Ложись!..

Александра Сашнева

Ложись!..

Завыла сирена, и красная лазерная пленка зависла на уровне моего колена. «Раз, два, три, четыре, пять. Мусора идут стрелять. Кто не спрятался — я не виноват», — пропел я, заглушая противную пищалку, которая визжит прямо в моей голове. Я привычно рухнул на четвереньки и распластался. Руки на затылок, лицо вниз. Ждать. Бух, бух, бух! Серия ударов раздалась вокруг меня по количеству прохожих.

Все как обычно.

Пищалка в голове затихла. Осталось только заунывное тиликанье.

Из черной глубины стеклонового покрытия на меня нехорошо уставился мой двойник. Этот подозрительный взгляд — всегда врасплох. Я знаю, что это всего лишь отражение, но… не верю. Оно всегда смотрит так, будто я что-то украл или публично обгадился. Попытки опередить его и состроить на лице какое-нибудь нейтральное выражение безрезультатны. Я даже тренировался перед зеркалом в мыльном блоке, копируя тридэшного диктора. Там получается, а на улице — никак.

Поэтому через некоторое время во мне оформилось твердое, непоколебимое убеждение, что эта мерзкая морда не является отражением моего собственного лица, а есть скорее некая тонкая сущность, возникающая в том месте и в то время, когда по законам физики в стеклоне тротуара должно появляться мое отражение.

Что особенно противно, двойник всегда смотрит на меня в упор. К тому же если отвести глаза, то его беспощадный взгляд начинает буравить лобную кость. Какое же это отражение?

Он молчит, и это страшнее всего. Он непредсказуем. Кто знает, какой номер выкинет эта бесплотная тварь? Поэтому я стараюсь побыстрее надышать. От дыхания стеклон запотевает, и отражение, и без того мутное, становится совсем неразборчивым. Зато обостряется слух. Если мусора не едут долго, можно успеть даже помедитировать.

Жаль только, в макушке все это время монотонно тиликает какая-то хрень.

Как и всем честным трудакам, мне приходится падать по нескольку раз в день практически со школьного возраста. Первый раз грохнуться коленками о стеклоновое покрытие тротуара было больно. Поэтому на занятиях в школе я сачковал. Многие сачковали.

Потом перестали.

Когда я увидел, как пулемет «мусорника», нимало не мохая, аннулировал пару трудящихся, зазевавшихся на рекламный «голяк», я забыл о коленках. Мало того, я падал на четвереньки даже в обитали, куда «мусорник» в общем-то не заглядывает.

Рядом со мной кто-то начал ругаться, я медленно повернул голову: седой старик, потирая ушибленную ногу, перебирал все, что мог вспомнить из крепкого арго.

Я снова привел лицо в должное положение и услышал, что ментовский «мусорник» вылетел из-за угла с Пелевинского пролета. Раздалось несколько вскриков. Я машинально сосчитал их — намного ли прибавилось работы. Раз, два… Пара. Ну, ничего. Займет полчасика.

Еще останется время до того, как придет Севка Прошкец, поковыряться в подвале с гитарой. Он хоть и секретарь, но вполне неплохой четэ.

Я прислушиваюсь, не скосил ли «мусорник» еще кого на моем участке, но звука падения больше не слыхать. Значит, сегодня всего два.

Два покойника — не так уж много. Быстро управлюсь. До ночи «мусорник» больше не появится. А ночью народу на улицах мало, так что можно и поспать часов до пяти, потом собрать ночных, чтобы толпы трудаков шли на смену по чистому, и поспать еще до десяти. Все равно до этого времени нет смысла заниматься уборкой — полусонные трудаки так и валятся под лазерным пулеметом. Я, честное слово, удивляюсь, какие люди тормоза. Аннулятор, он же не школьный и не тренировочный! Он же сразу насмерть. И на вторсырье. Говорят, что Матрица всех ждет, Матрица всем мать и отец, и там даже лучше, чем здесь. Но тогда неясно, почему тогда все люди не пойдут туда строем?

Хотя я помню. Была у меня мысль умереть. Очень любопытно было — как там. Но потом меня остановило вот что. Фимоза приволокла запрещенный фильм про море. И у меня мечта появилась. Я подумал, что сначала туда, на море как-нибудь, а потом уже обратно в Матрицу. Хотя умные люди говорят, что Матрица и море практически одно и то же.

Нет-нет. Сегодня неплохой день. Среда. Вот по понедельникам после воскресных злоупотреблений «краснотой» заваливают весь тротуар. Хорошо, что ментовский аннулятор варит придурков целиком, не разворачивая в кровавый фарш, как старинные пули. Я видел кучу картинок на сайтах по истории — тошнить тянет с этого зрелища.

Некоторые говорят, что раньше было лучше, но я считаю, что живу в самое гуманное время. По крайней мере, для дворников. Бывает, конечно, при падении кто-нибудь расквасит нос или выронит банку с соком, иногда обгадятся, что особенно непонтово, но на это есть сандуш, которым я управляю по всей длине квартала номер двести пять. Нажимаю кнопочку на «911-браслете», и мощные плоские струи, бьющие в микронах от поверхности тротуара, так отдраивают стеклон, что он ненадолго превращается в зеркало. Раньше, когда Москва еще не занимала половину всей Земли, тротуары закатывали асфальтом. Я видал фрагмент такого тротуара на историческом бульваре под Лубянкой. Дерьмо дерьмом. А уж кровищу от него отмыть — нечего и думать.

Подняв в воздух пыль и пустые упаковки от пищевых таблеток, воздушная волна унеслась дальше, и сирена, отражаясь от чугунного потолка перекрытия, провыла отбой.

Я поднял голову, не особенно спеша занять вертикальное положение, чего не скажешь об остальных прохожих. Они ругались и торопились возобновить прерванную на несколько минут жизнь.

Прикинутая по местным меркам КСР менвизмен процедила сквозь стиснутые зубы какое-то модное верхнее ругательство, поправила прическу и остановилась у бордюра в ожидании такси. Я оценил ее взглядом с ног до головы и подумал, что если бы она была нормальным парнем, то я бы с ней не отказался. Красивые мужественные губы, фигура неплохая. Севка ей уступает процентов на двести. Эта наверняка у лифтов по ночам стоит. Иначе откуда такой прикид? Или «коричневым» торгует? Да нет, слишком беззаботный вид. У маронов всегда глаза бегают, если они не под кайфом.

Иногда я завидую КСР, но потом понимаю, что если бы я делал секс не тогда, когда мне хочется, а когда скажут, мне бы это не понравилось. Поэтому соглашаюсь быть нищим дворником. Дворники нужны.

Дедок, который валялся рядом со мной, выругался теперь во весь голос и, прихрамывая, поковылял дальше к Ельцинской площади. Старикан, видать, еще помнит времена, когда «мусорники» не ездили, а менты просто парили трудаков на документы. Фимоза, тоже пролетная КСРка (хотя и шлюха, но неплохая, довольно интересная личность, со своими приколами), насмотревшись древних фильмов, говорила, что документы показать — не такая была запара, как под лазерный уровень плюхаться кверху очком, и шансов побегать от ментов было побольше, но я — против того, чтобы бегать. Наше государство Москва — единственное на Земле царство справедливости и гуманности, потому что второе государство — Вашингтон — есть, разумеется, империя зла и несправедливости. Поэтому я лично от ментов не бегаю. И чего от ментов бегать нормальному честному трудаку? Да, я немного виноват, потому что двигаюсь «красным», ну а кто не двигается? Его ж в магазине продают. Одна пастилка в день не возбраняется. Я, правда, сжираю и по три, и по четыре, ну уж… Я свою меру знаю.

Есть у меня один бесспорный грех: я трогаю себя иногда руками. Трогаю там, где строго-настрого запрещено трогать. Да. Не смейтесь и не ужасайтесь! Иногда по нескольку минут! В конце концов, если Матрица создал руки и то, что ими можно потрогать, то зачем отказывать себе в маленькой бесплатной радости? Но тогда в чем будет моя вина?

В макушке опять затиликало, на этот раз тихо. Но я все-таки потерял нить… О чем это я? А-а… Трудак не может быть ни в чем не виновным! Так не бывает. Не виновным может быть только совершенство, а мы, трудаки, — мы, в сущности, тормоза. Мы — хорошие перцы, но… в чем-то мы все виноваты. Я точно знаю, только не знаю в чем.