет у них в городе Юра Сергеев, то Лёня только удивленно поднял бы простодушные глаза: в его представлении город Майск и Юра Сергеев были неотделимы… Между тем Юра появился в Майске всего два или три года назад.

Из документов, сданных им в отдел кадров, следовало, что Юрий Михайлович Сергеев, двадцати пяти лет от роду, закончил Горьковский машиностроительный техникум и направляется для использования по специальности на Майский химкомбинат; что Сергеев — сирота, воспитанник детского дома, что родных у него нет, что в комсомоле он девятый год и последние два года был секретарем комсомольского бюро техникума… Вскоре на комбинате узнали, что Сергеев отличный хоккеист и лыжник, что он увлекается кибернетикой и мечтает в будущем учиться в Высшем техническом училище имени Баумана, а пока перевел на автоматическое программное управление токарное отделение.