У железной няньки (ЛП)

Бигл-мл Ллойд

У железной няньки

Л. Биггл-младший

У ЖЕЛЕЗНОЙ НЯНЬКИ

Перевод с английского Ан.Гаврилова

Профессор Освальд Дж. Перкинс был последним человеком, кого я хотел бы встретить в это утро, но стоило мне только войти в здание почты, как я увидел его прямо перед собой - он стоял и протягивал мне руку. Мне оставалось либо поздороваться с ним, либо повернуться и убежать. Я пожал ему руку. Спросил о здоровье, поинтересовался, не знает ли он, сколько еще продержится жара, как аллергия его дочери и успехи в учебе сына, и не передавали ли что-нибудь про дождь.

Через четыре минуты я исчерпал все возможности для поддержания разговора и начал испытывать некоторую неловкость. Спас меня почтмейстер Шентц. Он высунулся из окошечка для продажи марок и заорал:

- Какой позор, черт возьми!

Тонкие губы профессора сложились в ироническую усмешку, он покачал головой.

- Машины лишают людей работы с того самого момента, как люди начали их делать, - сказал он. - Большинство людей находят другую работу, и все в результате оказываются в выигрыше, потому что машины работают лучше. Как только какая-нибудь машина сможет делать мое дело добротнее, чем я, - с удовольствием уйду на отдых. Но такую машину еще не сделали, и не думаю, что когда-нибудь сделают...

Мы стояли у окошка для продажи марок.

- Я только что разговаривал с Сэмом Бейерсом, - сказал я профессору. - Он купил целую страницу в воскресном номере газеты для своей рекламы и пишет, что у его робота уже более восьмидесяти учеников по классу скрипки и что за одно занятие они делают такие же успехи, как за шесть месяцев обычного обучения. Он сказал мне по секрету, что через неделю у вас не останется ни одного ученика.

- Я знаю двух учеников, которые у него останутся, - прорычал Штенц. - Не поз волю, что6ы моих внуков учил скрипке какой-то там робот.

- Очень мило с вашей стороны, - пробормотал профессор Перкинс. - Но Сэм Бейерс знаете ли, не далек от истины. Сегодня утром у меня было двадцать четыре ученика. Когда я вернусь домой, то узнаю, наверное, что трое или четверо из них отказались продолжать занятия. Еще неделя - и у меня останется только два ученика - ваши внуки. Зачем людям платить зато, что они могут получить даром?

- Сэм Бейерс - мошенник, - сказал мне Шентц. - Зря вы приняли его рекламу.

- Сэм - неплохой парень, - возразил я. - Мне не нравится то, что он затеял с этим своим роботом, но коль скоро в его объявлении нет ничего предосудительного, я не могу ему отказать.

Штенц мрачно покачал головой.

- Может быть, если профессор напечатает свое рекламное объявление...

- Я предлагал ему это сделать, причем бесплатно, но он не согласился.

- В этом нет необходимости, - ответил профессор. - Через неделю почти все мои ученики перейдут к Бейерсу. Примерно через месяц они начнут возвращаться ко мне. Я могу подождать. Мои ноты пришли?

Он протянул руку с длинными изящными пальцами и взял тонкий пакет с нотами.

Я получил почту для газеты, посмотрел, сколько там было чеков, и поспешил за профессором. Он стоял у входа в городской парк и смотрел, как играют в скуттербол.

Один из ребят поймал мяч в прицел и выстрелил точно в центр.

- Хорошо сыграно, - сказал я.

- У Коротышки Джонса неплохая реакция, - согласился профессор.

- Ваш ученик?

Профессор усмехнулся.

- Был неделю назад. Мне этого робота почти жаль. Коротышка пробует играть, держа скрипку вверх ногами. Он подрезает струны так, что они рвутся во время урока. Однажды он посадил в скрипку сверчка. Он его выдрессировал так, чтобы тот застрекотал только в нужный момент. "Профессор, - говорит он мне, - у меня что-то со скрипкой. Она очень странно звучит". Он делает вид, что проводит смычком по струнам, - и сверчок начинает стрекотать. "Это легко исправить, - ответил я. Дополнительно двадцать минут занятий ежедневно". Больше он сверчка не приносил.

Профессор рассмеялся.

- Да, мне почти жаль этого робота.

- Вы, кажется, не понимаете, насколько серьезна затея Бейерса.

- Конечно, понимаю. Я теряю деньги, а этого я не могу себе позволить. Но люди скоро поймут, что робот не может учить играть на скрипке. Может ли машина понять, когда ученика надо похлопать по плечу? Может ли она понять, когда ему нужен смычок потяжелей? Может ли она понять, кого из учеников надо немного приободрить, а кому дать подзатыльник? Может ли она научить чувствовать разницу между хорошо и плохо сыгранной фразой? Никакая машина не знает той тысячи вещей, которые известны любому хорошему учителю музыки. Людям это довольно скоро станет ясно, и робот Бейерса отправится обратно на фабрику.

- Я думаю, вы не правы, - сказал я. - Пока Бейерс дает бесплатные уроки, люди будут посылать к нему детей. Чем они рискуют? И задолго до того, как они разочаруются в роботе, вам надоест ждать и вы уедете. Что же этот Бейерс задумал?

Профессор улыбнулся и ничего не ответил.

- Наверное, вот что он хочет сделать, - продолжал я. - Бейерс будет давать бесплатные уроки до тех пор, пока не вынудит вас уехать. А затем он сможет назначить любую цену. Ученики должны будут платить, иначе у них пропадут время и деньги, которые уже вложены в музыкальное образование. Он будет брать за уроки в два раза больше, чем вы, чтобы оправдать затраты на робота. Такие машины дорого стоят.

Профессор, казалось, веселился:

- Так ты думаешь, что Сэм Бейерс хочет на этом заработать?

- На Сэма это не похоже, - признался я. - У него была нелегкая жизнь, и он всегда вел себя честно. Вот почему я не понимаю того, что происходит сейчас...

Мы повернулись и медленно пошли по главной улице, пока не оказались возле здания фирмы "Бейерс инкорпорейтед". Бейерс торгует всем понемногу, но до последнего времени основным его товаром были атомные бытовые приборы и разные механизмы. Сегодня утром в витрине у него висела новая ярко-красная вывеска: "Все виды роботов". В помещении над магазином размешалась музыкальная школа Бейерса. И робот, учивший играть на скрипке.

Когда мы проходили мимо здания, открылась дверь и на улицу весело выскочила девочка. Ее длинные золотые кудри развевались по ветру. Ей было не больше десяти лет, но в ее сияющем лице сквозь детскую проказливость уже просвечивала женская красота. Это была Шерон, дочь Сэма. Она обогнала нас, потом взглянула через плечо и резко остановилась.

- Привет, Шерон, - поздоровался профессор.

Девочка мрачно повернулась, не сводя с него глаз. Затем медленно высунула язык.

- Так нельзя делать, Шерон, - сказал я. - Это невежливо.

Она и мне показала язык и бросилась бежать.

- Чего это она? - спросил я.

- В семье Бейерса меня не очень любят, - отозвался профессор.

Если бы любой другой ребенок в Уотервилле поступил подобным образом, я бы обязательно сказал пару слов его родителям. Но говорить на эту тему с Сэмом Бейерсом - лишь терять время. Он обожал свою дочку. Она была хорошенькой, и умной, и талантливой, и возможно, единственным его утешением после того, как сын оказался полнейшим тупицей. Если Шерон в чем-то и нуждалась, так это в хорошей порке, но этого от своего отца она не получит никогда.

Внезапно мы услышали звуки скрипки и остановились. Профессор потянул меня за руку, мы прошли от здания "Бейерс инкорпорейтед" мимо изысканного фасада кафе "Уотервилль" ("Имеется стоянка для автомобилей. Посетите наши сады на крыше и не пропустите наши вечерние гала-представления") и встали перед витриной компании "Земные модели лимитед, Уотервилльское отделение", делая вид, что рассматриваем очаровательные платья для девушек.

- Бетховен, - сказал профессор. Его обычно спокойное, не подвластное годам лицо горело от возбуждения. - Соната до минор, опус тридцать, номер два.

- Я знаю, - ответил я. - В свое время вы заставляли меня ее играть.