Гость. Научно-фантастическая повесть

Игорь Росоховатский

ГОСТЬ

КОГДА СЛУЧАЕТСЯ НЕВЕРОЯТНОЕ…

Энцефальер был пуст. Стенки отсвечивали красным, синим и зеленым, отражая провода. На дне в дальнем углу осталось несколько капелек слизи. Кран дьюара был закрыт, вокруг него вилось фиолетовое облачко.

Александр Николаевич убеждал себя, что это не сон, что энцефальер и в самом деле пуст. Убеждал до тех пор, пока появилось неприятное ощущение. Показалось, что за спиной кто-то стоит.

За окном медленно плыли облака. Низко над крышами домов кружили птицы, их пронзительные крики доносились через приоткрытые фрамуги. Каркнула ворона голосисто и радостно, будто над самым ухом.

Он резко обернулся. Никого…

И все-таки оставалось ощущение, что чей-то тяжелый взгляд царапает затылок.

Александр Николаевич заставил себя осмотреть лабораторию. Он заглядывал в шкафы и за шкафы, в вольеры.

Наконец он понял, что ведет себя глупо, и вернулся к энцефальеру. Здесь еще раз убедился, что ему нечего опасаться за свой рассудок. Энцефальер был пуст. Этого не могло быть, но это было.

Осознавая чудовищность происшедшего, ученый начал вспоминать тех, кто мог проникнуть в лабораторию. Вначале перед его мысленным взором, словно перед экраном рентгеновского аппарата, проходили те его сотрудники, о которых он знал все или почти все. Здесь были его друзья, потенциальные соперники, претендующие на места повыше, жестокие спорщики и вкрадчивые соглашатели.

После каждого такого просмотра возникали вопросы. Их накопилось уже достаточно много. Предстояло распределение их по важности, по первоочередности прежде, чем сообщить о случившемся другим людям и втягивать их в расследование.

Александр Николаевич с раздражением думал о предстоящих выборах в академии. Надо же случиться такому накануне! Теперь его противники не преминут воспользоваться этим. Брезгливо выпятит губы Глеб Игоревич: «Бывает, бывает… Хорошо, что редко…» «Вы вносите разнообразие в нашу унылую жизнь», — «ободрит» ученый секретарь, нацелившись ему в переносицу льдистыми немигающими глазами.

Думая, Александр Николаевич продолжал по инерции осмотр лаборатории. Его взгляд рассеянно коснулся сплетения проводов, скользнул дальше, затем остановился на месте их соединения и словно прикипел к нему.

Александр Николаевич знал, что никто из сотрудников лаборатории не мог бы так соединить провода, подключив центрифуги к термостатам, термостаты — к микротомам. Казалось, их соединили совершенно случайно, лишь бы перепутать. Словно в лабораторию ворвались шалуны-мальчишки или в лабораторных роботах отказали блоки мозга.

Ученый вспомнил, что один из роботов — его все называли Льодик — должен находиться в нише, справа от энцефальера.

Он заглянул в нишу. Робота на месте не было.

Мысль о том, что Льодик или его собратья могли взять это из энцефальера, казалась нелепой. Однако надо было проверить и ее…

Александр Николаевич достал из сейфа инструкции пользования лабораторными работами ЧИС-8 и ЧИС-9. Через несколько минут закрыл их с облегчением: никакое известное ученым расстройство кристаллического мозга роботов не привело бы к такой патологии. Вывод мог быть один: Льодика увел человек, взявший из энцефальера то, что там находилось.

«Узнав о случившемся, Зоя, наверное, скажет:

«Не расстраивайся, милый, береги здоровье». Знает ли она, как ранят меня ее слова? Да, при такой разнице в возрасте, как у нас, мне надо очень беречь здоровье. Ничего другого не остается… Зоя… И выборы в академии… Почему я объединяю одно с другим? Потому ли, что они меня одинаково волнуют? Одинаково?..»

Александр Николаевич заглянул в кладовку, где должен был находиться близнец Льодика робот Чиф. Не было и его.

«Значит, неизвестный увел обоих роботов, — думал ученый. — Зачем?»

Оба робота способны унести сам энцефальер. В таком случае его содержимое не пострадало бы. Это был, пожалуй, самый разумный вариант похищения, но преступник им не воспользовался. Энцефальер остался на месте, а его содержимого и двух роботов не стало.

«И потом — это необычное соединение проводов… Небывалое, абсурдное, сумасшедшее…»

Ему показалось, что он ухватился за тонкий скользкий конец веревочки. «Вот именно — сумасшедшее, — думал Александр Николаевич. — Сошедшее с ума. С какого ума? Почему меня это должно интересовать? Не все ли равно с какого? Но уйти от этого вопроса, вычеркнуть его из памяти, забыть, хотя бы отстранить, не могу. Неужели он так важен? С какого ума? Известно с какого — с обычного. Обычного — это значит такого, как у меня, у Михаила Дмитриевича, у Викентия… А у роботов только подобие человеческого ума, его частей, функций. Законы психоробики [1] ориентированы на существенное отличие ума робота от ума человека…»

Он еще раз открыл инструкцию пользования лабораторными роботами.

«Могли ли Льодик и Чиф неправильно истолковать какоелибо распоряжение людей?»

Александр Николаевич достал из сейфа кассету с магнитной лентой-памяткой, поставил ее в магнитофон. Все команды роботам должны были записываться на нее.

Мягко щелкнул тумблер. Зашипела по-змеиному лента, потом зазвучали четкие команды, произнесенные знакомыми голосами сотрудников лаборатории: «Приготовить к девяти ноль-ноль для опыта четырех обезьян из вольера номер три». «Закончить ремонт холодильной камеры». «Подготовиться по шестой программе к синтезу белка».

Александр Николаевич перемотал назад ленту. Еще раз послушал последнюю команду. Подготовка по шестой программе предусматривала включение центрифуг, газовых хроматографов, шкафов Вейля и другой аппаратуры. Должно было прозвучать окончание команды: «Остаток синтезированного материала убрать в шкаф и опечатать». Но этой фразы не было. Неужели могли забыть обязательное условие при синтезе белка: весь остаток его после опыта надлежало убирать в специальные шкафы-термостаты и затем каждый шкаф опечатывать.

Александр Николаевич поставил другую ленту, услышал характерные щелчки, тихое завывание ультрацентрифуг. Иногда раздавались шаги и голоса роботов, согласующих свои действия друг с другом. Все эти звуки служили подтверждением того, что роботы безукоризненно выполняли задание. Не было соблюдено лишь одно условие о возвращении остатка белка в шкафы-термостаты, предусмотренное правилами техники безопасности.

Ученый послушал и другие ленты-памятки за неделю. Они свидетельствовали о нормальном ходе экспериментов.

«А может быть, я ошибаюсь потому, что слишком боюсь ошибиться?»

Чтобы рассеять сомнения, ему приходилось снова и снова прокручивать ленты.

Он услышал фразу, произнесенную машинально своим заместителем по лаборатории: «Приготовить питание!»

Вместо ответа «Задание понял» прозвучал вопрос Льодика: «От сети или от аккумуляторов?»

«Я имел в виду питательную смесь».

«По какой программе?»

У Александра Николаевича задрожали пальцы, и он никак не мог перевести рычажок. «Льодик неверно понял слово «питание», — думал он. — Робот спросил:

«От сети или от аккумуляторов?» В ином контексте слово «питание» нужно специально разъяснять роботу, особенно роботулаборанту. И поправку «питательная смесь» Льодик мог воспринять совсем иначе, чем предполагал Михаил Дмитриевич. Ох уж этот Михаил Дмитриевич, этакий рассеянный тихоня с оленьими глазами! Сколько его ни одергивай, сколько ни вытаскивай буквально за волосы из философских раздумий, он все равно погружается в них по всякому поводу. Ему, видите ли, важнее всего «то, что стоит за вещью». И ведь каким упрямым — тихоня! — умеет быть, когда хочет настоять на своем! Разве ему десятки раз не говорилось» чтобы он не употреблял в приказах роботам неоднозначных фраз. «Питательная смесь»! Да ведь Льодик мог понять это выражение не как приказ о подготовке смеси аминокислот и физиологических растворов, а как приказ одновременно подключить питание от сети и аккумуляторов. Подобные случаи описаны в первом томе «Психоробики». Там есть специальный раздел с разъяснениями…