Дрейфуя у островков Лангерганса: 38grad54 северной широты, 77grad0073 западной долготы
Дрейфуя у островков Лангерганса: 38grad54 северной широты, 77grad0073 западной долготы читать книгу онлайн
Печатается по изданию: Миры Харлана Эллисона, т.3. Рига, Изд-во "Полярис", 1997, с.304-348.
Внимание! Книга может содержать контент только для совершеннолетних. Для несовершеннолетних чтение данного контента СТРОГО ЗАПРЕЩЕНО! Если в книге присутствует наличие пропаганды ЛГБТ и другого, запрещенного контента - просьба написать на почту [email protected] для удаления материала
Харлан Эллисон
Дрейфуя у островков Лангерганса: 38°54′ северной широты, 77°00′73″ западной долготы
Проснувшись однажды утром после беспокойной ночи, Моби Дик обнаружил, что превратился на своём ложе из бурых водорослей в чудовищного Ахава [1]. С трудом выбравшись из утробы влажных простыней, он проковылял на кухню и набрал воды в чайник. Уголки глаз склеились. Он подставил голову под кран, и по щекам потекла холодная вода.
Повсюду в гостиной были разбросаны дохлые бутылки. Сто одиннадцать пустых бутылок из-под робитуссана и ромилара-CF [2]. Моби Дик-Ахав прошлёпал между ними к двери, приоткрыл её — дневной свет больно ударил по глазам.
— О Господи, — пробормотал он и, зажмурившись, наклонился, чтобы поднять газеты с крыльца.
В полумраке своего дома развернул газету. Заголовок гласил: «БОЛИВИЙСКИЙ ПОСОЛ НАЙДЕН МЁРТВЫМ», ниже подробно описывалось, как было обнаружено в брошенном холодильнике на пустыре в Сикокасе, штат Нью-Джерси, зверски расчленённое тело посла.
Засвистел чайник.
Он отправился на кухню — совершенно голый. Проходя мимо аквариума, заметил, что мерзкая рыба всё ещё жива, сегодня утром она что-то насвистывала — казалось, щебечет голубая сойка, — а на поверхности мутной воды лопаются пузырьки. Моби Дик-Ахав остановился возле цистерны с водой, включил свет и вгляделся в волокна колеблющихся водорослей. Рыба ни за что не желала умирать. Она убила остальных жителей цистерны — куда более красивых и дружелюбных, и резвых, даже больших и опасных рыб — убила всех, одну за другой, а потом выела им глаза. Теперь она плавала в аквариуме в одиночестве — правительница своих грошовых владений.
Он пытался погубить рыбу всеми возможными способами — не шёл лишь на прямое убийство и не прекращал кормить; однако бледно-розовая скорпена прекрасно чувствовала себя в тёмной грязной воде. А теперь она ещё и запела, как голубая сойка… Он ненавидел рыбу с такой страстью, что едва мог сдерживаться.
Из пластмассовой коробочки высыпал на ладонь немного хлопьев, растер их между пальцами, как советовали делать специалисты, и наблюдал за разноцветными гранулами рыбного корма, молоки, семенников рыб, морских креветок, личинок однодневок, овсяных хлопьев и яичного желтка, которые несколько секунд плавали на поверхности воды, пока не вынырнула отвратительная голова, чтобы пожрать всё это.
Отвернулся, яростно проклиная рыбу. Она не желала умирать. Как и он сам, это чудовище не желало умирать.
В кухне, наклонившись над кипящей водой, он впервые осознал смысл положения, в котором оказался. И хотя он ещё не подошёл к той грани, за которой человека поджидает пожирающее разум разложение, в воздухе уже ощущалось отвратительное дыхание — так дикий зверь закатывает глаза, почуяв аромат раздираемой на части падали — один лишь этот запах с каждым днём всё ближе подводил его к безумию.
Он поставил на кухонный стол чайник, чашку, достал два пакетика с чаем. На специальной подставке, которую обычно использовали для поваренной книги, чтобы было удобно туда заглядывать во время приготовления еды, со вчерашнего вечера так и остался стоять не прочитанный томик с переводом «Кодекса Майя». Он налил воды в чашку, бросил туда пакетики и попытался сосредоточиться. Упоминания об Ицамне, верховном божестве пантеона Майя, основной сферой влияния которого была медицина, расплывались у него перед глазами. Икстаб, богиня самоубийства, куда больше отвечала его сегодняшнему настроению — утро выдалось просто отвратительное. Он попытался читать, но слова проплывали мимо, лишённые смысла.
Потягивая чай, он обнаружил, что думает о холодном полном круге Луны. Через плечо бросил взгляд на кухонные часы. Семь сорок четыре.
С недопитой чашкой чая в спальню. На кровати, где он метался в беспокойном сне, остался отпечаток его тела. А на металлических прутьях изголовья болтались наручники с прилипшими клочьями волос и запёкшейся кровью. Он потёр запястья в тех местах, где кожа была стёрта чуть ли не до кости, и пролил на себя немного чая. «Не приложил ли я руку к тому, что случилось месяц назад с боливийским послом?» — мелькнула мысль.
Его наручные часы лежали на секретере. Он проверил их. Семь сорок шесть. До встречи с «Консультационной службой» оставалось чуть меньше часа с четвертью. Он вошёл в ванную, включил душ, и ледяные струйки ударили в кафель стены.
Повернулся к аптечке с шампунем. К зеркалу был прикреплён бинт, на котором красовалась аккуратная надпись:
ПУТЬ, ПО КОТОРОМУ ТЫ СЛЕДУЕШЬ, СЫН МОЙ, ТЕРНИСТ, НО В ЭТОМ НЕТ ТВОЕЙ ВИНЫ.
Потом, открыв дверцу и вытащив бутылку травяного шампуня с приятным лесным ароматом, Лоуренс Талбо решил смириться со своим положением, вздохнул, встал под безжалостный душ, и ледяные арктические воды обрушились на его измученное тело.
Комната номер 1544 центрального здания аэропорта Тишман была мужским туалетом.
Он остановился напротив двери с большой буквой «М» и вытащил из внутреннего кармана пиджака конверт. Бумага была хорошего качества и приятно хрустела, когда он доставал изнутри листок. Адрес правильный — всё совпадает. Тем не менее номер 1544 оказался мужским туалетом. Талбо уже повернулся, чтобы уйти. Чья-то злобная шутка; он не находил в ситуации ничего смешного; во всяком случае, не в его нынешних обстоятельствах.
Талбо сделал один шаг в сторону лифта. Дверь мужского туалета начала мерцать, затуманилась, как ветровое стекло автомобиля зимой, надпись на ней изменилась.
Он прочитал:
КОНСУЛЬТАЦИОННАЯ СЛУЖБА
Комната номер 1544 и в самом деле оказалась «Консультационной службой», как и было написано на отличной бумаге пригласительного письма, которое Талбо получил в ответ на свой запрос, сделанный после того, как он наткнулся на крайне осторожную рекламу в «Форбсе».
Он открыл дверь и вошёл. Девушка за письменным столом тикового дерева улыбнулась, а взгляд Талбо заметался между милыми ямочками, появившимися у неё на щеках, и ногами — стройными длинными ногами, которые были видны в прямоугольнике стола.
— Мистер Талбо?
Он кивнул:
— Лоуренс Талбо.
Она снова улыбнулась:
— Мистер Деметр примет вас немедленно, сэр. Хотите что-нибудь выпить? Кофе? Сок?
Кока-кола?
Талбо вдруг заметил, что его рука, словно по собственной воле, коснулась кармана, где лежало письмо.
— Нет. Благодарю вас.
Когда она встала и направилась к внутренней двери, Талбо спросил:
— А что вы делаете, когда кто-нибудь спускает воду на ваш письменный стол?
Талбо не собирался шутить, потому что был рассержен. Девушка повернулась и посмотрела на него. Он ничего не смог прочитать в её оценивающем взгляде.
— Проходите, мистер Деметр вас ждет, сэр.
Она открыла дверь и отошла в сторону, пропуская посетителя. Тот прошёл внутрь, ощутив мимолетный аромат мимозы.
Кабинет напоминал читальный зал привилегированного клуба для мужчин. Старые деньги. Полнейшая тишина. Тёмные, тяжёлые деревянные панели. Навесной потолок из звукопоглощающей плитки, закреплённый специальным образом — внутри, вероятно, пряталась электропроводка и имелись небольшие полости. Ноги Талбо утонули в толстом мягком ковре цвета апельсинов и жжёной умбры. Сквозь огромное, в целую стену, окно виден был не город, а залив Ханаума у острова Оаху. Яркие аквамариновые волны напоминали клубок змей и, словно кобры, поднимали увенчанные белыми пенными шапками, головы, а потом обрушивались на ослепительно жёлтый песок побережья, питая его смертоносным ядом. На самом деле это вовсе не было окном; в кабинете вообще не было окон. Фотография. Самая настоящая, великолепно исполненная фотография — не голограмма и даже не проекция. Эта стена выходила куда-то в иную реальность, в иные измерения. Талбо ничего не знал об экзотической растительности, но почему-то был уверен, что высокие деревья с острыми, точно лезвие бритвы, листьями, которые росли на берегу, ничем не отличались от тех, что изображаются в книгах, посвящённых каменноугольному периоду развития Земли, и существовали задолго до того, как на ней появились древние ящеры. То, что он видел, исчезло давным-давно.