Меч Заратустры

1

Ночью город темен.

Не горят фонари на улицах, не светят лампы в домах, и редко-редко где-то за стеклом дрожит огонек свечи.

Не ездят по улицам машины и люди не ходят – только иногда вдруг мелькнут в переулке всадники с факелами, простучат по асфальту копыта, и снова тишина.

Москва пуста.

Не так давно президент Садового кольца Маршал Всея Руси Казаков отдал приказ точно установить, сколько людей осталось в городе. Его подчиненные очень старались и в конце концов доложили – их осталось точно меньше миллиона. А вот во сколько раз – сказать трудно.

Остальные давно жили за городом – не считая, конечно, тех, кто погиб в мятежах и бунтах, в грабежах и разбоях, в стычках и побоищах золотой лихорадки, кто умер от голода и отравился техническим спиртом, который пытались использовать в качестве горючего, когда кончились бензин и солярка.

Какие-то геологи еще искали по лесам нефть, но уже теряли надежду. Откуда взяться нефти в этом мире, где еще год назад не было никакой органики, кроме странного белого пуха, по поводу которого биологи до сих пор не сошлись во мнениях, можно ли считать его местной формой жизни.

А теперь уже поздно. Теперь органики полно, зато белого пуха нет и в помине. Он весь растворился в почве, перетек в ткани растений, рассосался в крови животных и людей.

Человек, который спешил куда-то по темным улицам, споткнулся о росток тополя в трещине асфальта. Этих ростков тоже полно было в городе – опять-таки по вине белого пуха, который необычайно ускорял рост растений. Поговаривали, что через несколько лет Москва может превратиться в город, затерянный в джунглях.

Споткнувшийся громко чертыхнулся и выронил свою ношу. Его спутники бросились ее поднимать и в сердцах обложили нехорошими словами клиента, которому вздумалось назначить встречу в такой собачий час. Но он слишком хорошо платил, чтобы возражать против его условий или ставить свои.

Клиент тоже пришел на встречу не один. Его сопровождали три бойца в черных кимоно и с закрытыми лицами. Сам он был одет точно так же.

Сопровождающие освещали дорогу факелами, но клиент держался в тени и почти не выделялся на фоне темных стен.

Он даже не вступал в разговоры.

– Сделали? – спросил другой человек, который был посредником в этой сделке и не раз появлялся перед контрагентами при свете дня.

– Как договорились, – ответили пришедшие с ношей и развернули сверток.

Это был меч в ножнах – прямой и узкий восточный меч с короткой гардой и удлиненной рукояткой. Тот, кто его принес, эффектным движением обнажил клинок.

Тускло сверкнула в свете факелов полированная сталь – и в ту же секунду люди в черном приняли боевую стойку с мечами в руках. Только посредник предпочел нунчаки, а клиент в тени вообще не пошевелился.

– Я только показать хотел, – испуганно и виновато сказал человек с новым мечом.

– Не надо делать резких движений, – посоветовал ему посредник и подошел ближе, чтобы забрать меч.

– Сначала плата, – ответил контрагент и отпрыгнул в сторону, крепче сжимая рукоятку меча.

– Сначала вещь, – не согласился посредник. – О плате не беспокойся.

От этих слов ребята с новым мечом забеспокоились еще больше и решили, что это был сущий идиотизм – отправляться на такую встречу среди ночи впятером. Надо было привести сюда весь завод. То есть все, что осталось от многотысячного коллектива.

От него, признаться, осталось не так уж много, но даже сотня человек с обрезками арматуры запросто справилась бы с четырьмя боевиками в черных кимоно.

Но работяг было всего пятеро, и в следующую секунду они потеряли свое единственное оружие, если не считать кистеней и кастетов, без которых в Москве редко кто выходил из дома.

Клиент молча осмотрел меч, а потом вдруг с разворота нанес резкий рубящий удар своему спутнику. Тот отбил его каким-то чудом, а пятеро работяг сжались в ужасе.

– Правильнее было бы убить вас, – глухо сказал им клиент. – Бренное тело – тюрьма для души, и тот, кто цепляется за жизнь, меньше всего ее достоин. И для меча хорошая проверка. Вы когда-нибудь видели, как голова отлетает от тела?

Работяги много чего видели за последний год, а во время водочного бунта своими руками вешали на фонарях тех сволочей, которые добавляли в спирт отраву, чтобы его не пили, а заливали в баки машин. Но им вовсе не хотелось самим ни за что ни про что расстаться с головами в темном переулке неподалеку от родного завода имени Лихачева.

– Но я привык держать слово, – с явным неудовольствием продолжал клиент. – Берите ваше золото.

И он бесшумно отступил в темноту вместе с мечом.

Посредник бросил мешочек с золотом на асфальт и тронулся следом.

Через минуту в переулке остались только работяги, уверенные, что их нагло кинули, и вместо золота в мешочке окажется какое-нибудь дерьмо.

Но там оказалось все-таки золото. Ровно столько, сколько и должно было быть согласно договору.

Однако работяги все равно остались недовольны. Их взяли на испуг, а это всегда неприятно.

– Тоже мне, самурай хренов! – внезапно взорвался тот человек, который принес меч. Когда-то он занимал на заводе руководящую должность среднего звена и в этой сделке тоже играл роль посредника. – Тело ему тюрьма! Да тебе там и место. Таких психов надо за решетку, под замок, и ключ выбросить. Пускай харакири себе сделает этой железякой, козел!

Но посадить кого-либо за решетку и под замок было по нынешним временам затруднительно. По слухам еще функционировали подвалы Лубянки, но о том, чтобы в них сажали преступников, давненько никто не слышал. Эти легендарные помещения использовались по большей части в политических разборках внутри Садового кольца.

А за его пределами бандиты были хозяевами города. Север Москвы держал вор в законе Варяг, а на юге заправляли разные мелкие группировки, которые враждовали между собой, но имели достаточно ума, чтобы объединяться против общего врага.

Но люди в черных кимоно не походили на простых бандитов. Зиловские работяги терялись в догадках по этому поводу и своими размышлениями вслух смертельно надоели старому мастеру, который, собственно, и сделал пресловутый меч.

Сам он клиента в глаза не видел и плевать на него хотел, зато у него были хорошие связи в высоких кругах. Сорокалетнее увлечение художественной ковкой, чеканкой и декоративными работами по металлу не пропало даром. Среди тех, для кого мастер в свое время делал кованые подсвечники, брелки и цепочки, дивной красоты украшения и охотничьи ножи, были очень серьезные люди.

По первой профессии он был ювелир, а по второй – заключенный, сидел при Сталине по политическим статьям, при Хрущеве – по валютным, а при Брежневе – по хозяйственным, но дети от греха пошли в инженеры и в трудный час не забыли старика, взяли его к себе на «ЗиЛ».

А теперь настали такие времена, когда кузнец с опытом, как у Даниила Ароновича, превратился в фигуру стратегического значения, и ему порой было легче достучаться до самых верхов, чем даже самому генеральному директору.

И некоторое время спустя на заводе появился человек с той самой Лубянки. Официально он доставил на завод секретный заказ на мечи, кинжалы, копья и арбалеты для кремлевской службы безопасности, но не поленился зайти к старому мастеру, чтобы в присутствии его ближайших учеников сообщить:

– Есть один человек, по приметам очень похож на вашего клиента. Одевается как ниндзя и без конца твердит, что всех людей надо убить. Его считают лидером секты садомазохистов, которая орудует в Шамбале у Царя Востока, но людей они вербуют здесь, в городе и среди дачников. Но толком про него никто ничего не знает. Разве что кроме одного. Его зовут Заратустра.