Встреча в лесу Броселианд

Корепанов Алексей

Встреча в лесу Броселианд

Корепанов Алексей

Встреча в лесу Броселианд

Семь дней и семь ночей прошло после Троицы, и лежал теперь путь

назад, в старый замок Эскладоса Рыжего, что побежден был Рыцарем со

львом в честном бою. Семь дней и семь ночей мечи звенели, семь дней и

семь ночей кони храпели в Камелоте славном, городе Артуровом, семь

дней и семь ночей над столами поднимались кубки тяжелые с вином добрым, и лица красавиц улыбками озарялись в свете факельном, и королева Геньевра платком белым махала. Махала платком государыня Геньевра, приветствуя достойнейших из достойных, сильнейших из сильных, отважнейших из отважных. Семь дней и семь ночей веселье шло и турниры рыцарские при дворе короля Артура, и лежал теперь путь назад, долгий путь сквозь угрюмый лес, лес Броселианд, что тенью тяжелой пал на королевство Артурово.

Дик и мрачен лес Броселиандский и долог путь в чаще его. Сосны могучие небеса подпирают, кустарник высокий стеною встает неприступной, из зарослей папоротника вздохи доносятся тихие. Доносятся вздохи и шепот слабый, зовущий нехристи лесной, иглы шиповника ранят коней, в гуще боярышника огни мигают бледные - то души усопших маются, ждут не дождутся судного дня. Торопят день судный души усопших, с телами соединиться хотят, с телами тех, кто погребен под ковром мшистым, кого успокоил навеки угрюмый лес, лес дикий, лес Броселианд.

Угрюм лес, безлюден. Крикнет птица в глуши лесной, рев быка дикого из чащи донесется - и вновь тишина, как на дне омута глубокого. Тишина зловещая, зачарованная. Вьется под соснами тропа узкая, маячат вдали, за деревьями, поляны изумрудные, и ведать не ведомо, что там дальше, за поворотом, какая нечисть прячется в глубине жуткой, кто глазами светит, в чащобе затаившись...

Едут два рыцаря по тропе узкой, извилистой. Медленно, след в след, кони ступают. Блеснет изредка луч солнечный на глади доспехов - и исчезнет, словно испугавшись чего-то. Едут два рыцаря сквозь лес Броселиандский угрюмый, через семь дней и семь ночей после Троицы. Неторопливо, настороженно кони ступают, чутко слушают шорохи лесные. Едут два рыцаря, забрала подняв шлемов искусно сработанных, а руки на мечах лежат, а копья у седла, и хоть забрала и подняты - в глазах тревога, готовность к бою в глазам рыцарей. Загадочен и дик лес Броселиандский и всего можно ждать в нем: змеев огненных, карликов безобразных, дев прекрасных, что в миг единый в драконов превращаются, замков заколдованных, что встают внезапно в глуши лесной и рушатся с грохотом, в чрево матери-земли проваливаются, когда не выдержит она чар сил нечистых, нехристей страшных, уродливых.

Едут мессир Ивэйн и мессир Говен по тропе лесной, два рыцаря храбрых, отважных, побеждавших не раз в честном бою и змеев огненных, и великанов свирепых. Едет храбрый мессир Ивэйн, славный сын Уриена, короля земли Горр, страны смерти, едет храбрый мессир Говен, славный сын Лота Оркнейского, сводный брат короля Артура. Едут сквозь лес рыцари молодые, отважные, всматриваются настороженно в полумрак чащобы лесной, в полумрак злой, угрюмый, что таит опасности неведанные. Лежит путь рыцарей храбрых из Камелота славного в замок Эскладоса Рыжего, что побежден был мессиром Ивэйном в честном бою, лежит путь к Лодине златовласой, голубоглазой, к Лодине, красавице белокожей, что женой была Эскладоса могучего и что стала женой Рыцаря со львом, Ивэйна отважного, женой стала по воле доброй, а не по принуждению.

Храпят кони в полумраке лесном, ушами прядают добрые кони, чего-то пугаются. На мечах лежат руки рыцарей храбрых. Не раз были рыцари в сражениях страшных, не раз насмерть бились с великанами чудовищными, броды охранявшими, не раз с помощью Господа чары снимали с замков заклятых, заколдованных, но не по себе рыцарям храбрым, но мерещатся им чудища жуткие в лесу диком, глухом, в лесу Броселианд.

И заговорить бы рыцарям, тревогу рассеять, только ни один первым говорить не решается, чтобы в страшном пороке не заподозрили его, в трусости. Уходят назад поляны пустынные, быками дикими истоптанные, шумят мрачно сосны в вышине, и молчат рыцари храбрые, мечи к бою приготовив. Кто скажет, где тот перекресток в глуши лесной, на котором дева стоит дивная, обнаженная, рыдающая, о помощи взывающая, руки к небу воздев? Нет, не дева это, а дракон огненный, девою прекрасной притворившийся!

Молчат рыцари, пробираются медленно сквозь чащу мрачную, отдаляясь от Камелота славного, разгульного. Угрюм и дик лес Броселиандский.

И не выдержал Говен, сводный брат короля Артура, разговор начал мессир Говен, сын Лота Оркнейского. Разговор неторопливый, негромкий в чаще угрюмой леса Броселиандского, на тропе уэкой, что покоя не дает коням иглами шиповника колючего.

- Сударь, - зазвучало слово тихое в чаще дремучей, - давно не был я в этих краях. Много дней провел я в поисках государыни нашей Геньевры, Мелеагантом похищенной, и давно не проезжал этой тропой.

И, встрепенувшись, ответил мессир Ивэйн, отводя взгляд настороженный от терновника густого:

- Да, сударь. Увы, не вас избрал Господь спасителем ее, а Ланселота Озерного.

Как гулко звучат голоса под cocен пологом темным!

Оживились рыцари, и потянулся разговор неторопливый, и незаметна стала тишина угрюмая, и все ближе источник под соснами и замок Лодины златовласой.

Улыбка теплая легла на уста мессира Говена отважного и спросил он, гриву конскую поглаживая:

- Как поживает Люнетта моя милая, помнит ли меня или другой сердцем ее завладел?

- Ждет вас Люнетта ваша темноволосая, верна она слову данному. Дружна она с госпожой и светло в замке от дружбы этой.

Не иссякает разговор, течет, как струя неспешная из-под камня тяжелого. И одиночество не помеха рыцарю отважному, а все-таки веселей вдвоем на тропе лесной.

Трещат ветви сухие в стороне от тропы, ломится кто-то сквозь чащу

дремучую. На мечах лежат руки рыцарей, и к бою готовы мечи, мечи

острые и тяжелые. Кто знает - кабан ли то или дикий бык идет по лесу

угрюмому или великан свирепый спешит к тропе лесной, топот конский

услышав?

Все темнее в лесу Броселиандском, все тревожнее, и невольно копье ищут руки сильные, и быстрее бьются сердца отважные, и зорче в чащу лесную рыцари вглядываются. Не из трусливых мессир Говен, не раз сражался он в битвах страшных, не раз насмерть бился с великанами чудовищными, не раз чары снимал с замков заклятых, но крепко сжал копье рыцарь храбрый и быстрее коня пустил по тропе лесной.

Тихо в лесу, как перед бурей ужасной.

- Сударь, как там лев ваш, спасенный вами от змея огнедышащего? молвил негромко мессир Говен.

- Надежно замок охраняет лев мой храбрый. Спокоен я в дальних краях, ибо даст он отпор достойный всякому, кто к замку приблизится и станет водой поливать камень у источника, чтобы бурю вызвать свирепую.

Сгущается темнота угрюмая, застыли деревья в безмолвии, и молчанию склепа подобно это безмолвие. Давит тишина недобрая и умолкли два рыцаря на тропе узкой, что ведет сквозь лес Броселиандский. Не решаются рыцари храбрые опять тишину нарушить, беду накликать звуками голоса. Глядит мессир Ивэйн на мессира Говена взглядом пристальным, словно хочет сказать ему что-то, но молчит, лишь сжимает крепче бока конские ногами сильными. Прислушивается к чему-то чутко мессир Ивэйн, ждет чего-то...

Ох, не к добру тишина эловещая! И птица не крикнет, и зверь не промчится с треском в чаще лесной, и солнца не видно за деревьями молчаливыми. И хочется вскачь пустить коней могучих, да жутко вспугнуть тишину заклятую.

И - прорвалась тишина! Деревья дрогнули, колыхнулся воздух застывший

- и донесся издали рокот нарастающий. Ближе, ближе... Пронесся рокот, гул загадочный за деревьями и стих вдали, словно в глубину речную ушел. Словно прорычал грозно великан ужасный и смолк, затаился, добычу выслеживая.